Появление Юли в половине десятого вечера стало для Вадима полной неожиданностью. Толковая, разбитная девчонка двадцати двух лет особо адвокатской работой не увлекалась. Девушка была знающая, грамотная, но без мотивации к труду. Да и зачем?
Папа ее давно зарабатывал максимум из того, что можно было заработать в Советском Союзе. Вернее, можно было потратить, не привлекая особо пристального внимания ОБХСС.
Юля всегда имела все. На втором курсе юрфака МГУ, как только ей исполнилось 18 лет, стала разъезжать на «Жигулях». Разумеется, на «семерке», самой последней и престижной по тем временам модели. К окончанию института ее ждала кооперативная трехкомнатная квартира неподалеку от родителей, от родной 3-й Фрунзенской улицы. Одевалась Юля в валютной «Березке».
Училась девочка хорошо, при папе-маме не курила, к спиртному была равнодушна. Потому никаких воспитательных санкций к ней никогда применять не приходилось. К тому же и в школе, и в университете вела себя Юля достаточно скромно, так что и оттуда жалоб на нее не поступало.
Став адвокатом и начав жить отдельно, Юля поняла – что-то в этой жизни проходит мимо нее. Несколько молодых людей, с которыми она познакомила родителей, вызвали такое неприятие со стороны Марии Ивановны, что юная адвокатесса уразумела – никакая подобранная ею самой кандидатура мужа маму не устроит.
Мария Ивановна периодически организовывала знакомства Юли с детьми солидных юристов, друзей или близких знакомых Марлена. Но все эти мальчики, «играющие на скрипочке», не вызывали у Юли никаких плотских желаний. А природа брала свое…
«От мужика должно пахнуть мужиком», – этот почти научный критерий естественного отбора Юля впервые сформулировала, откровенничая с близкой подругой. Та поинтересовалась, что сие значит? Юля объяснила – мужик должен быть независим, умен, немного грубоват, но при этом грубоват интеллигентно, остроумен и хорошо зарабатывать. «А деньги-то его тебе зачем?» – удивилась подруга, явно намекая, что уж в этом-то Юлька точно не нуждается и никогда нуждаться не будет. Как-никак, единственная наследница.
Понять подругу было легко – разговор происходил на даче Марлена, трехэтажной, огромной, окруженной полугектаром земли. Никто, кроме высшей советской элиты, не имел таких владений. У самой подруги не бедные по ленинградским меркам родители считали за счастье обладание 12 сотками в Комарове. Это поднимало их над сотнями тысяч «садистов», стандартных граждан, получивших от государства по 6 соток «неудобий» для разведения сада и огорода и строительства дома без печки максимальной площадью в 24 кв. метра.
Юля объяснила: «Если мужик к тридцати годам, а моложе меня не интересуют, еще не начал прилично зарабатывать, то он не мужик по определению! Мне не деньги его нужны, а характер!»
Но свободных таких мужиков не было. «Всех разобрали!» – жаловалась Юля со смехом и потому жила одна, хотя и просыпалась по утрам частенько не в одиночестве.
Вадиму в Юле нравился легкий нрав. Всегда улыбающаяся, приветливая, слегка кокетливая, но вполне серьезная, если ей поручалось какое-то важное дело.
В суде Юля стервенела – оппонент моментально становился для нее смертельным врагом, и она рвала его в клочья. Однако сразу по окончании процесса могла подойти к еще не остывшему противнику, мило улыбнуться, рассказать анекдот и распрощаться, оставив впечатление вполне милой и интеллигентной девушки. Так что Юлю, в отличие от самого Вадима, коллеги любили. И имя отца здесь было ни при чем.
– Корпишь, Вадик? – Юля хохотнула, задорно закинув назад голову.
– Угу, проверяю домашние задания нерадивых старшеклассников, – в тон ей ответил Вадим. Появление этого веселого создания в душном подвальном кабинете неожиданно подняло настроение Осипова.
Не переставая смеяться, Юля подошла к столу Вадима, по-хозяйски, не обращая внимания на его удивленный взгляд, сдвинула стопку бумаг с края на середину, и села на освободившееся место. Получилось, что откинувшийся в кресле Вадим оказался почти напротив Юдиных обнаженных коленей. Он непроизвольно посмотрел на Юдины ножки и впервые заметил, что у нее не только аристократические тонкие щиколотки, но и очень маленькие, изящные коленные чашечки, подчеркивавшие стройность ног.
– Работай, работай, – продолжая улыбаться, распорядилась Юля. – А я побуду твоей адвокатской музой. На часть директорской зарплаты не претендую! Вдохновение не продается, только дарится.
– Впервые вижу зардевшуюся музу, – отшучивался Вадим, чувствуя непонятное стеснение.
– А как же мне не покраснеть от волнения и трепета? Быть вдохновительницей такого великого адвоката… – она задумалась и загадочно-кокетливо добавила: – к тому же я не знаю, какие ассоциации вызывает у тебя женщина, расположившаяся на твоем столе…
– Прежде всего, красивая женщина! – Вадим не прочь был тоже пококетничать. – И, прямо скажем, не расположившаяся, а оккупировавшая…
Только сейчас Вадим сообразил, что Юлькин приход и ее поведение могут быть не просто случайностью. Конечно, он сразу заметил, что под тонюсенькой Юлиной кофточкой не было лифчика, и очертания ее немаленькой груди четко просматривались через оттопыренною сосками шелковую ткань. «А может, ей просто скучно стало и нечем заняться сегодня вечером», – нашел спасительное объяснение Вадим.
Но Юля быстро развеяла его сомнения. Она наклонилась вперед, крепко взяла его руку и приложила к своему сердцу. При этом приподняла левую грудь рукой Вадима так, чтобы он мог предметно ощутить, что ей есть чем гордиться.
– Слышишь, как я волнуюсь?.. – Улыбнулась и, тихо хохотнув, добавила: – За судьбу проверяемых тобой документов, разумеется…
Вадим взаправду растерялся. При этом он почувствовал, что возбуждение, охватившее его, вызвало не только учащенное сердцебиение, – оно быстро стало принимать и более конкретные формы…
– Да, я хочу этого, – вдруг совершенно серьезно сказала Юля. И после небольшой паузы повелительно сообщила: – И ты тоже!
Она спрыгнула со стола и села на опешившего Вадима, обхватив его бедра ногами. Юбка при этом, естественно, задралась, и взгляд Вадима уперся в прозрачные кружевные трусики, не скрывавшие, а, наоборот, приковывавшие внимание к тому, что было под ними.
Юля схватила Вадима за волосы на затылке и запрокинула его голову. Впилась губами в его губы, крепко прижимаясь к груди Вадима. Вадим почувствовал Юдины соски с такой отчетливостью, будто их не отделяли от него ни ее кофточка, ни его рубашка. Больше он контролировать себя не мог. И не хотел!
Вадим начал расстегивать мелкие пуговки на Юлиной кофточке. Руки дрожали, пуговицы не слушались. Юля была не столь бережлива, как Вадим, отпустила его волосы, чуть отодвинулась и рванула на себе блузку. Вадим схватил Юлыданы груди, только сейчас осознав, как давно ему хотелось до них дотронуться. Пальцы Вадима стали нежно переминать сосочки, Юля застонала, не прерывая поцелуя. Вадим телом услышал мелкую дрожь, охватившую девушку. Но ее руки, оказавшиеся между его ногами, действовали куда увереннее, чем его собственные несколько мгновений тому назад. Юля знала, чего она хотела, и брала уверенно. Как привыкла всегда брать по жизни.
– Ого! – Юля с восторгом посмотрела на то, что оказалось в ее руках, – я догадывалась, что у тебя масса достоинств, но не до такой же степени!
Вадиму было не до шуток, он даже не понял, что ему только что сделали комплимент. Однако на каком-то подсознательном уровне он почувствовал, что оснований волноваться больше нет. Осталось только желание, мозги отключились. Но управление процессом Юля уже ему не доверяла. Она сама сдвинула в сторону трусики и…
Все происходило так стремительно и горячо, что Вадим ничего не помнил, ничего не соображал, только наслаждался. Правда, когда Юлька смахнула со стола большую часть бумаг, освобождая место для более удобной позы, мысль о том, что все это придется собирать и опять разбирать по стопкам, на мгновение вернула Вадима к реальной жизни. Но Юлька знала, что делает, и через мгновение Вадим опять был не способен ни о чем думать.
