Безобразно короткие и толстые мачты почти ложились на воду, — так сильна была качка. На задней мачте болтались какие-то лохмотья, остатки импровизированного паруса. При помощи этого паруса экипаж, видимо, пытался заставить пароход повиноваться рулю.

Капитан приказал вызвать на мостик Тихонова и старшего механика. Опытным взглядом бывалого моряка Воронов изучал «Морской цветок» и, несмотря на ужасное положение корабля, не замечал признаков немедленной гибели.

Будь это пароход обычной конструкции, Воронов считал бы, что он продержится еще достаточно долго, по крайней мере до конца шторма. Но кто их знает, каким запасом «живучести» обладают «пловучие гробы»!

Старший механик заметил:

— Пароход дрянь, но он из последних серий. Продольные связи у них несколько прочнее. Еще протянет. Но торопиться надо.

— Ну что ж, действуй, Иван Петрович, — обратился Воронов к старпому, пожалуй, в первый раз за всё время их совместной службы называя его на «ты», и, взглянув в глаза, крепко пожал руку. — Действуй, медлить нельзя.

Теплоход продвинулся немного вперед, так что «Морской цветок» оказался за его кормой. Затем вспомогательный прожектор выключили, а главный начал мигать, передавая запрос азбукой Морзе, — в состоянии ли американцы принять и закрепить у себя буксир.

Через несколько секунд был получен положительный ответ.

Тихонов поспешил вниз. Вскоре на корму поволокли тяжелый, похожий на старинную пушку, ракетный станок. С мостика жутко было смотреть, как волны то и дело накрывали копошившихся на палубе моряков. Наконец станок был установлен, принесен ящик с тонким, особым образом уложенным канатиком, прикатили тяжелую бухту буксирного перлиня, сплетенного из стальных оцинкованных проволок.

Тихонов, сорвав с первой ракеты толстую, как картон, бумажную упаковку, прикрепил к ней конец каната, вложил в ствол станка… Полыхнула оранжевая вспышка пламени — дым и звук выстрела унесло ветром.

В луче прожектора появилась серебряная, точно проведенная по линейке линия. Это был прикрепленный к хвостовой части ракеты канатик. На него, затаив дыхание, с надеждой смотрели моряки обоих судов. И вдруг… канатик заколебался, изогнулся, провис и бессильно упал на воду. Оторвавшаяся ракета унеслась одна.

Канатик, чтобы он не запутался в винтах теплохода, быстро выбрали. Тихонов, недоумевающе покачивая головой, вставил в ствол станка следующую ракету.

Она оторвалась, пролетев каких-нибудь двадцать-тридцать метров.

Перед запуском третьей ракеты старпом внимательно ее осмотрел, пытаясь разгадать, в чем кроется причина неудач. Затем привязал канатик к кольцу в хвостовой части ракеты сложнейшим морским узлом, но и этого ему показалось недостаточно. В кармане у боцмана нашелся кусочек тонкого шкертика, а у одного из матросов — моток медной проволоки. Кольцо ракеты и ближайший к нему кусочек каната оплели шкертиком и обмотали проволокой.

Американцы, не понимавшие, видимо, причины задержки, начали приходить в отчаяние. Может быть, они даже решили, что русские после двух неудач прекратят дальнейшие попытки им помочь. На мостике «Морского цветка» вдруг вспыхнул какой-то очень яркий фальшфейер, и вверх взлетели сразу одна за другой несколько красных ракет.

— Передайте американцам, чтобы погасили фальшфейер, — приказал Воронов. — Такой яркий свет нам мешает.

Прожектор на крыше рубки опять замигал; огненный шар фальшфейера, описав в воздухе короткую дугу, шлепнулся в воду и погас.

У Тихонова, пока он чиркал о специальную терку толстые, специальные спички, не гаснущие на ветру и не боящиеся брызг, дрожали руки.

«Если и на этот раз неудача, — значит, ракеты бракованные или испорченные», — подумал он. Спичка загорелась с треском, рассыпая вокруг крупные искры.

«Ну, была не была», — он ткнул спичкой в фитиль, так и оставшись стоять на коленях.

На миг его ослепило пламя и оглушил выстрел. Потом он увидел канатик, пролетевший уже значительно большее расстояние, чем в предыдущие разы.

Старпом быстро взглянул на канатный ящик и чуть не вскрикнул. Пока ракета увлекала за собой канат, витки его, сложенные рядами в ящике, быстро распускались, а теперь вдруг перестали разматываться, а как бы нехотя распрямлялись; ракета снова не достигла цели.

— Начинай всё сначала! Торопись, товарищи!

Старпом старался придать голосу начальственную строгость, но сам уже не верил в успех. Ракет было всего пять штук, три из них израсходованы. Едва ли две оставшиеся окажутся лучшего качества. И матросы, выполняя его приказ, тоже действовали не с таким проворством, как прежде. Все были слишком подавлены, слишком озабочены, и поэтому никто не обратил внимания на то, что один человек из тех, кто находился на корме, исчез. Матрос Горшков потихоньку распустил веревочную петлю вокруг пояса, которой он был, из предосторожности, привязан к поручням, тихонько спустился по трапу и, прячась за палубный груз, кинулся бежать. Достигнув центральной надстройки, грохоча тяжелыми сапогами, промчался по коридору, не спустился, а просто соскользнул на руках по гладким поручням в машинное отделение, а оттуда в маленькую, отгороженную сеткой из проволоки каморку за пожарной помпой, где помещались электрики.

— Демин!.. Демин!.. Аркаша!..

Испуганный неожиданным криком Демин отпрянул от щита с рубильниками.

— Есть Демин!. Что случилось?!.

Горшков схватил электрика за руку, потащил за собой, на ходу пытаясь ему растолковать, что Демин, как бывший артиллерист, один в состоянии выяснить причину неудачи с ракетами.

Демин остановился на половине пути, задумался.

Ракеты отрываются! Значит, слишком велика их начальная скорость. Уменьшить заряд невозможно; заряд из прессованной взрывчатки. Как же смягчить рывок?

И вдруг что-то придумав, как был в легком комбинезоне, с непокрытой головой, кинулся на палубу.

Капитан, когда они оба вбежали в рубку, невольно переменился в лице.

— Авария?!

Демин, вытянувшись по-военному, ответил:

— Разрешите доложить. Нет, мы насчет ракет!

И, не дожидаясь разрешения, торопливо начал объяснять:

— Понимаете, в момент вылета ракеты канат испытывает чрезмерное напряжение. Пружину бы приделать к ракете, а уж к ней привязывать канат.

— Пружину?! Зачем? Что она даст?

— При запуске ракеты пружина растянется и ослабит рывок на канат.

Капитан сразу оценил это предложение. Горшков был послан к Тихонову с приказом отдать оставшиеся ракеты Демину. Ракеты отнесли в ремонтную мастерскую и с помощью механиков уже через несколько минут к ним прикрепили короткие, но прочные пружины.

Демин сам нацелил станок. Но и он волновался не меньше Тихонова.

Ракета, выпущенная Деминым, взвилась выше, чем прежние. Долетит или не долетит?.. Серебряная нить не падала… Вот канатик уже над «Морским цветком», начинает опускаться, образуя плавную кривую, как траектория трассирующего снаряда. Ракета упала в воду далеко за пароходом, а канатик лег как раз поперек палубы.

Американцы начали выбирать его на себя.

К канату привязали толстый стальной перлинь; он тяжело соскользнул с кормы в воду. «Кузнец Захаров» стал осторожно разворачивать аварийный корабль и повел его за собой. Одновременно лебедкой выбрали лишнюю длину буксирного троса, чтобы американское судно не очень «рыскало» по сторонам.

На ходу «Морской цветок» точно приосанился, выпрямился, стал меньше качаться.

Незадолго до запуска четвертой ракеты капитану доложили, что за кормой открылся красный свет маяка на острове Сан-Хоакин. В условиях плохой видимости это значило, что теплоход ближе, чем это было допустимо, подошел к подводным скалам.

Воронов ничего не ответил. С биноклем в руках он поднялся на крышу рубки и оттуда наблюдал и за тем, что происходит на палубе и за огнем маяка. Но когда оба судна уже находились в безопасности, точно продолжая начатый ранее разговор, сказал Курганову: