И Воронову, и Брусницыну не было надобности заглядывать в «лоцию морей» — справочную книгу, содержащую подробное описание этого участка океана и его берегов. Они и так помнили, что Сан-Хоакин необитаем, — к его почти отвесным берегам редко удается пристать даже в тихую погоду. Несколько лет назад с большим трудом здесь удалось соорудить автоматический маяк, на высокой железной мачте. Горелка маяка заряжается раз в год.

Руководства по мореплаванию советовали не приближаться к Сан-Хоакину, а огибать его на почтительном расстоянии. Эти места из-за обилия подводных рифов издавна пользуются печальной славой «кладбища кораблей». А ураган гонит беспомощный «Морской цветок» именно сюда.

Капитан сказал, что он сам всё время будет находиться в рубке, потому что придется идти напрямик в непосредственной близости от опасных рифов.

Даже очень опытный, бывалый штурман мог легко совершить ошибку при таких условиях, в какие теперь был поставлен Брусницын. Придется всё время учитывать скорость ветра, сносящего корабль с курса, и силу берегового подводного течения.

«Может быть, всё же лучше вызвать на вахту Курганова? — продолжал размышлять капитан, отойдя к столу и нанося на карту координаты „Морского цветка“. — Нет, не стоит». — Он взглянул на маленький нарисованный карандашом крестик, обозначавший указанное в радиограмме местоположение американского парохода, и помрачнел. Потом обвел крестик кружком. Обычный условный значок выглядел сейчас на этой карте, как зловещий символ.

Воронов произвел нужные вычисления, затем, наложив раздвижную штурманскую линейку, новой чертой соединил место, где находился теплоход, с местом, помеченным на карте крестиком. Курс лежал на Сан-Хоакин.

— Приготовиться к повороту!

— Есть приготовиться к повороту! — в один голос повторили приказ капитана Брусницын и рулевой. Затем штурман еще раз повторил его в телефон, соединенный с машинным отделением.

— Поворот! Лево руля! Еще! Еще! Так держать!..

Теплоход круто повалился набок. Если бы груз в трюмах сдвинулся, пополз, съехал на один борт!.. Случалось, что суда, на которых груз был плохо закреплен, опрокидывались и погибали в несколько минут, но «Кузнец Захаров» медленно выпрямлялся. Капитан едва сдержал вздох облегчения. Он встретился взглядом с Брусницыным: «Ну, теперь дело за тобой, штурман, веди корабль». И штурман также взглядом ответил: «Есть, будет выполнено».

В рубку вошли мокрые Тихонов и Курганов. Довольно тучный Иван Петрович, пробираясь по палубе, видимо, основательно хлебнул соленой воды и всё время морщился.

Капитан протянул им радиограмму, оба прочли. Затем Курганов осторожно вытащил одну из кнопок, которой была пришпилена карта, и приколол радиограмму к столу.

— Ближе чем на полкабельтова[15] нам к американцам никак не приблизиться, это в лучшем случае, — сказал капитан. — А если «Морской цветок» пригонит к скалам, придется держаться на расстоянии кабельтова, а то и двух.

Он вопросительно взглянул на своих помощников.

— Да уж ближе никак, — развел руками Тихонов, — стукнемся!

— Спасательные ракеты — единственное, чем мы можем воспользоваться.

Голос капитана звучал не совсем уверенно. Он испытующе взглянул на Тихонова и Курганова, но те промолчали.

Спасательные ракеты принято считать отжившими свой век. Их давно уже не применяют. На «Кузнеце Захарове» комплект ракет появился случайно; оказался на портовом складе, и его передали на одно из судов, уходящих в дальнее плавание.

При помощи ракеты, пустотелого стального цилиндра с оперением в хвостовой части, как у авиабомбы, можно перекинуть с одного корабля на другой тонкий канатик, а затем уже передать и надежный трос. По тросу, как по подвесной дороге, пустить спасательную люльку и по очереди переправить весь экипаж гибнущего судна либо использовать этот трос как буксир.

В результате короткого совещания Воронов и оба штурмана пришли к выводу, что если «Морской цветок» нельзя будет взять на буксир, то придется вместо спасательной люльки пустить по воде пустую шлюпку. Американцы ее сначала подтянут к себе, а затем, уже с людьми, ее таким же образом подтянут к теплоходу.

— Решено, Иван Петрович, готовьте к действию ракеты, — сказал Воронов.

Но когда оба моряка уже были у самой двери, капитан их вернул.

— Я хочу напомнить, — сказал он твердо, — что мы идем на опасное дело. Разъясните как следует остальным нашим товарищам, что если бы вопрос стоял не о спасении человеческих жизней… я бы не принял такого ответственного решения.

Минут через десять после ухода Тихонова и Курганова, Брусницын, подойдя к прибору, показывающему направление и силу ветра, вдруг замер, не веря своим глазам. Прибор показывал, что ветер стал порывистым.

Это был первый признак того, что шторм идет на убыль.

Обрадованный штурман доложил о своих наблюдениях капитану. Оба прильнули к стеклам. Завеса перед их глазами на миг исчезла, рассеялась. Стал виден океан — гигантские волны и чуть не задевавшие за них увенчанные седыми гребнями вершины темные, куда-то стремительно несущиеся тучи. Но вот брызги опять взметнулись, закрыв всё белесой пеленой.

Брусницын, сам того не замечая, тер рукой стекло и всё твердил:

— Вот видите, видите, раньше ведь вообще ничего не было видно. Это уже хорошо, очень хорошо…

Капитан согласился.

Да, это можно считать переломом. Но пройдет еще много времени, не час, не два, не три, пока уляжется этот проклятый ветер.

Никто еще не знал этих американцев с «Морского цветка», но у каждого за них болела душа, как будто опасность грозила людям, к которым успели привязаться.

«Только бы не опоздать!» — Эта мысль заставляла механиков и мотористов давать невероятную перегрузку машинам; матросы, рулевые, штурманы, судовой врач, — словом, весь экипаж теплохода не мог думать ни о чем другом. «Только бы поспеть во-время!»

Уже час, как не было связи с гибнущим пароходом. В радиорубке дежурили по два радиста. Они часто сменяли друг друга, потому что, когда человек долго напрягает слух, внимание его невольно притупляется. Иногда на той волне, на которой работала рация «Морского цветка», возникали какие-то слабые звуки. Но они тонули в грохоте грозовых разрядов, заглушались более мощными передатчиками.

Радисты плотнее прижимали руками наушники к голове, замирали, боясь пропустить хоть малейший шорох в эфире.

Может быть, на «Морском цветке» ослабли аварийные аккумуляторы, их мощности не хватает для передачи сигналов, но достаточно, чтобы вести прием? И радисты снова и снова посылали в эфир:

«„Морской цветок“!.. „Морской цветок“!.. Говорит советский теплоход „Кузнец Захаров“… Идем вам на помощь… Держитесь до последней возможности… „Морской цветок“!.. „Морской цветок“!.. Идем вам на помощь… Держитесь до последней возможности… Идем вам на помощь!..»

Впоследствии так и не удалось вспомнить, кто первый и по какой причине решил вынуть из книжного шкафа справочник с бюллетенями страховых обществ и заглянуть в него. В справочнике было сказано, что грузы, перевозимые пароходами, принадлежащими компании «Голубая звезда», принимались на страхование по самым высоким тарифам, и за их утрату выплачивались самые низкие премии. И тогда многие вспомнили, что видели эти пароходы не раз; их легко было узнать по отличительному знаку на трубе — голубой звезде, окруженной надписью «Блу стар компани». Такие пароходы моряки всех стран называют «пловучими гробами».

«Пловучие гробы» или «пловучая упаковка для грузов» — это почти официальное название закрепилось за определенным типом судов, которые американские верфи выпускали во время войны, когда потери в транспортном флоте достигли катастрофических размеров. Их спускали на воду целыми сериями, и постройка каждой серии занимала меньше времени, чем постройка одного нормального судна. Но и рассчитаны они были на очень короткий срок службы: «Для войны! Только для войны».