Литмир - Электронная Библиотека

- Мужчина, - коршуном кинулась Люся, лет сорока пяти - сорока семи от роду, - нельзя в нетрезвом…

- Чевой-то, - обернул к ней страшные, белые глаза кудлатый, уже как-то успевший тяжело сесть за второй от эстрады столик, - чево надо-то тебе? Выпимши, ну так што?

На голос, на сиплый его бас откуда-то из служебных помещений выдвинулся тип в полувоенной форме, мосластая жердь под метр девяносто, обутая в непременные ботинки на толстой подошве. Тоже, надо сказать, - знаковая фигура и порождение самых последних времен. То там, то здесь, в ресторанах, дорогих кафе, концертных залах, и даже в подсобках магазинов начали устраиваться такие вот, - в полувоенной форме "младшие помощники поваров", "подсобные рабочие", грузчики и такелажники.

Этот экземпляр, похоже, чего-то такое знал, - как знал и свое дело: увидев, он оценил обстановку, а оценив, - втянулся так же, как только что выдвинулся. Вместо него появилась аварийная бригада другого рода: залысый старший официант, с непередаваемым, эксклюзивным старшеофициантским выражением на уклончивой физиономии. Увидав гостя, он неуловимым движением скользнул к месту прорыва.

- Юрий Фоми-ич! - Пропел он по ходу скольжения, надевая на себя выражение бесконечного счастья от встречи, - какие-то проблемы?

И - как то совершенно незаметно оттер Люсю от посетителя.

- Здравствуй, милок. Вот, - не хочут принимать… Выпивши, говорят, Алабаев.

- Ну-у… Люся у нас еще молодая, - он хихикнул в знак того, что шутит и приглашая следовать за собой, - неопытная. Не узнала. Вы уж извините ее.

- Да чего уж, - он снова вперился в лицо официантки, - придется. Тока наперед - смотри-и…

- Чего подать-то, Юрь Фомич?

Позади него, извлеченные из своих убежищ таинственным зовом, природа коего науке еще неизвестна, выстроились как минимум двое официанток и один официант, - молодой, зализанный, из новых.

- Ну… Рыбки там, икорки, грибочков, ветчины. Огурчиков солененьких, В общем, - все, что полагается, и побольше, - я ж с друзьями.

- Ага. Ты, Филь, записывай. Значит, так…

- Это еще, - осведомился из своего темного уголка Петр, - что за чудо?

- А это, - ответил Голобцов, который относился к категории людей, которые Всегда В Курсе, - ты правильно сказал, старик. Именно что чудо. Только слыхал, вот только не думал, что самому доведется…

- Ну так говори. В чем дело-то? Напустит на себя, понимаешь…

- Тут понимаешь ли, старик, такое дело… - Говорил он чисто машинально, не слыша сам себя, потому что продолжал напряженно следить за гостем. - Такая штука, понимаешь…

- Да ну тебя, - шлепнула его по руке Вика, - рожай уж!

- Я, конечно, ничего не могу гарантировать, но если мне не наврали… Если мне не наврали, говорю вам… То мы имеем счастье лицезреть так называемого Красного Барона.

- Это еще кто?

- Как, ты разве не проходил в шестом классе, кто такие были бароны? Это, Петь, были такие феодалы, крупные землевладельцы, сторонники феодальной раздробленности и жестокие угнетатели трудового крестьянства…

- Я знаю, кто такие бароны. Были. Ты мне скажи, - это кто?

- Так я ж тебе говорю, - барон, только Красный. Каким ж ему, нашему советскому барону, еще быть? То-олько Красным…

- И он тоже, значит, владеет, раздробляет и угнетает?

- Говорят - еще как, но точно не знаю. Зато знаю кое-что другое. Что для нас поинтереснее будет…

- Ты не напрягайся, не напрягайся… - Проговорила Оксана, накладывая на него свою красивую, округлую, прохладную руку и усаживая в кресло, с которого он, сам того не замечая, привстал. - Ты расслабься… Вот та-ак…

- Не знаю, - фыркнула Вика, - по-моему - так он больше не на борона похож, а на старорежимного купца. Как их у нас любят показывать. Бароны - они ж аристократами были, комильфо все из себя.

- Это ты не про тех баронов говоришь. Про поздних. Про неправильных. Про тех, у кого все поотбирали. А те… Ого! Они б сами у кого хочешь отобрали б…

- Вы тут по делу, Юрь Фомич, - продолжал тем временем принимать дорогого гостя мэтр, - али так просто?

- А то ты не знаешь… Две тыщи тонн свинины, как единый килограммчик! Кстати и выручил кое-кого, кре-епенько выручил… Отметить это дело оставляли, а я посидел-посидел, - да и пошел себе… Звиняйте, говорю, граждане-товарищи, спасибо вам за ласку, - а только у меня август. Страда, значит. Глаз да глаз.

- А вы, Юрь Фомич?

- А - надоело мне с ними. Скушно. Одна видимость, а так - са-амые пустяковые люди…

- Пить-то что будете, Юрий Фомич? Коньяк есть, арманьяк, виски? Водка "Абсолют"?

- Ну-у… "Чивас Ригал" у тебя все равно нет, а если есть, - так подделка… Ты знаешь, чего? Ты того, - мое неси…

- Так ведь милиция…

- На меня вали, ежли что. Я с Григорием Ахметычем сам поговорю.

- На всех?

- Давай! И дюжину "Клико" для начала. Холодное есть, нет ли?

- Для вас, Юрий Фомич - найдем. Последнее выскребем. А заморозить недолго.

- Ага. Тогда еще ананасов ломтиками и дыньку, ту, узбекскую. Кубиками и без корки. И моего давай. Сразу давай. Потому как мужикам шампузия твоя - и вовсе ни к чему. Не понимают они в ней толку, понимаешь? Я и сам не очень-то, а уж они… Вот ты скажи, организм, - обратился он к одному из потертых, - ежели между нами, - тебе ж ведь и водка не очень-то? Тебе б партюхи стакан - и ладно? А - не выйдет. Сегодня ты у меня будешь потреблять исключительно только благородные напитки…

Благородные напитки тем временем внесли. Три графина - отливали жуткой, в черноту отдающей буростью. Три - зловеще, с сильным уклоном в лиловое и сизое отдавали лазурью. Три - светились неестественным янтарем, но, хотя бы, - прозрачным. Красный Барон, по непостижимому извиву своей аристократической психологии первым же делом набурил высокий, исчезающе-прозрачный с радужными отливами, как у мыльного пузыря, неизреченно изящный стакан бурой субстанции и преувеличенно-твердой рукой водрузил его перед попавшим под раздачу "организмом".

- Пей! Чай, почище портвейну-то будет…

- Слушай, Фомич, я…

- Потом, - ласковенько кивая, промурлыкал Юрий Фомич, - говорить будешь. А сейчас - пей, мил друг. И пусть тебя утешает, что это - на халаву. Кода еще в следующий раз такое щастье тебе еще подвалит, а?

Глаза его снова стали страшными, и очень даже наглядно, в подробностях представилось, каково это, - становиться на дороге этого чудища. Понтрягин, коего происходящее пока что никак не касалось, наблюдал за происходящим с чувством какой-то сладкой жути, как за акулой, жрущей живую свинью, - так, чтоб кровь в воде - клубами, тучами, грибами фантастических взрывов. "Организм" затравленно глянул на подателя щедрот и, давясь, выцедил стакан до дна, задохнулся, хватая воздух - ртом и протянутой в воздух десницей, а потом - выдохнул.

- Молодец! - Сказал Фомич, сокрушительно хлопнул молодца по плечу, склонил голову набок и внезапно взрывообразно расхохотался. Потом он, не глядя, пошарил в высокой вазе нашарил маленький хрусткий огурчик и собственноручно протянул его пострадавшему. Руки у него были, надо сказать, страшными: нет, разумеется, - не грязные и без траура под ногтями, но все равно - в сплошной коре мозолей, заскорузлая, покрытая чудовищно грубой, даже на вид - как пемза шершавой, покрытой старыми шрамами кожей. Ремни сухожилий на запястьях делали их громоздкими до неуклюжести, так, что руки казались негнущимися, как и пальцы, больше похожие на корни какого-то ритуального дуба либо же на клешни гигантского краба, с короткими, вросшими ногтями, напоминающими больше всего морские раковины. Ежели это и могло быть руками кабинетного работника, то разве что только совсем-совсем недавнего. Страшно было даже подумать, сколько всего поднять, сломать, прибить, перенести, вскопать, вспахать, починить, согнуть и натянуть надо успеть, чтобы заработать такие руки. Зачинатель, отдышавшись, хрустел огурцом и все больше бледнел, только маленький, несерьезный какой-то носишко на этом мучнисто бледном лице рдел запальной краснотой.

59
{"b":"266552","o":1}