- А? - Вновь подошедший приостановился, но потом прищурился, впрочем, - не трогаясь с места. - Сказать-то все можно, - только за такие слова отвечают.
- Спрашивай. - Сонные глазки неподвижного Сережи, не моргая, вперились в собеседника. - Вот только слово это дважды не повторяют. Так что и за то, что я у тебя вроде как псом брехливым выхожу, тоже ответить можно.
- Не, Юрок, - еще один из четверки, тот, кто доселе не участвовал в беседе, помотал головой, - на это я не подписываюсь. Ну его на хер. Это дело, в смысле…
Некоторое время деловитый Юрок продолжал стоять в позе гордой и вызывающей, заставляя свой взор грозно блистать, но так, чтоб блеск этот с каждой секундой становился все менее ярким. Майкл прямо-таки видел, что все мысли его посвящены тому, чтобы выйти из положения с минимальной потерей лица, - вот только причины этого, равно как и смысл происходящего действа оставались для него совершенно непостижимыми. Наконец в узкий лобик пришла парня пришла гениальная идея.
- Пошли, Андрюх, - деловитый Юрок приобнял приятеля за плечи, пытаясь увлечь его в сторону, - без понтов, пустые они, поэл?
Но тот, подавшись было, вдруг вывернулся каким-то неожиданно-гибким, прямо-таки змеиным изворотом поясницы и торса, а потом, замедленным движением наложив на грудь приятеля вялую длань, вдруг со страшной силой отбросил его бренное тело на несколько шагов, так что тот не смог удержаться на ногах и вперед головой нырнул в клевер, пробороздив его плечом, ягодицей и всем правым боком.
- Ссыкло, - стеклянным, лишенным всякого выражения голосом сказал Андрюха, - очкун вонючий…
А Майкл при помощи своего вдруг необыкновенно, - прямо-таки до излишнего, - обострившегося зрения вдруг с ужасом заметил, что в углу рта его обсыхает скудная сухая пенка. Но даже этого зрения не хватило, чтобы заметить, откуда в руках парня появился нож со щучьим носом. Он прыгнул мгновенно, не приседая и вообще никак не изготавливаясь, как будто его швырнула какая-то скрытая пружина, но Сережа как-то страшно неудобно шагнул вперед, делая удар ножом явно невозможным, - и ударил нападавшего в челюсть. Майкл - знал толк в боксе: так вот тут все было по-настоящему, без дураков. Как кирпичом, - раздался скверный, влажный хруст. От такого удара без памяти повалился бы средневес-профи, битый-перебитый, но этого уличного драчуна только коротко встряхнуло, отбросило напряженное тело назад, и он без паузы рванулся вперед, как носорог, полосуя перед собой финкой. Сережа пятился, поворачивался то одним боком, то другим, - и непрерывно бил, попадая каждым ударом. На взгляд Майкла, - короткорычажные, толстые руки провожатого били, как молоты, с совершенно расквашенного, покрытого рваными ранами, на глазах распухающего лица при каждом ударе брызгала кровь, удары в корпус отдавались жутким нутряным гулом и хряском, но бандит, казалось, не чувствовал боли. Долго это продолжаться не могло, и, казалось, мысль эта передалась Сереже, потому что он коротко ткнул врага в горло, кажется - костяшками пальцев, но поручиться за это Майкл не смог бы. И только после этого, несколько секунд спустя одержимый, совершенно посинев, с хрипом ткнулся в камень дорожки и с выпученными глазами схватился за горло. Надо отдать должное его друзьям: позабыв все соображения благоразумия, они со страшной руганью бросились в драку. Юрок и четвертый, - на явно более опасного провожатого, а тот, что первый решил было дать задний ход, - на Майкла.
Начавшееся вместе с развитием событий растроение сознания и еще усугубилась, причем Реинкарнабула явно захватила контроль над двигательными центрами: ножны валялись в траве, клинок - каким-то образом уже оказался в руке, а сам он с необыкновенной прытью и быстротой пятился, можно сказать, - бежал задом наперед от Благоразумного. Вторая часть, - панически твердила, что можно вот так вот пятиться сколько угодно, отмахиваясь хоть и сувенирным, но все-таки увесистым и острым на вид клинком. Ну не дурак же он самом-то деле, соваться в свистящий, сверкащий полукруг потомка "Наглого Арендатора", ведь остановится же когда-нибудь, о Гос-споди!? Третья часть, как и положено, по своему обыкновению наблюдала за происходящим со стороны, ни в малой степени в него не веря.
Благоразумный не был бы Благоразумным, если бы не осознал достаточно быстро, что прет - с практически голыми руками на черт-его-знает-может-и-настоящую-железяку, которая по сути представляет собой длинный… нож!!! Он - замедлил наступление, остановился и, воровато оглядевшись, повернулся, чтобы срочно сделать ноги, потому что дело, сразу показавшееся ему гнилым, на поверку оказалось и еще хуже. Когда он поворачивался, Вторая Часть Сознания Майка хотела было облегченно вздохнуть, но Реинкарнабула, похоже, считала иначе: моментально изменив направление движения, она послала тело Островитянина в длинный, стелящийся прыжок, одновременно закручивая "Наглого Арендатора" в очередной, свистящий, наискосок сверху-вниз, - полукруг. И, довольно-низко, потому что - на выпаде, предельно вытянув руку вперед, - достала убегающего в бедро. Сверкающий металл, - на самом деле неизмеримо превосходящий остротой и прочностью клинки даже самых знаменитых мастеров прошлого, - с нежным хрустом почти без сопротивления прошел через середину левого бедра бегущего и до середины врезался в его правую голень. Будто сломавшись, Благоразумный сунулся вперед головой в клевер, вгорячах попробовал приподняться на руках, завалился снова, с удивлением обернулся назад, на косо срезанную ногу, на дымящийся, исходящий туманом мельчайших брызг фонтан ярко-алой крови, попытался что-то сказать, не смог, и ткнулся лицом в траву.
Нашкодив, Реинкарнабула немедленно смылась, оставив Паникера с Созерцателем, - расхлебывать. Сначала инициатива, - разумеется, - в его собственном фирменном стиле, - была у Созерцателя: Майкл застыл с окровавленным клинком в руке безучастно наблюдая за тем, как Сережа доламывает двух последних. В его действиях сохранялся тот же простой, солидный, как шуба с бобровым воротником, и непостижимый стиль, лишенные малейших изысков движения казались единственно возможными для того, чтобы он - попадал, а они - не могли попасть. Всем, даже, кажется, его партнерам в первую очередь, было каким-то образом очевидно, что это - невозможно, немыслимо, чтобы он не попал, равно как и безнадежны попытки причинить какой-нибудь урон ему. В отличие от одержимого, они - падали от его ударов, вопили от боли, слабые попытки сопротивления становились все более неубедительными, а он - продолжал крушить их, пока не счел результат удовлетворительным и не оставил в покое исковерканные тела, затратив на все - про все минуты полторы. Он шагнул к застывшему в каталепсии Майклу, и Созерцатель немедленно уступил место Паникеру. Островитянин уронил меч в травку, а сам согнулся в приступе неудержимой рвоты. Позывы были так сильны, что он повалился на колени и продолжал блевать до полного изнеможения. Было уже нечем, но едва только на его глаза попадалась, настоящая человеческая нога, - в замызганном ботинке и надлежащей части штанины, - отдельно от хозяина, сам хозяин, неподвижный и с меловым лицом, или огромная лужа стынущей, - с пахучим парком, со сгусточками на манер пенок в молоке, - крови, он все-таки изыскивал в организме новые резервы. Сережа подошел к нему, тряс за плечо, говорил что-то, никак не дошедшее до сознания, а потом, убедившись в бесполезности этих действий, закатил подопечному две оглушительных затрещины. Подумал, понаблюдал, - и выдал третью: трах!
- Че, фриц, - евреев было легче резать?
Островитянин, ничего не ответив, только помотал головой. Сплюнул и медленно, опираясь на землю, поднялся на ноги. Его заметно мотнуло, но продолжающий запаленно отдуваться провожатый поддержал его твердой, как угол стола, дланью.
- Э, э, - куда пошел? Железяку-то, покупочку, - на кого оставил?
Вспомнив про покупочку, Майкл передернулся, но это был последний спазм, и он, не оборачиваясь, только махнул рукой, продолжая двигаться вперед шаткой, как у чумного, походкой.
