— Эти шнуры растерли запястья, — пожаловалась она, показывая Томасу красные рубцы на коже. — Вы не могли бы проявить милосердие и снять их на время?

— Нет, — сказал он кратко, взял ее за руки и повернул к стене. — Сидеть. — Он подтолкнул ее.

Даже через нижнее белье и платье она чувствовала холод каменных плит. Узкие грязные окна пропускали очень немного света.

— Сидеть здесь, — скомандовал дед будто собаке, а затем приказал одному из солдат, ее сторожить и исчез за дверью.

Пока его не было, Манди задумалась о побеге и сочла свою одежду непригодной. На ней было одето ее лучшее, сшитое по случаю большого турнира платье с широкими воланами — целый ворох ткани. Если не удастся освободить руки, чтобы задрать и удерживать подол, то далеко убежать не удастся.

Прошло не меньше чем половина мерной свечи времени, когда возвратился дед, принеся деревянную миску бульона и ломоть черного хлеба.

Сам он уже поел — об этом со всей очевидностью свидетельствовали свежие пятна на тунике и перепачканные усы.

Он поставил миску около нее и с помощью кинжала ослабил узел на веревке.

— Давай, ешь свой суп.

Сначала она размяла пальцы и осторожно помассировала запястья. Только теперь она начинала постигать, что, должно быть, чувствовал послушник Александр, крепко связанный в течение трех дней.

Миску взять было нелегко, но так или иначе она справилась. Манди пила чуть теплую жирную жижу безо всякого удовольствия, но знала, что надо поесть, чтобы не растерять силы. Вкус не был особо уж плох — на турнирах приходилось пробовать и не такое, но хлеб был таким черствым, что пришлось его размачивать в бульоне.

Пока она справлялась с едой, в церкви появился Удо ле Буше. Он оставил при себе меч вопреки предупреждению священника. Капюшон плаща был наброшен на голову.

— Заплатите остаток, — сказал он лорду Томасу и протянул громадную, усеянную шрамами ладонь. — И не говорите, чтобы я подождал до утра. Хватит отговорок. Я уезжаю сейчас же.

Стаффорд повернулся к нему. Тусклый свет окон раскрасил его синим и серым.

— И как вы собираетесь пересчитывать в темноте?

— Уже взошла луна. Уверен, света будет достаточно. Платите. — Его пальцы покачивались нетерпеливо.

— Хорошо, хорошо. Деньги в моей седельной сумке.

Стаффорд пошел к выходу, затем вернулся и скомандовал тому же молодому солдату следить за Манди, а другому рыцарю — сопровождать их с ле Буше.

Манди выждала, пока стихли шаги, и посмотрела на своего охранника. Оспины, которые обезображивали его лицо, заметно старили парня. А так — наверняка не старше оруженосца Александра. Конечно, юность не обязательно подразумевала неопытность. И Стаффорд не возьмет в свиту непригодного юнца. Но ведь и у нее самой тоже есть опыт…

— Мне надо облегчиться, — сказала она.

— Леди? — Он посмотрел на нее искоса, и она увидела вспышку паники в его глазах. Тон его подсказал, что люди предупреждены о том, чтобы обращаться с нею деликатно. Дед мог вытворять что угодно, но не его рыцари.

— Мне надо облегчиться, — сказала она с намеренной прямотой. — Мы ехали целый день, и никто не подумал о моих потребностях. Если вы не выведете меня, я буду вынуждена садиться на корточки здесь, в церкви, к вашему стыду.

Он закашлялся и выглядел слишком обеспокоенным. А Манди просто прожигала его взглядом, не давая опомниться. «Какие странные все-таки эти мужчины», — подумала Манди. Шутить в своем кругу относительно естественных функций — сколько угодно, а в присутствии женщин их языки завязываются на узелок.

— Хорошо, — наконец сказал он, — но я буду должен связать ваши запястья.

Манди встала на ноги и очень убедительно изобразила страдания человека с переполненным мочевым пузырем.

— Значит, вы собираетесь поддерживать мои юбки?

Молодой солдат даже поперхнулся. Очевидно, его предшествующий жизненный опыт не подготовил его к этому.

— Ладно, пойдемте, — сказал он после паузы. — Но не вздумайте морочить мне голову. Я буду рядом.

Манди одарила его благосклонным взглядом и с высоко поднятой головой вышла через резную дверь церкви. Молодой охранник шел так близко сзади, что едва не наступал на подол ее платья.

У коновязи дед все еще обсуждал с Удо ле Буше передачу вознаграждения. Наемник настаивал на проверке содержания каждого мешочка и рассматривал в лунном свете едва не каждую монету.

Манди направилась в противоположном направлении, к трем скрюченным яблоням; цветы на ветвях сияли в лунном свете.

— Я зайду за них, — шепнула Манди солдату.

Он следовал за нею.

— По крайней мере, отвернитесь, — прошипела она, будто сердясь. — Вы что думаете, я далеко убегу в таком виде?

Он покачал головой, поскреб в затылке и неохотно, но выполнил ее просьбу.

Немедленно Манди сбросила мантилью, открепила пояс и с лихорадочной поспешностью стащила с себя платье и нижние юбки, оставшись только в тонкой льняной камизе. Рубашка-туника была с рукавами и небольшим вырезом, неплотно облегала тело, а длиной была до середины икр. Теперь ее ноги были свободными.

Охранник попытался повернуть голову.

— Не смотрите! — свистящим шепотом выдохнула Манди. Но он продолжал поворачиваться. Тогда она схватила мантилью с земли и набросила ему на голову, и в тот же миг точным ударом ноги подсекла его под колени. Парень тут же шлепнулся оземь, а крик заглушила толстая шерстяная ткань. Манди выдернула кинжал из-за его пояса; но зарезать упавшего она не могла себя заставить, а потому, чтобы хоть на время вывести стражника из игры, изо всех сил заехала ногой по его паху.

Он сдавленно взвыл — мантилья все еще опутывала голову — сложился пополам, а Манди бросилась наутек.

Она побежала через сад священника и церковный участок. Синеватого лунного света хватало, чтобы разобрать дорогу. Сначала они бежала наугад, с единственной целью увеличить расстояние между собой и похитителями, но по мере того, как дыхание стало ощутимым, поняла, что так ее скоро и легко поймают. У них были лошади, а свет, который позволял ей бежать, поможет им выследить ее.

Направо от церковного участка она увидела слабое мерцание светильников и свеч деревенских домиков и красноватый свет случайного костра. Слева — открытое пространство полей, простирающихся больше чем на две мили до темной полосы леса.

Чуть подумав на бегу, Манди решила броситься в деревню. Там, по крайней мере, будут свидетели похищения, если не удастся убежать. Ни на миг она не надеялась, что крестьяне окажут какое-нибудь сопротивление, защищая ее от вооруженных людей.

Сначала, когда она бежала, прижав руки к груди, слышался только звук ее собственного дыхания, рвущегося из горла, и легкий глухой стук ее поступи. Но вот ее напряженный слух поймал звук преследования, и она не смогла предотвратить жалобное хныканье. Если они захватят ее, то свяжут на сей раз не только запястья.

Она взглянула через плечо и увидела огни факелов, подпрыгивающих в такт движения скачущих лошадей. Их близость ужаснула ее, и она удвоила усилия — и в итоге растянулась во весь рост на траве общинной земли. Падая, она увидела, что огни деревни стали ближе, возможно, даже достижимыми. Она вскочила и побежала к огням. Три привязанных козла вырисовались из мрака. Манди закричала при их внезапном появлении, и они с блеянием разбежались.

У самой околицы ей преградила путь темная линия потока. А позади — крик и барабанная дробь копыт, и уже намного ближе. Она не осмелилась обернуться и посмотреть, а продолжала бежать, шаг за шагом. Ноги болели от напряжения, а в груди разгорался пожар.

Крик, смешанный с барабанной дробью копыт, повторился:

— Остановись, Манди, Христа ради, остановись!

Она бросилась в холодную, как лед, воду, но глубина оказалась чуть выше колен; скользя на илистом дне, она приближалась к противоположному берегу.

— Александр? — закричала она и вовремя обернулась, чтобы увидеть освещенную пламенем факела фигуру Удо ле Буше.