Рот Томаса передернуло от негодования.

— Я знаю о вашем прошлом.

— От кого, от Удо ле Буше?

Она поняла, что угадала. Она увидела, как поднялись и задергались его брови, а тонкие бескровные губы затвердели от досады.

— Мой источник не так важен. Достаточно сказать, что пока ваша мать жила, о вас заботились и держали на правильном моральном пути. Но после того как ваш отец убил ее, а затем и себя самого, вы сбились с пути из-за недостойного окружения.

Манди засмеялась, но чувствуя только гнев от его ханжеского фанатизма.

— Недостойного, — повторила она, кивнув головой. — Вы так считаете? Я должна признаться, что никогда не находила своего мужа ни на йоту недостойным. Но не могу сказать так о ле Буше, которого вы соизволили принять в свою свиту.

— Да он — ничто! — страстно сказал Томас с несдержанным жестом. — Я могу избавиться от него так же легко, как и нанял. Сейчас он уже отслужил свое.

— Значит, мы все существуем, чтобы служить вашим желаниям, а потом будем изгнаны? Что же тогда вы хотите от меня?

Он пересек комнату; пока не остановился от нее на длине меча, и затем медленно осмотрел ее с головы до ног, как если бы оценивал качество скотины на рынке.

— А ты лучше сложена, чем твоя мать, — признал он. — Хорошие бедра для вынашивания ребенка, и рослая, — хорошо, чтобы это передалось твоим сыновьям.

— Должно быть, во мне кровь обычного рыцаря, — возразила она.

Томас проигнорировал сказанное.

— Также я слышал, что у тебя нет дурных мыслей насчет меня?

— Я не буду марионеткой ваших амбиций, — холодно сказала Манди. — Если бы ваш сын и наследник был до сих пор жив, вы пришли бы сегодня сюда?

Томас покраснел.

— Я пришел с чистым сердцем предложить взять тебя обратно в Стаффорд, в твое настоящее фамильное гнездо. Чтобы смыть позор прошлого. Ты моя внучка, моя наследница, и твои сыновья будут лордами Стаффордами после моей смерти.

— Чей позор? — спросила Манди дрожащим голосом. — Моей матери или ваш собственный?

Томас глубоко вздохнул. Его глаза наполнились слезами, и он тяжело задышал. Несмотря на свою ярость и отвращение, Манди начала бояться, что его хватит удар на ее глазах.

Графиня Изабелла вошла с большим подносом, на котором стояла фляга и бокалы.

— Немного вина, чтобы утолить вашу жажду, — сказала она, внося ясность в напряженную тишину.

Незначительность ее слов, говорящая о гостеприимстве и домашнем порядке, разрушила эту тишину.

Томас повернулся и большими шагами подошел к хозяйке.

— Я предложил ей стать баронессой, а все, что она сделала, это бросила мне оскорбления, — огрызнулся он.

— Я лишь возвратила то, что было брошено в самом начале, — парировала Манди.

Прислонясь к краю стола, она наблюдала, как он плеснул вино в бокал и быстро выпил. Второй бокал последовал за первым. Изабелла смотрела в замешательстве. Не было никакой причины справляться с ситуацией таким образом.

Томас прошелся по комнате.

— Ты сильна духом, — сказал он примирительно, бросив взгляд на Манди. — И ты знаешь, как себя защитить. Жаль, что ты не родилась мужчиной.

Ей стало интересно, прозвучали ли в его словах какие-либо нотки извинения. Конечно, его голос успокоился. А в буравчатых глазах появился блеск, но вид оставался жестким, его восприятие было так искажено, что он не осознал, что только что он нанес другое оскорбление.

— Да, как жаль, — повторила она с сарказмом, но увидела, что для него это ничего не значило. — Если вы сделаете меня наследницей, это означает, что вы также сделаете своим преемником моего мужа. Такого же турнирного рыцаря, как и мой отец.

Томас осушил второй бокал вина и отер губы.

— Я думал об этом! — сказал он. — Долго думал по пути сюда. — Возвратившись к фляге, он налил себе третий раз и покрутил бокал. — Аннулирование — лучше всего, я думаю.

— Аннулирование?

— Это будет стоить дорого. Я знаю, но я компенсирую это твоим следующим замужеством.

— Вы не найдете оснований! — Манди от злости едва могла говорить. — Нет никакого кровного родства, нет несовершеннолетия, и венчание состоялось без принуждения. Наш свидетель также без сомнения скажет, что моя клятва Александру была засвидетельствована, по меньшей мере, самим епископом Винчестерским и всем королевским двором!

— Основания также могут быть найдены, — не сдавался он, размахивая рукой.

Сглотнув, Манди снова открыла и закрыла ножницы, затем осторожно опустила их на ящик, не отважившись держать их у себя в руках.

— Позвольте нашей с вами семейной паре остаться разъединенной, — хрипло сказала она. — Я отвергаю кровные связи, которые вы будете использовать в своих собственных эгоистических интересах.

Невозможно было даже просто бросить взгляд на него. Манди повернулась, с напряжением удерживаясь, чтобы не пошатнуться.

— Возможно, будет лучше, если вы уйдете, мой лорд, — поспешно сказала Изабелла, стоя между ними.

Стаффорд продолжал пить, и Изабелла сделала непроизвольный шаг назад из-за устрашающего взгляда, которым он ее одарил. Она вздохнула, чтобы закричать, но он опрокинул в рот остаток вина и без слов стремительно вышел широким шагом из комнаты.

В комнате установилась тишина. Графиня двинулась было за Стаффордом, но остановилась после трех шагов и повернулась к Манди.

Вялым голосом, без эмоций, Манди сказала:

— Он предлагал мне сокровище, пропитанное ядом. Мне пришлось бороться; я не могла позволить ему победить… Пресвятая Дева, я чувствую себя больной…

Она спрятала лицо в ладонях, отступая, пытаясь закрыться, но не было никакой нужды; дверь не откроется.

Изабелла плеснула вина в бокал на подносе и принесла его Манди.

— Вот, выпей, это гасконское, наше лучшее, самое крепкое.

Манди почувствовала у пальцев холодный край посуды.

Она взята бокал дрожащей рукой и сделала глоток. Горло свело, и она сжала зубы, пока не прошел спазм.

Изабелла обняла ее за плечи.

— Я правильно поняла из того, что услышала: ты наследница Стаффорда?

Манди заставила себя дышать медленнее. Если она сможет преодолеть чувство паники и холодный пот, она выдержит.

— Моя мать была его единственной дочерью, — сказала она твердеющим голосом. — Она предпочла сбежать из дома с бедным рыцарем, чем согласиться на брак, который устроил для нее отец. Он объявил ее мертвой после того, как все об этом узнали. А сейчас, из-за того, что я — единственный выживший член его рода, он хочет перечеркнуть прошлое и использовать меня, как замену моей мамы… организуя свадьбу для меня, аннулируя мое замужество, потому что это не отвечает его целям.

Она сглотнула и посмотрела на Изабеллу сверкающими глазами.

— Если бы мой дед сказал мне хоть одно доброе слово, свидетельствующее о заботе или уважении, я бы взяла его руку и попыталась создать мост между нами…

Она презрительно фыркнула.

— Я знаю, что некоторые мужчины скрывают свои чувства, запугивая и грубя, но у него не было чувств ко мне, а только для себя. Я бы хотела, чтобы он был другим. Я бы хотела, чтобы я не говорила тех слов.

Первые слезы покатились по ее лицу.

— Если бы желания были лошадьми, тогда нищие бы скакали. Разве так не говорят?

На это у Изабеллы ответа не нашлось.

На границе февраля и марта теплая атака весны отхлынула под натиском тяжелых снегопадов. Холод мучил калеку-монаха Харви и пронизывал плоть, пока он ехал через леса по направлению к неприступным серым аркам Кранвелльского монастыря. Сопровождали его брат и двое рыцарей. Поблизости водились волки — стая спустилась с пустынных вершин на севере и теперь блуждала на юге в поисках пропитания.

В этих лесах произошло несколько странных смертей и исчезновений. За последние шесть лет трое молодых людей и пара влюбленных, решивших в лесу заняться любовью, неожиданно отыскались через два года уже как скелеты, вырытые из неглубокой могилы свиньями, которые выкапывали корешки.