— Не забудьте передать Харви, — повторил он, чуть поворотясь к Александру, затем отсалютовал Манди приподнятой бровью и исчез, смешавшись с толпой, снующей меж шатрами.

— Что передать Харви? — спросила Манди, часто дыша.

Александр с облегчением вздохнул и, выпуская из ладони ножик, сообщил:

— Он пришел сказать, что отказывается от требования отдать ему коня и доспехи вашего отца. — Искоса взглянув на Манди, добавил: — Удо ле Буше никогда прежде не отступался ни от какого трофея.

— Так он что, рассчитывает, что я стану благодарить убийцу моего отца?

— Нет, — сказал Александр, качая головой. — Не знаю, что он задумал, но это наверняка не жест милосердия. Тебе еще повезло, что он не огрел тебя кулаком.

— Повезло? — Девушка подошла к Самсону и погладила коня по мощной атласной шее. — Еще и как повезло. Только что зашила в саван отца, а совсем недавно шила саван для матери… Господи, грех судить о твоих помыслах, но если у меня когда-то будет дочь, пусть ей повезет больше!

Теплая весенняя ночь простерлась над землей. Только над самым горизонтом, там, где зашло солнце, еще чуть угадывался слабый отсвет вечерней зари. Город отходил ко сну.

Тишину нарушали только крики младенцев, капризничающих перед сном, вопли котов, сцепившихся в драке, и шарканье заплетающихся ног поздних пьяниц.

Возвышаясь над всеми строениями города, мягко светился в полутьме белокаменный бенедиктинский женский монастырь Пресвятой Девы Марии, прекрасный и благолепный; уже более ста лет он радовал глаз и заставлял каждого осенять себя крестным знамением.

А за оградой, над освященной землей его кладбища раздавалось тихое позвякивание железной лопаты, копающей могилу. Но вот оно смешалось с призрачными звуками песнопений, донесшихся из монастырской часовни. Волна холода прошла по спине Александра. Мысленно он пел вместе с монахинями, зная сердцем каждое слово и его оттенки.

Он был окружен могилами мертвых монахинь. В день Страшного суда они восстанут из праха и предстанут пред ликом Господним в обществе рыцаря-турнирщика… В другой ситуации мысль эта позабавила бы юношу, но сейчас он ощутил болезненную неловкость. Он подбил друзей на эту выходку, он отвечает за все — и сейчас, во тьме, пронизанной молитвенным пением, он почувствовал тяжесть своего проступка.

Как самый сильный, могилу для Арнауда рыл Харви. Земля была не слишком податливой, так что его дыхание вскоре стало прерывистым, и даже в тусклом свете их рогового факела было видно, как густо усеян лоб рыцаря капельками пота. На мгновение Харви замер, опираясь на рукоять лопаты, и прислушался к пению, будто некими потусторонними волнами разносящемуся во тьме.

— Долго еще? — спросил Александр и взглянул сначала на темное отверстие, а затем на Манди, которая сидела с отрешенным видом на траве около закутанного в саван тела ее отца.

— Все, вторая смена, — Харви задыхался. — Копай дальше ты.

Он положил лопату поперек, вылез из траншеи и подошел, сел рядом с Манди, заботливо обняв ее за плечи. — С тобой все в порядке, девочка?

Она кивнула и едва заметно улыбнулась ему.

— Алекс прав. Здесь лучше, чем на перекрестке. Как только дерн будет уложен на место, никто и не будет знать, что мы сделали. О, прислушайся: здесь даже слышно хор, распевающий псалмы для него, — все, как ты хотела.

Она снова молча кивнула и наклонилась, чтобы погладить холодное бесцветное полотно савана.

Харви нахмурился и изменил позу, как будто ему было неудобно.

— Я обещаю, что сделаю для тебя все, что смогу, — сказал он грубовато, сжимая ее плечо. — Я буду обращаться с тобой, как если бы ты была моей собственной дочерью.

Манди не разжимала губ и смотрела куда-то вдаль. С тяжелым вздохом Харви опустил руку и спустился в яму, чтобы взять лопату у Александра.

Земля буквально летела от движений молодого человека, и шумное дыхание сопровождало каждое его усилие.

— Тише, тише, — проговорил Харви. — Ты не продержался бы и двух минут на турнирном поле, если бы дрался в таком темпе.

Александр вылез из ямы и вытер руки о подол своей туники.

— Ради Христа, Харви, просто давай закончим и уйдем. — Он нервно огляделся вокруг.

— Это была твоя идея, — сказал Харви, вгоняя лопату в землю.

— Да, я знаю, и это было самое лучшее, что мы могли для него сделать, но эти места бросают меня в холод. Если бы тебя выпороли для удовольствия некоего монаха и бросили в черную, как смола, темницу со связанными руками, ты бы чувствовал то же самое.

— Это было более двух лет назад, — буркнул Харви.

— А кажется, что это было вчера. — Александр убрал влажные волосы со лба и на мгновение застыл, наблюдая за своим братом.

Он иногда завидовал прагматичности отношения своего брата к жизни. Харви ни о чем таком не мечтал и не был подвержен кошмарам; а то, что можно было назвать мечтами, не содержало ничего более сложного и честолюбивого, чем хороший очаг, приветливая женщина и бутылка отменного вина. Люди отчаивались от своих проблем, но сам Харви никогда не падал духом.

Пение прекратилось. Установилась благостная тишина, сопровождавшая ночь и упокоение Арнауда де Серизэ.

Они тайно привезли тело в город перед самым закрытием ворот — саван, завернутый в темное одеяло, лежащее поперек вьючной лошади Харви. Теперь они использовали это же одеяло для того, чтобы опустить тело Арнауда в свежевырытую могилу.

Александр вытащил свой золотой с аметистами крест и начал читать молитвы сначала на латыни, затем по-французски.

— Ты хочешь на минуту остаться с ним наедине? — спросил он у Манди, стараясь, чтобы это не звучало так, как будто он спешит убраться подальше от этого места.

Манди покачала головой.

— У меня было время попрощаться, пока вы копали его могилу, и еще раньше, когда я зашивала его в саван.

Она наклонилась, чтобы взять горсть сырой земли около могилы, и рассыпала ее по завернутому телу.

— Покойся в мире, отец, — сказала она с сухими горящими глазами. Затем встала и отошла на небольшое расстояние, чтобы побыть одной.

Тьма окончательно сгустилась к тому времени, когда Харви и Александр закончили укладывать дерн и выравнивать его. Факел из рога начинал шипеть и капать.

Харви завернул лопату в одеяло и привязал ее к вьючной лошади, а Александр пошел вперед, чтобы проверить, свободен ли путь.

Следовало найти место, где можно спокойно дождаться открытия городских ворот на рассвете. Прошло две ночи с тех пор, как Александр подкупил часового, чтобы его выпустили, но тогда это был просто одинокий молодой человек, очевидно, возвращающийся с любовного свидания. Охрана вряд ли пропустит без обыска трех человек с лошадью.

Вдоль стены женского монастыря тянулся большой сад, в котором ряды яблонь, груш и вишен перемежались пчелиными ульями, и именно туда направился Александр, легко, по-кошачьи ступая. Манди тихо шла рядом с ним. Он мог слышать ее тихое дыхание, легкие шаги. Позади них Харви вел коня, звук копыт которого был приглушен обернутой вокруг них тканью.

Все было бы хорошо, если бы это не оказалась довольно теплая ночь в конце весны, ибо это подразумевало, что они не были единственными людьми за оградой. Монастырский сад был любимым местом ночных свиданий для молодых пар. Кроме того, городские шлюхи назначали здесь встречи своим клиентам, проявляя некоторую заботу о соблюдении секретности. Аббатиса недавно пожаловалась, и два стражника были посланы охранять сад.

Александр резко остановился и коснулся руки Манди, предупреждая ее о молчании, поскольку они услышали приближающиеся мужские голоса и увидели роговой факел стражников, качающийся на палке.

Жестом призвав Манди возвращаться, Александр погасил их собственный факел так, чтобы он их не выдал.

Инстинкт солдата удержал Харви от желания спросить, что случилось. Он придержал лошадь и отпрянул назад, на путь, которым только что прошел. Но если Харви понимал, что нельзя издавать ни звука, животное не было столь мудро и громко зафыркало.