Харви немедленно шагнул к двери темницы, коротко и гордо бросив:

— Я вам не слабак.

Стражники, сопровождавшие Маршалла, расступились, давая ему пройти, и тут же взяли мечи наизготовку: среди пленников пошел ропот, и в воздухе повисло напряжение.

— Почему вызвали меня? — спросил Харви, когда дверь за его спиной захлопнулась, и заскрипел ключ.

— Меня послали, — ответил Маршалл, — выяснить, живы ли вы, и привести, если это так. Ваш брат очень обеспокоен вашим благополучием и недвусмысленно довел это до сведения лорда Ричарда.

Харви застонал: кажется, умение Александра создавать проблемы достигло непревзойденных высот.

Будто прочитав его мысли, Маршалл сказал:

— Возможно, все не так уж плохо. На лорда Ричарда произвели впечатление его смелость и откровенность. — Рыцарь чуть улыбнулся. — И я весьма признателен отваге вашего брата: он более чем удачно вмешался в мою схватку с Удо ле Буше. Такая доблесть встречается нечасто.

— Увы, не разделяю ваших чувств.

— А напрасно. В знак благодарности я спас вашему брату жизнь в утренней схватке.

Такой аргумент заставил Харви замолчать. Тем более что к этому времени они достигли высокой лестницы, выводящей к залу, и подъем по крутым каменным ступеням требовал такого напряжения, что не оставлял возможности для беседы.

Вот наконец и зал. Харви шел за Маршаллом по просторному помещению, переполненному воинами, искоса поглядывая по сторонам. Оказывается, с утра прибыло немало, так что скромный отряд осаждающих разросся в целую армию.

Харви прошел к возвышению и опустился на колени перед Ричардом Львиное Сердце и его сподвижниками.

Быстрым взглядом Харви вычленил среди них Александра. Юноша выглядел ужасно: запавшие глаза, землисто-серое лицо.

— Итак, — сказал Львиное Сердце, — вы — Харви де Монруа, знаменосец Лаву.

— Да, повелитель, — подтвердил Харви голосом, исполненным уважения; но мысль его забилась в лабиринте бесполезной паники, и он не удержался и продолжил: — Что натворил этот проклятый мальчишка Александр?

— Встать! — скомандовал Ричард. — Я не могу судить человека с поникшей головой!

Глубоко вздохнув, Харви выпрямился во весь рост, ненамного меньший, чем у самого Ричарда. Они были людьми схожего типа: светлолицые, широкоплечие и узкие в бедрах.

Ричард, положив подбородок на сплетенные пальцы, рассматривал Харви, и казалось, что увиденное не вызывает у него недовольства.

— Ваш брат боялся, что ему может выпасть хоронить вас. Что вы на это скажете?

Харви еще раз посмотрел на Александра, слегка нахмурился и сказал:

— По всему, что я знаю об Александре, повелитель, хоронить придется мне его и весьма скоро.

На челе Ричарда пролегла складка.

— Вижу, что вы понимаете, что такое братская любовь, — сказал человек, большую часть жизни проведший в тяжкой вражде со своими братьями.

— Да, повелитель, я один из шестерых.

Ричард кивнул, как бы в подтверждение своим мыслям.

— И вы зарабатываете на жизнь, продавая свой меч?

Харви чуть наклонил голову.

— Да, мой повелитель, и принимаю все, что уготовано на этом пути.

— Даже если это петля палача?

— Человек такого рода занятий ежедневно рискует жизнью, — ответил Харви и пожал плечами. — И если бы я слишком об этом задумывался, то растерял бы всю храбрость. — И он еще раз взглянул на Александра, который сидел, не проронив ни звука, во время королевского допроса. — Острый меч — вот мой проситель.

Легким движением Ричард распушил свои золотистые усы и обернулся к Александру.

— Теперь, увидев брата, вы удовлетворены?

Голосом столь же тусклым, как цвет его лица, Александр ответил:

— Да, мой повелитель. Но я бы хотел узнать, что вы намерены сделать с ним… С нами.

Ричард ответил медленной, сонной улыбкой и сказал мягко:

— Вам позволено знать, что я расположен быть снисходительным.

Александр был молод, вынослив и прежде всего — упрям. После испытаний королевского суда, травм, полученных в бою, и продолжительного пиршества он проспал полтора суток и на третье утро проснулся голодный и сгорая от жажды.

Львиное Сердце со своей армией был уже далеко — прижимал к ногтю следующего непокорного вассала; Лаву остался в умелых руках Амона де Ругона. Гарнизон Лаву освободили и всех распустили по домам, оставив солдатам латы, но не оружие; исключение было сделано для Арнауда, Харви и Александра.

— Хотя лорд Ричард и не сказал, почему он выделил вас из прочих, — сказала Манди недоумевающим тоном. Она рассказывала, а Александр за обе щеки уплетал омлет с ветчиной, положенной между внушительными кусками хлеба.

— Возможно, потому, что я оказался на его пути, — предположил Александр, припадая к кубку принесенного ею вина. — Мне кажется, что ему нравятся смельчаки.

— Вы проявили не храбрость, — сказала Манди с легким осуждением в голосе, — а чистое безрассудство.

Александр вновь впился в хлеб с омлетом.

— Мне надо было узнать, что с Харви. Прочее казалось неважным.

Манди выщипнула нитку, торчащую из края скатерти, нахмурилась и сказала:

— Леди Элайн как-то странно отреагировала, когда узнала, что лорд Ричард разрешил вам оставаться здесь, а не убираться прочь с остальной частью бывшего гарнизона.

Александр, отпив еще немного, спросил:

— И как же?

— Когда она приходила взглянуть на вас — а вы спали, — то сказала, что Амон де Ругон по секрету сообщил ей нечто насчет Львиного Сердца, прямо затрагивающее ваше благополучие… И порекомендовала вам немедленно, как только наберетесь сил, уехать из Лаву.

Александр смахнул крошки с ладоней, поднял кубок и допил вино. Какое-то время он хмурился, повторяя сказанное, а затем беззаботно рассмеялся.

— Если бы он вознамерился причинить мне вред, то уж никак не позволил бы нежиться и отъедаться в уютных покоях леди Элайн. Или она неправильно истолковала слова де Ругона, или вы — ее слова.

Манди покусала губку, как бы порываясь сказать больше, но не решилась выдать чужой секрет и сказала только:

— Боюсь, что все не так просто. Перед уходом леди Элайн сказала, что лорд Ричард особо отметил, что ваша мать — из Византии, а он особо искушен насчет греческих путей, и что вы догадаетесь, что это означает.

Александр поперхнулся и едва не пролил вино. Манди глянула на него расширенными глазами и спросила с беспокойством:

— Что это значит? Вы понимаете, о чем она?

Он болезненно сморщился и допил до дна. Ирония судьбы: она прожила всю жизнь среди отчаянных грешников турнирной круговерти и сохранила наивную неосведомленность, а он под святыми сводами монастыря достаточно узнал о разврате.

— Не смотрите на меня так, скажите же, в чем дело! — почти выкрикнула Манди.

Не сказав ни слова, он встал и подошел к столику, где стоял сарацинский ларец с зеркалом на внутренней стороне крышки: леди Элайн имела обыкновение им пользоваться, укладывая волосы и пришпиливая плат. Подняв крышку, Александр начал пристально всматриваться в отражение, задаваясь вопросом, что же в нем так соблазняет некоторых мужчин. Черты лица не особенно обольстительны, во всяком случае отнюдь не женоподобны; вот разве что большие миндалевидные глаза и длинные ресницы… Если чуть зачернить их, как это часто делала мать, и закрыть низ лица покрывалом, получится нечто подобное восточной гурии. Но мужчины, которых влекло к нему, не искали женственных форм. Они искали не замену жене или матери, а иной плотский идеал. «Как спелый персик, ягодицы мальчика, что плещется в руке…» — так писал греческий поэт тысячу лет назад; Александр переводил этот текст в библиотеке Кранвелла…

Он осторожно опустил крышку, отодвинул ларец и отошел от столика. Кажется, ничего такого не было в поведении Ричарда на пиру, но, оглядываясь назад, Александр припомнил некоторые детали и нюансы. Легкий прищур синих глаз, рассматривающих его с головы до пят; несколько взглядов искоса за столом… Холодок прокатился по спине, возвещая опасность. Неслучайно ведь Ричард захотел увидеть, каков из себя Харви, и был совсем не рассержен, обнаружив физическое сходство…