В то время, на мой взгляд, это было особенно необходимо. Международная обстановка становилась тревожной. В мире создавалась так называемая ось Рим — Берлин — Токио. В планах агрессоров японские империалисты имели свои цели. Еще в июне 1927 года видный представитель японской военщины генерал Танака представил императору Японии меморандум, в котором Маньчжурии отводилась роль плацдарма для нападения на Советский Союз.

Через несколько лет японцы приступили к осуществлению своих агрессивных планов. Они организовали провокационный взрыв на железной дороге севернее Мукдена. Взрыв взметнулся 18 сентября 1931 года, а через три месяца японцы оккупировали всю Маньчжурию. Японская армия вышла вплотную к сухопутным границам Советского Союза.

Коммунистическая партия, Советское правительство провели ряд мер по укреплению обороны Дальнего Востока. Развивалась экономика. Перебазировались воинские части к границам Маньчжурии и Кореи. Строились укрепрайоны, устанавливались береговые батареи.

Мы, летчики и авиационные командиры, усиленно изучали своего вероятного противника, его стратегию, тактику, технику, его воздушную мощь. Надо сказать, что своей авиации японцы придавали огромное значение. Не случайно лейтмотивом правящих кругов Японии в строительстве ВВС являлось утверждение: «Сила крыльев решит вторую русско-японскую войну». Эта формула японского милитаризма кочевала по всем японским газетам и журналам, в частности, очень ясно она была высказана в статье Хитото, помещенной в журнале «Бунгоку — Дзидой» в сентябре 1931 года.

Япония создала за короткий срок весьма мощный воздушный флот. Если в 1930 году сухопутная авиация Японии состояла из 400 самолетов, а морская — из 300, то через три года эти цифры возросли соответственно до 1300 и 550 самолетов. Общий самолетный парк Японии с 1930 по 1933 год возрос с 700 до 1850 машин — в два с половиной раза. Характерно, что число японских бомбардировщиков за этот срок увеличилось более чем в четыре раза — наглядный показатель агрессивной, наступательной стратегии.

Врага надо знать. И мы тщательно изучали японские самолеты: истребители И-91, И-92, И-29; разведчики Р-88, Р-92; легкие бомбардировщики ЛБ-88; средние бомбардировщики ДОП-87; «Мицубиси-93» тяжелые бомбардировщики «Юнкерс-Г-38». Изучали организацию авиаполков, тактику действий. Но самое главное — мы сами много летали, готовились к предстоящим боям.

Курсанты «терки». Слева направо: Георгий Василевский, Сергей Сидоров, Николай Каманин, Иосиф Крайнов. Ленинград. Военно-теоретическая школа летчиков. 1928 г.

Летная группа курсантов со своим инструктором. Слева направо: Иван Денисенко, Николай Каманин, Анатолий Костромин (инструктор), Борис Арефьев и Михаил Нейман. Борисоглебск. Военное училище летчиков. 1929 г.

Летный состав авиаэскадрильи имени В. И. Ленина. В центре сидят: командир эскадрильи Карклин (в шинели), справа начальник штаба Л. И. Нарышкин, слева комиссар В. Г. Щипачев. ДВК. 1930 г.

На вооружении эскадрильи были самолеты Р-1, построенные на добровольные взносы трудящихся

Крайний Север, его освоение. — Рейд отважных. — Затонул, раздавленный льдами. — Для спасения челюскинцев «самолеты всего реальней. Шмидт».

Шел 1934 год. Вторая пятилетка набирала темпы во всех областях народного хозяйства, в науке, культуре, искусстве. Величайшие революционные преобразования произошли в самых отдаленных уголках нашей необъятной страны. Советский человек стал настойчиво пробивать окно даже, казалось бы, в неприступное царство Арктики, царство льда и безлюдья, ревниво охраняемое суровым климатом.

Всякая борьба сопряжена с временными неудачами, поражениями, а иногда и с жертвами. Выстоять в минуты критических испытаний и опасностей, преодолеть встретившиеся на пути препятствия — удел сильных духом. Суровым испытанием для советских людей явилась челюскинская эпопея. Для нас она началась летом 1933 года, когда мы прочитали в газетах следующее краткое сообщение:

«Челюскин» вышел в Балтийское море, обогнул Скандинавский полуостров и 10 августа 1933 года из Мурманска начал свой исторический путь, пересекая моря Арктики. Советские люди с интересом и волнением следили за движением корабля, на борту которого находилась научная экспедиция. Перед экспедицией была поставлена задача небывалой трудности: обогнуть весь материк за одну навигацию, без зимовки, доказать, что караваны судов могут проходить по Северному морскому пути на всем его протяжении с запада на восток.

Когда к нам в эскадрилью приходили свежие газеты, мы сначала искали в них заметки и сообщения о челюскинском походе. В ленинской комнате повесили карту Северного Ледовитого океана, на которой отмечали путь «Челюскина». Вот уже пройдено Карское море, осталась позади Северная Земля, затем море Лаптевых, Восточно-Сибирское, впереди — Берингов пролив.

Казалось, победа близка. Но коварство Арктики безгранично. «Челюскин», зажатый во льдах, схвативших корабль мертвой хваткой, лег в дрейф. Экипаж принял бой: остался на корабле, пережил труднейшую арктическую ночь. Люди вели борьбу со стихией и не прекращали научной работы.

В середине февраля 1934 года весь земной шар облетела радиограмма, которую напечатали газеты, наверное, всех стран мира. Вот она:

На лед высадились 104 человека, среди них 10 женщин и двое детей. Можно ли спасти потерпевших крушение? На этот вопрос иностранные специалисты по Арктике и обозреватели отвечали пессимистически. Положение потерпевших крушение настолько трагично, говорили они, что уже в самое ближайшее время надо считаться с возможностью новой арктической трагедии. На битый лед невозможно произвести посадку самолета и еще более невозможно подняться с него. Насколько можно предположить, имеется только одна возможность спастись: дожидаться на льду наступления теплого времени, когда находящиеся на льдине сумеют достичь на своих лодках берега или их отыщет на этой льдине ледокол.