К такому маневру ее приучил казак с тою целью, чтобы ее не могли увести конокрады. Он не утерпел не подойти к ней, не погладить и не отблагодарить за внимание куском хлеба.

— Добрый коника! — говорили казаки, любуясь “Собакой”.

— Умная скотина!

— Ученье все, значит!

— Поди ты, выучи другого, если он дурак!

— А все ж таки выучивают!

— Так-то так, а разница большая есть, как между людьми, так и скотиной.

— Как же нет разницы! — вмешался урядник. — Вон Крачин никак не может выучиться говорить “амуниция”. Крачин, скажи это слово.

Последний стоял почти над костром, морщился от дыма и искр и ловил вспыхивающее пламя распахнутыми полами шинели.

— Ну вас, тут не до вас! — отвечал он на шутку.

— Ну, мошенник, а то не в очередь на работу пойдешь!

— Чего, право, ну, амур… амуриция!

— Ха-ха-ха! Вот чудак!

Огонек всех оживил. Хотелось веселиться и смеяться, исключая Лыченко, на которого, впрочем, не обращали внимания.

— Что вы ржете! Мне только отец поставил толстый язык, а я понимаю эту штуку. Ну, ремни разные, вот вам и аму… амудриция.

Новый хохот заглушил слова Крачина. Даже у Лыченки появились складки около углов рта.

Варны отошел от огня и прислушался.

— Что, мне кажется все, будто кто идет по сугробу, — сказал он.

Все оглянулись по сторонам; но взоры, отведенные от блеска костра, терялись в темноте. Прислушались — ничего не слыхать. Одна пурга неистово завывала в оголенных деревьях рощи.

— Какой тебе леший лезет! Ветер шумит.

Веселья как не бывало. Тягостное молчание водворилось у костра. Варин прервал его, сказав:

— Ну и ночка! Вот если бы в такую ночь напасть на деревню, где укрываются хунхузы, — была бы потеха!

— Прямо кроши на обе руки! — ответил ему Постников, желая поддержать бодрое настроение.

Крачин опять прислушался.

— Стой… Да ведь едут!

Все выдернули винтовки из чехлов и зарядили.

— На коней, ребята! — приказал урядник.

Но в эту самую минуту во мгле пурги обрисовались зловещие силуэты всадников. Вслед за тем раздались выстрелы и Постников со стоном упал на снег. Казаки отпрянули от костра за деревья, и выстрелы затрещали.

Варин сгоряча вскочил было на лошадь; двое хунхузов окружили его. Один ударил прикладом по голове и, когда он повалился, другой перенял его на свою лошадь. Пятеро из них наседали на казаков, двое перерезали поводья у казацких лошадей и уводили их.

Хунхузы имели численное превосходство: их напало восемь человек; темнота ночи и внезапность помогай им. Они, имея впереди пленного Варина и четырех казацких лошадей, удалялись. Выстрелы и с той, и с другой стороны не смолкали, хотя не мешали тем отступать.

Двое китайцев лежали раненые в снегу.

“Собака” Лыченки осталась нетронутая хунхузами, так как по крику хозяина “враги” взбесилась, оторвала ветку и убежала. Время не позволило заниматься ею.

Лишь только хунхузы скрылись из виду, как Лыченко поймал “Собаку” и вскочил в седло.

— Зря положишь голову, а коней не вернешь! — сказал урядник, заметя его намерение. — Один на пятерых — не стоит соваться.

— За мной! — крикнул в ответ Лыченко и сам помчался. Голос его прозвучал так сурово, властно, что казаки, и сознав

всю нелепость погони пешими конных, не могли ослушаться его.

Лихой казак между тем догонял шайку. Он знал несколько слов по-китайски, они ему пригодились в настоящую минуту.

— Пешие не догонят! — крикнул он им по-ихнему. — Куда спешите?

Он близко не подъезжал. Те, должно быть, приняли его за одного из оставшихся своих. Вой пурги помешал им расслушать интонацию голоса, а темнота не позволила разглядеть одежду казака.

— Чего ждать еще! — кинул ему, по-видимому, старший.

Казак не переставал ворчать по-китайски, придвигаясь все ближе и ближе к ним. Хунхузы, не оборачивая закутанных голов, продолжали погонять лошадей, пряча ружья в чехлы.

Бесстрашный Лыченко пристал сзади к ним вплотную. Винтовка лежала поперек седла, руки, согретые у костра, еще не успели застыть. Рукавицы он давно бросил на снег, как вещь, могущую стеснять его. Глаза казака горели кровавым блеском.

Старший, или начальник хунхузов, крикнул ему что-то, чего он не понял. Тот повернул лошадь к нему… Решительная минута. Лыченко в ответ на его слова приложился… трах!.. Хунхуз склонился без стона на бок и упал с лошади. Второй тоже повалился, а он уже с убийственным хладнокровием целился в третьего, у которого на седле лежал пленный казак.

— Уррра! — донеслось до него сзади. — Деррр-ржи, Лыченко!

— Сюда! — заорал он, стараясь перекричать бурю.

В то же время он спустил курок; третий хунхуз склонился на шею лошади. Варин упал. Трое остальных не выдержали, бросили захваченных лошадей и ударились в разные стороны.

Все описанное произошло с такой быстротой, что в это время не было возможности вынуть винтовки из чехлов.

— Скачите, черт с вами! — проворчал казак, заарканивая одну из лошадей.

Вскоре прибежали его товарищи — урядник и Крачин. Передав последнему пойманную лошадь, Лыченко стал приводить в чувство Варина.

Через двадцать минут трое казаков возвращались на место первой схватки, около костра. Один из китайцев еще дышал, другого занесло уже снегом. Постников оказался легко раненным. Он хотел приколоть дышащего китайца, Лыченко отвел его удар.

— Он уж зла не сделает никому, — сказал он. — Пусть его умрет сам.

Они отобрали все оружие у побежденных, поймали трех лошадей и, подняв Варина на лошадь, тронулись в путь, чтобы донести кому нужно о своей победе. Радость наполняла их сердца. Один Лыченко по-прежнему ехал угрюм и молчалив».

Корреспондент «Харбинского Вестника» описывает одно из молодецких дел наших казаков.

Ночь с 9 на 10 ноября. Небольшой отряд казаков в 130 человек около дер. Матурань выстроился в резервном порядке. Казаки стоят по двум сторонам четырехугольника. Ночь лунная. В маленьком отряде глубокая тишина. Чувствуется торжественность момента. Раздается команда начальника отряда подъесаула Сильнова (4 сотни 12 полка): «Смирно, господа офицеры!»

При свете луны еще издали можно было видеть высокую фигуру приближавшегося генерала. «Здорово, молодцы!» «Здравия желаем, ваше-ство!» — глухо пронеслось по рядам казаков.

Генерал обратился к отряду с следующей речью:

— Вам предстоит молодецкое дело: сделать набег на неприятеля. Ваша задача привести по возможности больше пленных. Идите тихо, из ружей не стреляйте. Работайте только шашками и пиками. Подкрадитесь тихо, сделайте свое дело и возвращайтесь назад. Все это вы должны сделать в 10–15 минут, — неприятеля не бойтесь! Ждать ему помощи неоткуда. Вы зайдете ему в тыл и по бокам. Надеюсь, что задачу свою вы выполните хорошо.

— Постараемся, — глухо проносится по отряду.

— Желаю вам успеха, — закончил генерал. — Господа офицеры, пожалуйте! — Генерал пригласил офицеров подойти к себе поближе. Несколько слов им, и генерал ушел к себе. Последние его слова были: а там вы, господа, выработаете себе план нападений в деталях.

— Дозоры вперед.

— По коням, справа по три, марш вперед, — и отряд тронулся. Шли быстрым казацким ходом. Вот показалась дер. Синтанцзы, занятая нашей пехотой. От нее повернули на юг и пошли прямо к нашим передовым постам.

Только изредка слышны разговоры. Больше всего жалуются на луну.

— И зачем этот месяц светит, — простодушно заявляет один казак.

По пути попалась маленькая деревушка. В ней ни души. Отряд на несколько минут остановился. Казаки закурили. Иду отыскивать офицеров.

— Ну, как, господа, скоро будем у цели? — «Вот еще версты две, и мы будем на нашей заставе». Разговор, видимо, не клеился. — Да, ты, Ванька, будешь моим заместителем, — обратился Сильное к одному из офицеров. — Ах, виноват, вы, г. подъесаул Хмыров. — Раздался общий смех. — Ну, едем.