Женя перенесла маленькие табуретки в комнаты и быстро разбирала вещи. Алиса деятельно помогала ей, бегая из комнаты в комнату с вещами.
— А это совсем-совсем моя будет?
— Конечно.
— И я, что хочу, буду здесь делать?
Женя подозрительно посмотрела на Алису.
— А что ты хочешь?
— Ну-у… — перспективы открывались столь радужные, что она растерялась.
— Это будет твоя комната. Ты будешь здесь играть, спать, — Женя улыбнулась. — Будешь сама её убирать. Отнеси это в спальню.
— Ага!
Алиса убежала с охапкой ковбоек Эркина. И тут же вернулась.
— Мам! А Эрик уже руки моет!
— И ты иди руки мыть, — Женя выпрямилась и оглядела результаты их работы. — Сейчас обедать будем.
Она вышла в прихожую. Из большой комнаты приятно пахло свежевымытым полом. В ванной счастливо взвизгнула Алиса. Значит, Эркин, вымыв руки, брызнул в неё водой. Женя засмеялась и громко позвала:
— Эй! Где вы?
Эркин встал на пороге ванной, вытирая руки. Улыбнулся ей.
— Мы готовы.
— Марш на кухню, оба! — очень строго сказала Женя.
Стол она накрыла ещё джексонвилльской клетчатой бело-красной скатертью, и простенькие тарелки смотрелись очень хорошо. Но главное в другом. Это… это их дом, они дома. Женя разлила по тарелкам суп, поставила в центре маленькую тарелку с аккуратно нарезанными ломтиками хлеба. И села к столу.
— Сегодня суп из пакетика.
Эркин быстро вскинул на неё глаза и улыбнулся.
— Очень вкусно, Женя.
Алиса, никогда за едой особо не капризничавшая, за неделю дороги устала от вечных бутербродов с чаем и ела охотно. Женя облегчённо перевела дыхание. Это Маня посоветовала ей пакетики с суповым концентратом. Засыпать в кипяток, пять минут и готово. В самом деле, удобно.
На второе были макароны с маслом. Пока Алиса мужественно воевала с непослушными, скользкими от масла трубочками, Женя рассказывала Эркину, что именно они сейчас пойдут покупать. Планы насчёт пальто, белья и обуви для Жени Эркин выслушал благосклонно и полностью поддержал, но слова Жени, что ему нужно тёплое бельё, такой поддержки не вызвали.
— Женя, я поверх джинсов рабские штаны надену, а куртка у меня тёплая.
Но Женя пресекла это безошибочным ударом:
— Если ты простудишься и заболеешь, мне легче от этого не станет.
Эркин вздохнул и пробурчал по-английски:
— Слушаюсь, мэм.
Женя собрала тарелки и сложила их в раковину.
— А на третье кисель, — и улыбнулась. — Тоже из пакетика.
Розовый, непонятно-сладкого запаха и вкуса, густой кисель был так же одобрен. К киселю Алиса получила печенье.
— Мам, а сейчас что? — Алиса допила свою чашку и с сонным благодушием откинулась на спинку стула.
— А сейчас ты ляжешь спать, а мы пойдём в магазин за покупками.
Алиса хотела спать и потому спорить не стала. Сползла со стула и побрела в уборную. Пока она управлялась в уборной и в ванной — что после уборной надо мыть руки, Алиса знала, сколько себя помнила — Женя перенесла в её комнату перину, подушку и одеяло и соорудила Алисе постель, хорошо, что постельное бельё они сохранили.
Когда Алиса переоделась и легла, Женя поцеловала её в щёку.
— Спи, зайчик.
— А я проснусь, вы уже придёте? — уточнила, закрывая глаза, Алиса.
— Не знаю, — честно ответила Женя.
— Ну, ладно, — согласилась Алиса.
Женя ещё раз поцеловала её и вышла в прихожую. Эркин, уже одетый, застёгивал куртку.
— Я мусор пока вынесу, хорошо?
Разумеется, её согласие ничего не меняло, но она кивнула. Эркин улыбнулся ей, взял наполненное ведро и вышел. А Женя пошла на кухню. И когда Эркин успел посуду помыть? Она вытерла тарелки и чашки и убрала их в шкафчик. Кастрюля из-под супа пусть сохнет, киселя немного осталось, Алиса после сна выпьет, а макароны… О, макароны под окно. Как удобно! Ну вот, плита убрана, можно опустить крышку и выключить газ, чтобы Алиса не дотянулась. Чайник на шкафчике, на столе скатерть… кухня уже жилая.
— Женя…
Она вздрогнула и обернулась. Эркин стоял в дверях и смотрел на неё, так смотрел… Жене захотелось спросить его, верит ли он, что всё это взаправду, а не во сне… но вместо этого она сказала:
— Да, сейчас. Сейчас пойдём.
Эркин посторонился, пропуская её. И по-прежнему молча смотрел, как она одевается.
— Ну вот, я и готова, — улыбнулась Женя.
Пред уходом она ещё раз заглянула к Алисе, убедилась, что та спит.
— Знаешь, давай оставим свет в прихожей. Вдруг мы задержимся.
Эркин кивнул и, выходя из квартиры, щёлкнул выключателем.
И снова они идут по заснеженной улице, и он держит Женю под руку, и Женя смеётся, прикрывая рот красной варежкой, и от её смеха он уже не чувствует ни холода, ни усталости, ни страха перед завтрашним днём.
Про Торговые ряды Женя услышала ещё вчера от Клавдии, а Маня с Нюрой ей объяснили дорогу.
— Сначала купим тебе.
— Нет, — твёрдо сказал Эркин.
— Да, — столь же твёрдо сказала Женя. И засмеялась. — Я же дольше выбирать буду.
Торговые ряды оказались длинным трёхэтажным зданием с массой дверей. Несмотря на светлое время, внутри горели лампы, толпились и сновали во всех направлениях люди, множество голосов сливалось в ровный гул. И, как и в Новозыбкове, Женя нырнула в эту круговерть людей, огней и товаров, а Эркин только следовал за ней, опасаясь потерять из виду. Женя была в том состоянии, когда она уже никаких возражений не терпела, и потому Эркин молчал. Хотя его и не спрашивали. Его только предъявили продавщице, чтобы разобраться в размерах. И две пары тёплого, из трикотажа с начёсом, мужского белья перекочевали с полки за прилавком в сумку Жени. И ещё носки. Тоньше новозыбковских, но тоже тёплые. Женя купила сразу четыре пары. И стала прицениваться к свитеру. Но Эркин, поглядев на цену — восемьдесят рублей! — взбунтовался. Конечно, его бунт ничего не решал, но у Жени возникли сомнения насчёт размера, и вместо свитера она купила ему тёплых рубашек. Тоже четыре.
— Теперь тебе, — твёрдо сказал Эркин.
Лицемерно вздохнув, Женя уступила.
Второй этаж так и назывался: «Всё для женщин». И здесь было действительно всё.
— Сначала обувь, — сказала Женя.
И это решение было тут же одобрено. Внизу Эркин вынужденно не спорил, а здесь он соглашался и поддерживал. И кожаные сапоги на меху высмотрел он, когда Женя ещё не могла отойти от витрины с нарядными туфлями.
— Женя, — позвал Эркин. — Посмотри.
Женя подошла, посмотрела и ахнула.
— Эркин, сто двадцать рублей!
— Ну, так мех же. Натуральный, — сказала продавщица. — Как в печке ноги будут.
— Я только примерю, — не выдержала искушения Женя.
И зашла за барьерчик. Села на низкую, обтянутую дерматином банкетку. Продавщица подала ей сапоги. Женя сняла черевички и обулась. Мех приятно щекотал через чулки, голенища закрывали икры, а коричневая матово блестящая кожа была мягкой. Женя встала, осторожно переступила на коврике.
— Не жмут? — спросила Эркин.
— Нет, — вздохнула Женя.
Конечно, это ей не по карману, но она медлила, растягивая удовольствие. Потом села и… а черевички её где? Она растерянно оглянулась и увидела расплывшуюся в улыбке физиономию Эркина.
— Эркин, черевички у тебя? Отдай.
— А зачем? Оставайся в сапогах.
Рассмеялась и продавщица, подавая Эркину аккуратный свёрток. Женя растерянно заморгала.
— Ты что? Эркин, ты…?
— Пойдём дальше, или ты ещё пару возьмёшь? — очень серьёзно спросил Эркин.
Женя наконец рассмеялась.
— Так ты уже заплатил? Ну, Эркин…
Эркин счастливо улыбнулся. Всё, с обувью у Жени решено. Эти сапоги, да ещё валенки… Улыбалась, глядя на него, и Женя.
— Какой же ты молодец, Эркин.
Она сказала это совсем тихо, но он услышал. И ничего больше ему не надо.
Тёплые чулки, рейтузы, бельё… Женя выбирала вещи не спеша, со вкусом. Сумку теперь держал Эркин, и она всё тяжелела и тяжелела.
— Ну вот, а теперь…
— А теперь пальто, — решительно сказал Эркин.