— Десять стаканов. Семь во флягу и три сейчас, так?

— А семь стаканов влезет? — усомнилась Женя.

— Влезет. Кружка как два стакана, мы вливали четыре кружки, и было под горлышко. И… там бутерброды есть. Взять?

— Алиса, есть хочешь?

Алиса замотала головой.

— Тогда по одному, — решила Женя. — Только попробовать.

Сидя на скамейке между Алисой и узлом, придерживая ногами тюк, ящик и большой мешок, Женя смотрела, как Эркин разговаривает с буфетчицей, расплачивается, очень аккуратно переливает дымящийся чай из стаканов во флягу, тщательно завинчивает крышку, вешает флягу на плечо и… Женя привстала, но Эркин уже шёл к ним, ловко неся сразу три стакана, прикрытых картонной тарелочкой с тремя бутербродами. Увидев розовые и белые ломтики рыбы на кусочках белого хлеба, Женя ахнула:

— Ты с ума сошёл.

— Они по двадцать пять копеек, — старательно выговорил Эркин и улыбнулся. — Удачу надо отпраздновать, правда? А это очень вкусно.

Женя только покачала головой, но спорить не стала. Конечно, Эркин так нервничал на досмотре, лицо совсем каменным стало… Они переложили вещи, Эркин прямо на скамье расстелил носовой платок, расставил стаканы и тарелку, он и Женя сели с боков, а Алису посадили на пододвинутый к скамье тюк. Эркин достал нож и разрезал каждый бутерброд на три части. Ели медленно, и Женя, не забывая следить за Алисой, наслаждалась и вкусом рыбы, и красивыми движениями Эркина.

— Очень вкусно. Ты молодец, Эркин.

Эркин счастливо улыбался. Он ел и пил, невольно прислушиваясь к собственным ощущениям, ведь это уже Россия, это русский чай и русская еда, в бумажнике у него русские рубли, в кармане куртки звенит мелочь, белая, а не жёлтая. С ума сойти…!

Женя посмотрела на часики, и он сразу заторопился, допил свой чай и отнёс стаканы, получив залоговую стоимость, три копейки за стакан, а стаканов десять, так что сдачи было… и за семь стаканов сразу залог… и ещё за три… нет, потом сосчитает, некогда уже.

— Поезд на Иваньково с первого пути, — гнусаво, но достаточно понятно сказали под потолком, и сразу ожил, зашевелился и загомонил зал.

И снова мешок на спину, тюк на плечи, ящик в руку, второй мешок и узел у Жени, Алиса… В общей толпе они шли к выходу, кажется, что всему залу на этот поезд.

— Женя, билеты у тебя, — напомнил Эркин, плечом отодвигая слишком напиравшего на них парня.

— Да, сейчас посмотрю. Алиса, за узел держись.

Ловко действуя одной рукой, Женя достала билеты и посмотрела на них.

— Четырнадцатый вагон. Плацкартный.

— Это как? — не понял Эркин.

— Сейчас увидим.

Вагоны, в общем-то, походили на те, в которых они ехали. А вот и четырнадцатый. И проводник у входа. Женя протянула ему билеты. Немолодой седоусый мужчина в тёмно-синей форме кивнул.

— Проходите.

Через тамбур они вошли в вагон, сразу напомнивший Эркину барак в Центральном лагере. Держа наготове билеты, Женя шла впереди, выглядывая их места. Ага, вот они. Женя проверила номера и спрятала билеты.

— Вот эти две полки. На Алису места не дали, — и вздохнула сразу и облегчённо, и озабоченно. — Давай укладываться.

Нижняя полка поднималась, открывая вместительный ящик. Заложили туда все вещи, оставив только маленький мешок с продуктами и нужным в дороге. Его Эркин положил на верхнюю полку. Женя с Алисой, значит, внизу, а он сверху. Ладно. Жаль, ни двери, ни занавески, и неизвестно, кто с ними будет…

— Ага, вот здесь, — прогудел за их спинами низкий голос.

Эркин медленно обернулся. Трое в форме без погон. Как их называют? Да, демобилизованные. Наверное, они и есть. В лагере об этом тоже приходилось слышать. Говорили разное. Но тут же выяснилось, что у двоих места в соседнем отсеке, и третий, бросив свой мешок на нижнюю полку, ушёл с обоими туда. Эркин перевёл дыхание и посмотрел на Женю. Она сосредоточенно снимала с Алисы пальто и шапочку. Поезд вдруг дёрнуло так, что Эркин еле удержался на ногах, а мужчина, стоявший в проходе на двух костылях, упал. Ругань, крики, смех… Эркин усадил Женю с Алисой на полку и помог встать упавшему.

— Спасибо, браток. Двадцать второе здесь?

— Да.

Двадцать второе место оказалось верхним, и мужчина огорчённо крякнул. Женя сразу предложила ему поменяться местами.

— Ну вот ещё, — он поглядел на Женю и улыбнулся. — Не такой уж я калека, чтоб до такого… А этот, — он показал на лежащий в углу вещевой мешок, — этот где?

— Рядом, — ответил Эркин.

Мужчина прислушался к пробующим песню голосам и кивнул:

— Ну, с ним я договорюсь.

Он с явно привычной ловкостью взял мешок и забросил его на верхнюю полку, а на его место положил свой такой же и стал устраиваться. Расстегнул и снял шинель, скатал её и положил в изголовье, сел, положив костыли на пол так, чтоб и не мешали, и были под рукой, расправил гимнастёрку под ремнём, звякнув наградами, и подмигнул серьёзно рассматривающей его Алисе.

— Далеко едешь, синеглазая?

Алиса плотнее прижалась к Жене, посмотрела снизу вверх на Эркина и решила всё-таки ответить.

— До Иванькова.

— Неближний свет, — уважительно сказал мужчина. — Ну, давай знакомиться. Я — Владимир, дядя Володя, а ты кто?

— Я Алиса, — уже охотнее ответила Алиса. — А это мама. И Эрик.

Завязывающийся разговор прервал вошедший проводник. К удивлению Жени, он по-хозяйски сел рядом с Владимиром и развернул на коленях кожаную сумку с матерчатыми кармашками внутри.

— Давайте билеты.

Он собрал их билеты и разложил по кармашкам.

— В Батыгово разбудишь? — спросил Владимир, отдавая свой билет.

— Сможешь заснуть, разбужу, — усмехнулся проводник. — Постель будете брать? Рубль комплект.

— Будем, — кивнула Женя.

— С билетами разберусь, подойдите ко мне, выдам.

— А чаю, браток, нутро погреть?

— Только поставил, и стаканов нет.

— Чтоб у солдата не нашлось во что налить?! — рассмеялся Владимир.

Улыбнулся и проводник.

— Солдат нигде не пропадёт, это ты верно, — проводник встал и вышел.

— Батыгово далеко? — спросила Женя.

— За одну до Иванькова, — Владимир смотрел на неё с ласковой улыбкой. — Ничего, сестрёнка, доедем.

Женя кивнула.

— Конечно, доедем. Да, а чай у нас есть, — и посмотрела на Эркина.

Эркин встал и взял с верхней полки свой мешок. Пока он развязывал узел, Владимир выложил на стол свои припасы. Такой же пайковый пакет, а ещё кружок твёрдой колбасы, завёрнутый в тряпку кусок сала, две луковицы, небольшая фляжка и тряпичный узелок с сахаром. Эркин и Женя не смогли скрыть удивления, и Владимир улыбнулся, ставя на столик свою помятую кружку.

— Это мне в госпитале на дорогу выдали. Что по табелю положено, ну, и по хорошему знакомству добавили. Доставай кружки, ужинать будем, — и Жене: — давай, сестрёнка, хозяйничай. А мы для начала… — он многозначительно потряс флягой.

— Водка? — спросила Женя.

— Спирта нет, — Владимир несколько нарочито вздохнул. — Не дали.

— Я не буду, — покачала головой Женя.

— За возвращение надо, сестрёнка. Что мы выжили. Гнули нас, ломали нас, — глаза его стали на мгновение злыми, — что не они нас, а мы их в землю вбили. И домой едем. За это надо.

Он положил на стол длинный с цветной ручкой нож и по-хозяйски уверенно стал разливать водку. Две кружки до половины и третью на донышке.

— Вот так, сестрёнка.

Спорить с ним было нельзя. Эркин чувствовал это, да и… да и не с чем спорить. Тогда, на королевском ужине они говорили о том же и почти теми же словами. Видно, поняла это и Женя. Она взяла нож и стала нарезать хлеб и сало.

— Ты не экономь, — улыбнулся Владимир. — Толще режь. А синеглазке чаю, чаем чокнется.

— Разве чаем чокаются? — удивилась Женя.

— Ей ещё можно, — хмыкнул Владимир.

Эркин положил на стол свой пайковый пакет, достал нож. Владимир мотнул головой.

— Оставь. Вам до Иванокова больше ж не дадут, так? — Эркин вынужденно кивнул. — Ну вот. А Вам дитё кормить.