— Ага, — согласилась Алиса и попыталась вытрясти ягоды из стакана прямо в рот, как это делали многие, а ей почему-то не разрешали.

И, конечно, облилась. Так что от умывания никак не отвертеться. И мама рассердилась, и Эрик тоже. Вот не везёт, так не везёт.

Сердито ведя Алису за руку, Женя пошла к выходу, пока Эркин относил их грязную посуду на транспортёр к мойке. А к их столу тем временем наперегонки устремилось уже трое со своими подносами.

Во дворе Эркина окликнул по-английски Чолли.

— Эй, постой, поговорить надо.

Женя кивнула в ответ на взгляд Эркина и ушла умывать и укладывать Алису спать, а Эркин подошёл к Чолли.

— Случилось чего?

Чолли кивнул и достал сигареты, предложил жестом. Эркин так же достал пачку, и они закурили, обменявшись сигаретами.

— В барак идите, — сказал Чолли стоявшей в шаге от них мулатке в рабской одежде, и Эркину: — Мои это. Жена и вот…

Эркин скользнул вежливо-равнодушным взглядом по ней и двум малышам в рабских обносках, крепко держащимся за её юбку. То ли трёхкровки, то ли… А не всё ли равно? Ему-то во всяком случае.

— А третий где? — Эркин вспомнил, что, вроде, он её уже видел, но ещё с младенцем на руках, и у «большой пожарки» Чолли о троих говорил.

— Третьему пайка не надо, — хмыкнул Чолли, — грудной ещё. Я вот о чём. Ты с той пятёркой говорил?

— Расплевались, — усмехнулся Эркин, сразу сообразив, о ком говорит Чолли.

— Я тоже, — Чолли озабоченно смотрел вслед идущей к бараку жене и семенящим рядом детям. — Вздумали, сволочи дурные, попрекать меня.

— Ими? — Эркин глазами показал на уходящих.

— Ну да. Племя, вишь ли, блюсти надо, — Чолли выругался и сплюнул. — А сейчас слышу, сговаривались с этим, ну, седым, ну, главный который, что они к нему отдельно придут. Вот и думаю. Куда приткнуться? То ли с ними, всё ж-таки свои, вроде, индейцы, то ли… Ты как?

— А пошли они… — Эркин подробно охарактеризовал адрес. — У меня жена русская, а они вздумали кровями считаться. Я с семейными пойду.

— Ясно, — кивнул Чолли. — Я-то раньше думал на Равнину податься, всё ж-таки… А если ещё и племя найти, то и вовсе хорошо.

— А ты племя своё знаешь? — с интересом спросил Эркин.

Чолли вздохнул.

— Давно было, путается всё. Резервация сборная была, из трёх племён, названия ещё помню, а сам я из какого… Род Совы, род Орла, род Оленя… К одному какому-то думал прибиться. А раз они семью мою не принимают… Пошли они на хрен тогда, сволочи! А твоё племя?

— Я питомничный, — нехотя ответил Эркин. — Мне ни помнить, ни искать нечего. Я уже нашёл всё.

Чолли кивнул. Курил он экономно, привычно растягивая удовольствие.

— Врачей прошёл? — спросил Эркин.

— Н-ну! Меня, — Чолли усмехнулся, — об стенку не разобьёшь. И малышня здорова. Жене вот, ещё по бабской их части надо. Но тоже… должно обойтись. Слушай, а что это за хренотень с тестами?

— А! — Эркин пренебрежительно махнул рукой. — Не бери в голову. Игры беляцкие. Визу на этом не теряют.

Чолли с надеждой посмотрел на него.

— Думаешь? Игры, конечно, играми… Только… поиграла кошка с мышкой… И назад не повернёшь…

— Это к хозяину? — у Эркина зло дёрнулся угол рта.

— А куда ж ещё? Своим хозяйством жить не дадут. Ты где был? Ну, после Свободы?

— На мужской подёнке крутился, — привычно ответил Эркин. — А летом в пастухи нанимался. А ты что, так и остался у хозяина?

— А мне деваться было некуда. Он меня вот так, — Чолли показал полусжатый кулак, — за горло взял и держал. Ни жить, ни помереть. Я ж отработку свою уже года три как закончил.

— И не ушёл? — удивился Эркин.

— Он меня на ха-ароший крючок посадил, — Чолли сплюнул и зло выругался. — Только вот, в Хэллоуин этот, чтоб ему…, сорваться смог, и то… в чём были, в том и ушли. Сменки на теле нет. Жена стирать пошла, а я с мелюзгой нагишом в отсеке сидел, выстиранного ждал, — Чолли вдруг улыбнулся. — Хорошо, на рабском грязь незаметна.

Эркин понимающе кивнул. Хоть у самого этой проблемы нет, Женя все его вещи до тряпочки забрала, и у неё, и у Алисы смен тоже хватает, а понятно. Не разжился Чолли добром, хоть и три года на свободе. Хотя… многие здесь в чём на Хэллоуин выскочили, в том и остались. Бывает.

— И куда думаешь?

— Хоть к чёрту на рога, — мрачно улыбнулся Чолли, — Лишь бы мне семью не трогали. Работы я никакой не боюсь. А за своих… глотку зубами перерву.

И это было знакомо Эркину. Он сам думал так же, такими же словами.

— Ты не трепыхайся попусту. Пройдёшь всё, врачей, психолога, тестирование это, послушаешь, что они скажут, ну, и подберёшь себе место.

— Ага, — кивнул Чолли. — Что ещё нам этот Седой скажет.

— Послушаем, — пожал плечами Эркин.

Чолли докурил сигарету до самого кончика и растёр микроскопический окурок.

— Ладно. Раз выжили, то и проживём?

— Точно, — кивнул Эркин. — Ты язык учи.

— Надо, — согласился Чолли. — Говорят, трудный он. Ты как учил?

— А само собой как-то получилось, — удивлённо сказал Эркин и улыбнулся. — С женой говорил, с братом, с дочкой. Вот и выучил.

— С братом? — удивлённо переспросил Чолли. — Он что…?

И не закончил фразу, остановленный твёрдым взглядом Эркина. Помедлив и что-то сообразив, Чолли кивнул и спросил о другом:

— А сейчас он где? Здесь?

— Убили его в Хэллоуин, — сдержанно сказал Эркин.

Чолли сочувственно вздохнул.

— Ты по-русски совсем ничего? — помедлив, вполне дружелюбно поинтересовался Эркин. — Ни слова?

— Ну, — Чолли усмехнулся. — Кое-что знаю. Обложу, пошлю, и так… отдельные слова.

— Ничего, — сказал по-русски Эркин и продолжил по-английски: — Слушай и говори. Вот и всё.

— Разве что так, — вздохнул Чолли.

И, обменявшись кивками, разошлись. Вернее, оба пошли к семейному бараку, но каждый сам по себе.

Когда Эркин вошёл в свой отсек, Алиса спала, сердито нахмурив брови. А Женя сидела на своей койке и в очередной раз штопала Алисе чулки. Эркин, входя, поглядел наверх. Нюси не было, и он, помимо воли, счастливо улыбнулся: они вдвоём, наконец-то, после той прогулки… Женя подняла голову и, увидев его улыбку, улыбнулась тоже. Эркин быстро снял и повесил куртку и сел рядом с Женей. Женя положила шитьё на подушку и повернулась к нему. Эркин очень мягко, очень осторожно накрыл её руки своими ладонями и переплёл свои пальцы с её.

— Женя, — как всегда, когда он волновался, у него вышло: Дженния. Как тогда, в их первую встречу, и улыбка Жени стала такой счастливой, что у него перехватило горло.

Говорить он не мог и молча наклонился, уткнулся лицом в их сплетённые руки, тёрся лбом о запястья Жени. Наклонилась и Женя, коснувшись губами его волос. И медленно, не разнимая рук, выпрямилась. Эркин поднял голову и посмотрел на Женю затуманенными влажными глазами.

Вздохнула, поворачиваясь на другой бок, Алиса. Где-то, даже не поймёшь сразу в каком конце казармы, хныкал младенец и женский усталый голос тянул монотонную заунывную колыбельную, спорили, ссорились и мирились люди, хлопали двери, ещё где-то переставляли фанерные щиты, расселяя приехавших… Женя и Эркин уже не замечали этого. Они были вдвоём.

Ещё когда шли от столовой к бараку, Тим с Зиной всё решили. Она пойдёт стирать, а он посидит с детьми. И на молоко их отведёт. А там, как на собрание идти, она его подменит.

В отсеке Зина сразу собрала грязное, но Дим запротестовал:

— Мам, а яблоки?!

— А что? — засмеялась Зина. — Не съедите их без меня?

— А ты? — Дим смотрел на неё удивлённо и чуть ли не обиженно. — Ты разве не будешь?

И Зина села на Катину койку, а Тим опять достал свой необыкновенный нож, разрезал яблоки пополам и ещё раз пополам. Зина сунула в рот дольку и встала.

— Ешьте без меня дальше. Я в прачечную.

Катя посмотрела на неё, на Дима и, вздохнув, осталась сидеть. Зина увязала покрепче ставший заметно б ольшим узел, сняла, вздохнув, с пальца кольцо и убрала его в коробочку и в тумбочку.