— Это ты коменданту попробуй втолкуй.

— Да-а, упёрся…

— Нельзя, и всё.

— Рыжего помнишь? Ну, ты после уже пришёл, в самом начале было, ещё краска на воротах не просохла, так он вздумал… обмыть чего-то, — рассказчик разгорячился, — и тихо всё сделал, пока не разлил, никто и не знал, что он пронёс, только поднесли, глотнуть не успели… Комендант! И всё-ё. Вылетело всё застолье за ворота… лёгкими пташками.

— Настучал кто?

— У него нюх, он и так всё знает.

— А тебе чего, не поднесли? Раз не вылетел, — поддели рассказчика.

Тот смущённо засмеялся.

— Я опоздал просто.

Все дружно заржали.

Смеялся и Эркин. Ему очень хотелось сделать всё, как положено, и было страшно потерять визу.

— Пронести — не проблема, — сказал костлявый стриженый наголо мужчина.

Эркин уже знал, что если на входе найдут вшей, то без разговоров сразу в санпропускник, а там и наголо постригут, и тряпьё прожарят. Мужчина оглядел собеседников и повторил:

— Пронести — не проблема. Проблема — выпить незаметно. Если сам по себе, глотнул и завалился, то пронесёт, спящих не обнюхивают. Проспишься — и порядок. А в компании душевно посидеть… сразу накроют.

— Эт-то да, — сокрушённо вздохнул низенький жилистый в синей куртке на голое тело.

«Видно сменки нет, — подумал, глядя на него, Эркин, — постирал рубашку и ждёт, пока высохнет».

— А то ещё на входе перехватят.

— Ну, это дураком надо быть, чтоб через проходную выпивку переть.

— Так что дела…

— Хреновые, что и говорить.

— А помянуть надо.

— А визу терять надо?

— То-то и оно.

— Устроили, понимаешь…

— Ну, не скажи, спьяну много чего натворить можно, а так…

— Так-то порядок, конечно, кто спорит.

— Только тошно от порядка этого.

— Тоже, кто бы спорил.

Эркин кивнул, вздохнул со всеми и осторожно спросил.

— А питьё какое надо? И еду?

Собеседники переглянулись.

— А чего покойник любил, — авторитетно заявил жилистый.

С ним все дружно согласились. Эркин невольно облегчённо улыбнулся.

— Тебе кого поминать-то?

— Брату завтра девять дней, — ответил Эркин.

— Девятый и сороковой — это обязательно.

— Кто бы спорил.

— Да-а, влип ты, парень.

— Точно. И не помянуть — брата обидеть.

— А помянуть — визу потерять.

— Вот и крутись.

— А чего? За ворота вышел…

— И под кустом по-собачьи, так, что ли?

— Сказанул тоже.

— Дурак он и есть дурак.

— Ну да, а здесь ведь семьёй надо.

Эркину сочувствовали горячо и искренно. Он подождал, пока общий разговор снова уйдёт в сторону, и, выйдя из круга, пошёл искать Фёдора.

Но Фёдора перехватить не удалось, а идти в город одному Эркину не хотелось. Кто знает, что там и как там, лучше с напарником. Ладно, поговорит тогда с Фёдором вечером, а завтра с утра в город. К обеду или сразу после обеда вернётся, и сядем за поминки. А сегодня после обеда сходит в баню. Об этом тоже говорили. Что праздник — не праздник, поминки — не свадьба, конечно, но в баню перед этим надо, чтоб уважение покойному высказать.

Безрезультатно проискав Фёдора, Эркин обнаружил, что до обеда осталось совсем немного. Он зашёл к себе за талоном. В комнате никого не было. Кто в курилке, кто уже у столовой, кто ещё где. Эркин сел на кровать и потёр лицо ладонями. Как всё… странно, не так… Сколько ни говорили с Женей о том, как оно будет, но такого… Нет, это не плохо, совсем не плохо. Сытная еда трижды в день, отдельная койка, даже с бельём, душ, да нет же, баня, когда захочешь, и никакой работы. И Женя, и Алиса… живы, здоровы, сыты, и… не то что-то. Что? Нет, чёрт, голова кругом пошла. Ладно, Жене и Алисе здесь хорошо, лучше, чем в Джексонвилле, значит… больше ему ни о чём и думать не надо. А что будет потом… Чёрт, ну, всё же хорошо. Сходит завтра в город… Городишко, говорят, кто ходил туда искать приработок, поганый: работы нет, смотрят волками. Ну, так и чёрт с ним. Паёк хороший, можно и не рыпаться, прикупать и на прилавке в столовой можно. Деньги пока есть. Не в этом же дело. Сколько дней он уже здесь? Три или четыре? Да, четвёртый день сегодня. И завтра девять дней, как не стало Андрея, как его убили. Тридцать первое октября. Этого… нет, не дня, этой даты, так правильно, он уже не забудет. Уже не будет беспомощно бормотать про траву и листья, какими они были, когда Андрей Белую Смерть увидел. Ох, Андрей, как же так получилось, лучше бы меня. Ты бы и о Жене с Алисой, и о Даше с Машей позаботился бы, я тебя знаю. Ты… ты человек, Андрей, а я… трус я. Как подумаю, что опять к белякам идти, глаза книзу, так… аж холодом по спине тянет. Ладно. Завтра сядем, поговорим о тебе. Ты ведь услышишь нас, правда?

Эркин снова крепко растёр лицо ладонями и встал. Ладно. Если получится, что он придумал… должно получиться. Вот только денег бы лишь хватило. Он, правда, здесь только на мочалку потратился. Нож ещё там покупал, из еды кое-что… Он достал бумажник и пересчитал деньги. Сто сорок семь и ещё мелочь… Ладно. Спрятал бумажник во внутренний карман и пошёл, вернее, побежал к столовой. Женя уже наверное ждёт его.

Его ждали. Да он особо и не опоздал. Столовую только-только открыли. Женя держала Алису за руку и улыбалась. И он издали улыбнулся им. И Маша с Дашей тут же.

Привычная уже очередь, поднос с тарелками. Теперь он уже спокойно отбирает у Жени её двойной поднос и несёт к столу, за которым гордо восседает Алиса. Щи, тушёнка с картошкой, компот, четыре куска хлеба. Алисе ещё печеньице с изюмом. Из тех, что он купил в первый вечер. На этот раз за их столом, как её зовёт Алиса, тётя Таня. Он уже знает, что она совсем одна, у неё все-все погибли. При ней ему почему-то неловко говорить с Женей. Даша и Маша то напускают на себя неприступный вид, то прыскают и фыркают в тарелки. Это если смотрит или не смотрит на них сидящий за соседним столом Костя.

После обеда Женя повела Алису укладываться спать. Алиса намертво вцепилась в Эркина, и он пошёл с ними. Женя раздела и уложила Алису.

— Эрик, ты посиди со мной, — попросила Алиса.

— Ты же раньше сама засыпала! — возмутилась Женя.

— Так раньше Эрика не было, — возразила Алиса, — а теперь он здесь.

Женя невольно рассмеялась. И ободренная её улыбкой, Алиса стала командовать:

— Эрик, ты на край садись, ага, вот так, и посиди.

— Может ему ещё и покачать тебя?! Ты же уже не маленькая.

На этот выпад Алиса уже не ответила. Она могла и капризничать, и ныть, но засыпала мгновенно. Женя с улыбкой смотрела на сидящего на краю кровати Эркина. Он улыбнулся в ответ мягкой, чуть виноватой улыбкой.

— Я поговорил, Женя. Ну, с остальными. Все говорят, что надо поминать. Я завтра тогда пойду в город и куплю всё. К обеду или сразу после обеда вернусь. И сядем.

— Ох, Эркин, а виза?

Улыбка Эркина стала хитрой.

— Я… я придумал одну штуку, Женя. Андрей был бы доволен. Ему бы понравилось.

— Эркин…

— Всё будет хорошо, Женя. И… и по обычаю, — он не хотел рассказывать, но, видя её тревогу, решил объяснить: — Я куплю то, что Андрей любил.

— Так, — всё ещё не понимания, кивнула Женя.

— Ну, а он не пил, не любил спиртного. Я его и покупать не буду. И по обычаю, и не придерутся.

Женя ахнула и тихонько засмеялась.

— Какой же ты молодец, Эркин! Как хорошо придумал!

— Правда?

Женя как раз стояла рядом, и когда он с робкой улыбкой посмотрел на неё снизу вверх, она погладила его по голове, ероша волосы, обняла. Эркин с замиранием сердца ощутил щекой её тело, у него дёрнулись руки обнять её, но Женя уже отодвинулась. У Эркина дрогнули губы, но ни сказать, ни шевельнуться он не успел.

В комнату влетели Даша с Машей и, увидев спящую Алису, затараторили шёпотом:

— Ой, Женя… завтра объявят… в пятницу отправляют… два автобуса… завтра списки объявят…

— Что-что? — переспросила Женя. — Куда отправляют?

— В Центральный лагерь, — наконец отдышалась Маша. — Мне моя тёзка из канцелярии шумнула. На кого уже визы готовы.