— Спасибо, — улыбнулся Жариков. — Только опасные пациенты у нас уже были. Кричали, на стены кидались, женщин требовали, себя предлагали. Сёстры не то что в палаты, в отсек заходить боялись.

Эд смущённо зазвенел ложечкой в стакане, Крис заметно покраснел. Жариков прихлёбывал чай, оглядывая их весёлыми, но без насмешки глазами.

— Ну, всё так, — наконец сказал Крис. — И ругались, и с кулаками лезли. Что было, то было, но… Но кулаки-то у нас не всерьёз, а так… на пулю нарывались и всё. Да и не умеем мы этого. А они умеют. И хорошо умеют.

— И убивать вам не приходилось?

— Так не по приказу же! — вырвалось у Криса.

— И мы сразу, чтобы без мучений, — стал объяснять Эд. — А они и убивали, и пытали. Они — палачи.

Жариков задумчиво кивнул.

— Спасибо. И ещё, парни. Они — больные. Ни сил, ни желания убивать у них нет.

Крис несогласно опустил глаза. Жариков ободряюще улыбнулся ему.

— Ну, с чем не согласен? Давай.

— У них нет приказа, — тихо сказал Крис. — А желание всегда при них. Прикажут — и силы появятся.

— Как у вас? — ехидно спросил Жариков. — Желание всегда, а без приказа и смотреть не станете.

— Нет, — сразу сказали они в один голос.

И Эд продолжил:

— Нет же, доктор Иван, наоборот. У нас как раз желания не было, но по приказу мы всё делали.

— Почему же у них должно быть наоборот? Они — такие же рабы, какими и вы были.

— Д-да, — вынужденно согласился Крис и улыбнулся. — Поймали.

— Я вас не ловил, — твёрдо сказал Жариков. — Мы рассуждали. Они — больные люди, и наша задача помочь им.

— Это-то понятно, — кивнул Эд.

— Нам это доктор Юра на Хэллоуин здорово объяснил, — улыбнулся Крис. — Я думал, он прибьёт Андрея. Ну, когда тот одну сволочь узнал и перевязывать отказался.

— Я помню, — тоже улыбнулся Эд.

— Да, Иван Дор-ми-дон-то-вич, — снова постарался Крис, — а что такое клятва Гип… Гиппо…

— Гиппократа, — помог ему Жариков. — Эту клятву даёт врач.

— Каждый? — заинтересованно спросил Эд.

— Да, каждый. Гиппократ — это такой великий врач жил в древности.

И Жариков стал рассказывать, стараясь не забывать, что ни о Греции, ни о… да ни о чём они не знают. Выслушав его рассказ, они переглянулись.

— Здорово, конечно, — сказал Крис и явно оборвал себя, не договорил того, что вертелось у него на языке.

Эд понимающе кивнул и пустился в длинные рассуждения о преимуществах чая перед кофе. Жариков не настаивал на прежней теме. Рано или поздно, но разговор этот опять завяжется и, насколько он понимает, пойдёт о врачах. Врачи госпитальные и питомничные. Врачебная профессиональная этика. Здесь есть о чём поговорить.

Они допили чай, Крис вскипятил чайник, чтобы, когда захочется, можно было просто подогреть, и снова пошли в обход.

На этот раз в обеих палатах спали. Чак даже затих и расслабился: видимо, боль отпустила. Как уложили его на спину, укрыв по грудь и руки поверх одеяла, так и лежит. А Гэб завернулся в одеяло с головой и лицо спрятал, только чуть макушка торчит. Эд насмешливо улыбнулся и на вопросительный взгляд Жарикова ответил уже знакомым тому почти беззвучным шёпотом.

— Это он от нас прячется.

Жариков не понял, но кивнул. Парни это заметили и, когда вернулись в дежурку, стали объяснять:

— Это когда хочешь один остаться.

— Да, лицом к стене ложились.

— Или лицом на пол.

— Руками ещё закрывались…

— Вот теперь понял, — вырвалось у Жарикова. — Это… в камерах?

— Да. Но так только работяги спали.

— А вы?

Они негромко фыркнули коротким смехом.

— Нас ещё в питомнике закрываться отучили.

— Да, лечь на спину, руки за голову, ноги раздвинуть.

— Ну, руки вдоль тела ещё можно, или под себя, под поясницу подсунуть.

— И всё.

— И никак по-другому.

— Но почему? — вырвалось у Жарикова.

Они пожали плечами.

— Не знаем, — сказал Эд.

— Нам же не объясняли ничего, — у Криса зло дёрнулся угол рта. — Просто если по-другому лёг, били. Вот и всё. Вы же… вы же видели нас, ну, как мы спим. И сейчас…

Жариков кивнул.

— Я как ложусь, — задумчиво сказал Эд, — пока одеяло не сдвину, не лягу, как положено, то заснуть не могу. А ты?

— Простыню я свободно терплю, а одеяло… на ногах только.

— А Арчи под одеялом спит.

— Так он домашним сколько был? — и, видя изумление Жарикова, Крис пояснил: — Домашний когда, то если на ночь хозяйка или хозяин у себя оставляют, то поневоле под одеялом спишь. А в Паласах одеял нету, — и опять оборвал себя. — Ладно, хватит об этом. Как спят они, так пусть и спят.

Жариков кивнул. Вот так, обмолвками, обрывками, даже не через час, а через день по чайной ложке, но ни о чём расспрашивать впрямую нельзя. Нет, они ответят, но не будет их желания объяснить, впустить в свой мир.

Когда шаги в коридоре затихли, Гэб осторожно сдвинул с лица одеяло. А то душно. Ушли. Чёртовы поганцы. Но, видно, хорошо они здесь устроились, и заводиться с ними рискованно, себе дороже выйдет. Неужели русские заставят его гореть? За что? Что он сделал русским? Ну, не нужен он, ну, хорошо, он — палач, убийца, ну, так расстреляйте. Ведь всё равно перегоревшему нет жизни. Сегодня вот Чака увидел, так страшно стало. Не руки, а так, подвески, и по лицу видно, каково пришлось. Теперь Чака будут исследовать. Нелёгкая смерть, чего уж тут. Но Чака-то хоть за дело, он беляков в Колумбии нащёлкал… сколько захотел, а его-то за что?

Гэб сглотнул готовый вырваться наружу крик. А если… если так… если попробовать договориться с этим метисом.? Про таблетку-то всё-таки не донёс, а то бы уже отметелили. Беляки такого — непослушания с обманом — не прощают. Или это ему утром устроят? Публично, чтоб все увидели, в назидание. Вот спальники повеселятся: не часто такое зрелище. Нет, если этот парень придёт один, нужно попробовать поговорить. Руки пока не болят, так ведь белякам если что втемяшится… будешь гореть, и всё. Доведут до горячки, не отступятся. Пойти в раскрутку, чтоб пристрелили? Опоздал с этим. Надо было тогда, когда русские только в кабинет хозяйский вошли, а сейчас чего… опоздал.

Гэб откинул одеяло и потянулся к стакану на тумбочке. Не так хотелось пить, как просто… сделать что-то, хоть это. Вода как вода, ничего не подмешано. И ставя стакан обратно, наткнулся на кнопку и даже рассмеялся. Вот оно! Сам же сказал, чтобы, если понадобится что, то нажал, вызвал. А если беляк, доктор придёт? — ворохнулось опасение. И тут же досадливо мотнул головой. Не попрётся беляк ночью, дрыхнет наверняка. С двумя-то спальниками… Ну… рискнуть? Придётся.

Он осторожно погладил выпуклую кнопку. Шершавая. Чтобы не скользила наверное. И, помедлив, всё-таки нажал. И прислушался. Но ни звонка, ни ещё чего не услышал. Неужто обманул? Зачем? Жаль, если так. Нет, вот шаги по коридору, открывается дверь…

Гэб откинулся на подушку, едва не выругавшись в голос. В палату вошёл белый. Доктор. Значит, всё-таки поганец сказал про таблетку. Сейчас начнётся… И вопрос доктора он не понял, даже не расслышал.

— Я случайно, прошу прощения, сэр, случайно её задел.

— Ничего страшного, — Жариков подошёл к кровати.

Когда в дежурке замигала лампочка и Крис сорвался с места, он не пустил парня, а пошёл сам. Конечно, звали не его, но… но он не ожидал такого страха. По мере того, как он подходил, этот могучий, налитый силой негр вжимался в подушку и бормотал:

— Не надо, сэр, я не хотел, я случайно, сэр…

Жариков сел на стул у кровати и стал ждать. Наконец негр замолчал, выровнял дыхание.

— Руки болят? — повторил Жариков свой вопрос.

— Нет, сэр, — теперь Гэб говорил осторожно.

— Не спится, — понимающе улыбнулся Жариков.

И по мгновенно исказившегося от страха лицу Гэба понял, в чём дело. Значит, таблетку выбросил или спрятал и теперь боится наказания. Успокоить вряд ли удастся, а вот переключить… можно попробовать.

Гэб настороженно следил за доктором. Бить не будет: позиция не та. Не знает? Простил?