— Дядя Серёжа, — Гольцев перевёл дыхание. — Тим давно на зарплате?
— Без подъездов давай, — Савельич оглядел его, усмехнулся. — Молод ты со мной в такие игры играть. Твой дед со мной всегда в открытую работал, а уж…
— Дядя Серёжа, мемуары потом. Слушай. Тима доят. И доильщик здесь. В хозяйстве. Взял парня на цугундер…
— Не тарахти, — перебил его Савельич, — что ты, как отец твой, за раз две ленты выстреливаешь. А потом отбиваться уже нечем, — сплюнул окурок в бочку, достал сигареты и позвал, не повышая голоса: — Родионыч, пойди сюда.
Непонятно откуда, а возможно, и прямо из воздуха возник и не спеша, вытирая руки ветошью, подошёл седоусый Родионыч, кивком поздоровался с Гольцевым.
— Чего тебе, Савельич?
— Послушай, Родионыч, тут у нас шустряк объявился.
— Ну-ну, — задумчиво кивнул Родионыч. — Послушаем.
Гольцев вдохнул, выдохнул и заговорил чётко, как на докладе.
Выслушав его, Савельич и Родионыч переглянулись.
— Ладно, — спокойно сказал Савельич. — Не бери в голову, майор.
— Разберёмся, — кивнул Родионыч.
И так как Гольцев хотел что-то сказать, повторил:
— Разберёмся.
Гольцев понял, что дело сделано и можно к этому не возвращаться. Он кивнул старикам и ушёл, предоставив им планировать операцию по выявлению и предотвращению самостоятельно. С этим всё. Теперь, чтобы с Тима не вычли. Ну, это элементарно.
…Серое… серое… серое… что это? Всё равно… это туман…
— Серёжа-а-а! Не уходи далеко, заблудишься-а-а-а..
Се-рё-жа… Кто это, Серёжа? Это я, Серёжа… Туман… И белые стволы… Белая кора и чёрные полоски…
— Что это, мама? Почему? А я знаю, вот и знаю! Я сам понял! Это покрасили! А краски не хватило, вот!
— Какой он ещё глупый, мама! А вот и глупый, а вот и не знаешь!
— Зачем ты его дразнишь, Аня? Это берёза, Серёжа. Она от рождения такая.
Бе-рё-за… Смешное слово. Дерево берёза. Дерево — оно, а берёза — она, почему? Анька смеётся над ним. Ничего, он вырастет и тоже посмеётся над ней… Туман… серый туман…
Элли привычным уже движением открывает ему рот и осторожно с ложечки вливает витаминное питьё.
— Вот так, ну и молодец. Сейчас губы вытрем. Вот так.
Она разговаривает с ним, как с куклой. А он и есть кукла. Она его кормит, обмывает, поворачивает с боку на бок, чтобы не образовались пролежни, делает массаж, подкладывает судно. Хуже того паралитика. Тот хоть смотрел, моргал, мычал что-то, даже пробовал… да ладно, чего там. Бедняга, бедный парень, что с ним Джимми сделал? И зачем? Ведь это… это хуже смерти, такая жизнь.
Она просмотрела его вещи. Тогда, в первый день, она, раздев его, сгребла всю его одежду и вынесла в холодную кладовку, боясь вшей: в войну с ними все познакомились. Заведутся если, так потом выводить их — такая морока. Но он был чистый, хоть здесь слава Богу, и Элли уже спокойно стала разбирать его одежду. Трусы, рубашку и джинсы — это в стирку, сапоги — отмыть и поставить в кладовку, куртка… Нет, её стирать не стоит, лучше выколотить на заднем дворе. Вот и все хлопоты. Всё, что было в карманах, Элли сложила в пакет. Вещей оказалось немного. Носовой платок, расчёска, две связки ключей, вернее, одна связка из трёх ключей на простом кольце без брелка и ещё один ключ отдельно, полпачки дешёвых сигарет, немного мелочи и бумажник. Она просмотрела и бумажник. Деньги и ловко запаянная в целлофан справка, что Эндрю Мэроуз работал летом в округе Бифпита пастухом. Она вложила справку в бумажник, закрыла его и опустила в пакет к остальным вещам. Оружия у парня не было. Или Джимми его сразу отобрал. Что задумал Джимми? Зачем он сказал ей, чтобы она сохранила все вещи, он, дескать, их сам разберёт? Ей всё больше это не нравилось. И когда, осматривая его куртку в поисках следов вшей, она прощупала внутренний потайной карман, то решила сразу: то, что парень так прятал от всех, Джимми не получит. Почему? А потому! Она что, душу продала?! В кармашке была маленькая книжечка в твёрдой тёмно-красной обложке. Удостоверение. И… и это же… оно на русском. Значит, парень русский? Джимми обмолвился, что парень теперь беспамятный. Элли взяла удостоверение и спрятала. В потайной карман переложила пару кредиток покрупнее из бумажника, справку решила оставить: Джимми может не поверить, что совсем никаких документов не было, и — не дай Бог — начнёт искать и проверять.
Развесив выстиранное для просушки на заднем дворе, Элли вернулась к нему. Вгляделась в неподвижное бледное лицо. Эндрю, Энд, Энди… Совсем не похож на свою фамилию. Даже…
Она не додумала, услышав шум машины. Джим? Джимми! Элли выбежала из комнаты.
— Джимми! Наконец-то!
— Вот и я, крошка, — Джим уже вошёл в гостиную, с ходу обнял и приник к её губам.
…Туман… серый… белый… Заяц серый, куда бегал?… Нет, заяц белый…
— Серёжа! Не уходи далеко-о-о…
Мама, мама, ты где? Мамочка, я буду слушаться, только не прячься…
— Я здесь, здесь, с тобой. Спи, Серёженька, спи, ночь уже…
Спать, ночь… и туман не серый, это ночь, ночью темно, ночью только кошки гуляют. И ёжики. Ёж мышей ловит. И молочко пьёт. Из блюдечка. Дети ночью спят… Когда спят, то растут. Аня большая, вырасту, как она… Аня… туман… ночь… надо спать…
В его комнату Джимми только заглянул и вернулся в гостиную.
— Ну, как тебе кукла, крошка?
Элли рассмеялась.
— Великовата, но всё равно спасибо.
— Теперь тебе не скучно, так?
Она вздохнула, обнимая его.
— Без тебя всё равно скучно.
— Ну-ну, — он поцеловал её в шею, — Я здесь, крошка. Разожги камин, пока я выгружаюсь.
Джимми любил сидеть у камина, и чтобы пламя было сильным. Она развела огонь, открыла бар.
— Где его рванина, крошка? — вошёл в гостиную Джимми.
— Ну, почему рванина? Вещи вполне приличные. Только куртка рабская. Я их выстирала….
— Спасибо, крошка, — ухмыльнулся Джимми. — Но могла и не стараться. В карманах что было? — она кивнула. — В кладовке, так? Сделай мне покрепче, крошка, а я мигом.
Джимми и впрямь быстро управился. Элли едва успела сделать два коктейля, как он вошёл в гостиную и бросил на стол пакет.
— Уф, вот и всё. Спасибо, крошка, — Джимми взял стакан и сел на диван, столкнув на пол льва. — Брысь, скотина, не всё тебе тут валяться.
Элли охотно засмеялась его шутке и села рядом. Джимми обнял её.
— Ты смотрела его куртку, крошка?
— Да, а что?
— Плохо смотрела, — Джимми самодовольно усмехнулся. — У него там деньги были. В нутряке.
— И много? — потёрлась щекой о его плечо Элли.
— Тебе на серёжки не хватит, — хохотнул Джимми. — Ладно, крошка, закончим с делом и, — он подмигнул ей, — займёмся удовольствиями.
Деньги Джимми переложил в свой бумажник, ключи и расчёску сунул в карман со словами:
— Выкину по дороге с остальным шмотьём.
Носовой платок, бумажник, справка, сигареты — всё полетело вы камин.
— Фу! — Элли замахала руками, отбиваясь от запаха горящей кожи и ткани.
— Пошли в спальню, крошка, — Джимми заботливо обнял её и вывел из гостиной. — Прогорит, и запаха не будет, — и уже снимая с неё платье, улыбнулся и подмигнул ей: — Ему всё равно ничего этого уже не понадобится.
Элли только вздохнула в ответ, обнимая его за шею.
До Джексонвилля доехали неожиданно быстро. Или просто знали, куда везут, вот время быстрее и пошло. Их действительно привезли точно на то место, откуда увозили. Прямо к так ещё и не разобранному завалу. Они вылезли из кузова и теперь стояли, растерянно озираясь, словно… словно куда-то не туда попали.
Эркин подмигнул Мартину и пошёл к шофёру, открывшему капот и сосредоточенно там копавшемуся. Встав рядом, Эркин осторожно сказал по-русски, ни к кому вроде не обращаясь:
— А теперь что?
— А ничего, — ответил, не поднимая головы, шофёр. — Мотор проверю и обратно.
— А… а нам куда? — решился Эркин.
— А ты что, нездешний? По домам ступайте.
Краем глаза Эркин заметил подходившего к ним русского офицера и отступил на шаг. Но его уже заметили.
