Мари замолчала и взглянула на сцену. «Meine beste Freundin, meine beste Freundin…» — раздавалось оттуда. «Моя лучшая подруга». Фредерик пытался понять, о чем она думает.

— Это песня о лесбийской любви, — сказал он. — Когда дружба между женщинами перерастает в нечто большее. Написана между двумя мировыми войнами. Тогда люди были куда терпимее, чем сейчас, и открыто говорили о том, о чем сейчас предпочитают шептаться. Знаешь, сколько в Германии тех лет было талантливых композиторов и авторов текстов, которые создавали произведения, воспевавшие демократию и свободную любовь? Потом к власти пришел Гитлер, и все закончилось. Но прости, я отвлекся. Ты говорила про жену Мартина. Сколько ей лет?

— Около восьмидесяти. Она больна уже давно. И прежде чем потерять рассудок, взяла с Мартина обещание. Она прекрасно понимала, что ее ждет, и боялась оказаться прикованной к постели. И заставила мужа пообещать, что, когда придет время, он поможет ей… перебраться на другую сторону. Красивая история. Только вот одно «но»… Эльса знала о его проблеме и порекомендовала ему обратиться в «Гребень Клеопатры». Что он и сделал. И обещал хорошо заплатить. Ты понимаешь, о чем я?

Фредерик молчал. Ему на ум пришла нелепая и смешная мысль: все люди вокруг гораздо богаче, чем кажется на первый взгляд. Например, Михаэль. Фредерик почувствовал тошноту и опустил голову на руки. «Гребень Клеопатры» получил новый заказ. Как и хотела Миранда. «Теперь ты довольна?» — мысленно спросил ее он. В голове у него прозвучало: «Да, довольна».

— Тебе нехорошо? — откуда-то издалека донесся до него голос Мари, и Фредерик заставил себя снова посмотреть на нее. Сейчас, с покрасневшими от слез глазами, она напоминала ему кролика. — Я тебя понимаю. Мы с Анной тоже в шоке. Трудно осознать, как мы оказались в такой ситуации и как из нее теперь выбираться. Но у меня было пару часов, чтобы придумать, что нам делать.

— И что же?

— Я хочу исчезнуть. Я предложила Анне вернуть деньги Эльсе и уехать из города. Но она сказала, что уже слишком поздно. Она зарезервировала для отца комнату в доме престарелых и не может это отменить. Я ее понимаю. Хотя сама готова была отказаться от своих планов вернуться в Ирландию. Или уехать туда без этих кровавых денег. Короче говоря, мы должны сообщить этому старику, что не можем ему помочь.

— Разумеется, — прошептал Фредерик.

— Фредерик, с тобой все в порядке?

Чувство утраты. Как тогда… Он уже начал верить, что все обошлось, когда отец вошел к нему в комнату и нашел ружье. Чувство полной и безвозвратной утраты. Когда отец с ружьем в руке быстрыми шагами вышел во двор, он бежал следом и умолял сжалиться над ним и его кроликами. А как описать чувство, которое он испытал, когда отец распахнул дверь клетки и стал хватить кроликов одного за другим за загривок и швырять на траву. «Даю вам последний шанс. Покажите, как вы умеете прыгать, жалкие твари. Докажите, что в вас осталось хоть что-то от диких животных». Неуверенные, но радостные движения кроликов на траве. В первый и последний раз они оказались на свободе. Они запрыгали к лесу и исчезли между деревьями. Отец расхохотался. «Вот теперь начнется настоящая охота. Пойдем, пацан, я тебя кое-чему научу».

— Я в таком же шоке, как и вы с Анной. Не знаю, что сказать. Разумеется, мы должны отказаться, а потом затаиться на какое-то время. Это не так сложно. Мне приходилось скрываться и раньше, а потом я всегда возвращался обратно. — Фредерик с трудом подавил тошноту. — Я не хочу даже думать о том, как на самом деле умер муж Эльсы, — прошептал он. — Он мертв, и я предпочитаю верить, что он умер естественной смертью. И никогда больше не вспоминать об этом. Но мы не должны больше браться за подобные дела. Надеюсь, Мартин не станет убивать жену сам, если мы откажемся. Судя по твоим словам, он твердо намерен исполнить клятву, и его можно понять. Он оказался в чрезвычайно сложной ситуации. Я понимал и Эльсу, когда она рассказывала об издевательствах, которым подвергал ее муж.

— Я тоже их понимаю. Согласна с тобой, это просто невыносимо.

Они замолчали и посмотрели друг на друга. Мари погладила Фредерика по щеке. Он взял ее руку, нежно поцеловал в ладонь и согнул пальцы, как будто хотел сохранить там свой поцелуй, не дать ему улететь.

— Фредерик, я не хочу думать, что любой человек потенциально готов совершить убийство, но события последних недель заставили меня усомниться в этом.

— Меня тоже, Мари. Но это неправильно. Так не должно быть.

— А ты помнишь, как врач сказал Анне, что большинство преступлений остаются нераскрытыми? — спросила Мари со страдальческим выражением лица.

Музыка стала громче, и она снова обернулась к сцене, чтобы рассмотреть выступающих там женщин — их наряды, прически, украшения, красные губы, растянутые в улыбке. Мари прищурилась, и Фредерик догадался, что она все поняла. Что выдало их? Бедра? Плечи, слишком острые, чтобы их можно было скрыть под пушистыми боа? Голоса? Мари повернулась к Фредерику.

— Эти певицы… — медленно произнесла она. — Они женщины? Или переодетые мужчины?

— Да, это мужчины. Большинство исполнителей в этом клубе — мужчины. Многие об этом не догадываются. Только восхищаются их красотой. Другим это знание доставляет удовольствие. Их привлекает противоестественное.

Мари ничего не сказала. Наверное, она тоже подумала, что женщины на сцене слишком красивы, чтобы быть настоящими.

— Их называют по-разному… — продолжил Фредерик, — транссексуалы, бисексуалы, трансвеститы… Дело не в половой принадлежности. Для них это — способ самовыражения… Когда-то в древности все роли в театре исполняли только мужчины. И никто не видел в этом ничего предосудительного. И к сексу это тоже не имело никакого отношения.

Фредерик заметил, что Мари хотела что-то спросить, но передумала. Он был благодарен ей за тактичность.

— Ты шокирована?

— Конечно нет. Разве что твоим вопросом. Я ведь всегда знала, что ты неравнодушен к музыке и танцам. Но ты не забыл, о чем мы говорили?

Фредерик попытался увидеть клуб глазами Мари. Красные бархатные кресла наверняка показались ей вульгарными. Декор — настоящим китчем. Публика — пошлыми извращенцами. Ну, ничего, во «Дворце Миранды» все будет по-другому.

— Нет, не забыл. Думаю, мы выработали стратегию. Скажем этому старику, что не можем выполнить его просьбу. Думаю, эту роль нужно поручить Анне, ведь это она с ним общалась. Вот только как мы с ним свяжемся?

— Он обещал зайти к нам в кафе. Ты прав, пусть с ним поговорит Анна. А еще нам надо решить вопрос с Эльсой. Может, все-таки лучше признаться, что мы не убивали ее мужа и ей все это приснилось? Отдать ей деньги и попытаться самим помочь отцу Анны? Если, конечно, мы не выберем первый вариант и не уедем из города или из страны.

— Сколько Мартин хочет нам заплатить за… это? — Фредерик не смог произнести слово «убийство».

— Три миллиона. Он собирался заплатить три миллиона. По миллиону на каждого.

Некоторое время они молчали.

— Три миллиона, — наконец произнес Фредерик. — Знаешь, о чем я подумал? О том, как странно, что у людей много денег, и эти деньги им не нужны. Откуда, к примеру, три миллиона у этого старика?

— Лес. У него много леса, который он готов продать.

Певицы под шквал аплодисментов поклонились и покинули сцену. Мари снова повернулась к Фредерику.

— А они первоклассные исполнители, — сказала она. — Правда. Только вот, знаешь, меня редко трогает музыка.

— Дэвид ведь был музыкантом, да?

— Да, но это было для него не главное. Он предпочитал лепить. И хотел войти в историю как скульптор… Я, пожалуй, пойду, Фредерик. Увидимся завтра в кафе. А хочешь, можешь переночевать у меня…

Он почувствовал аромат лаванды в воздухе.

— Может быть, — ответил он. — Если я не приду, увидимся завтра.

Как только Мари ушла, Фредерик бросился в гримерку, зная, что Миранда будет в ярости из-за того, что он опоздал. Он распахнул дверь, но в комнате было пусто. Фредерик присел на стул и стал ждать. Вскоре он увидел ее в зеркале. Миранда незаметно подкралась к нему сзади.