— Так вы и раньше знали, кто такой Розелли?

— Вы, кажется, только что сказали, что считаете меня толковым инспектором…

— И вы даже не попытались…

— Послушайте, сеньор Слейн! Если знаешь, что не в силах сковырнуть гору, так и нечего хвататься за лопату.

— Что же от вас хотят?

— Да ведь Голден не только гангстер, но еще и делец, и право не знаю, чего больше в его характере. Наверное, прикидывает, как лучше меня использовать, то есть с наибольшей выгодой. Пытается выведать кое-какие секреты криминальной полиции. Но время импульсов миновало… И слава богу.

— Вы считаете, что «Верита»…

— Что можно считать или не считать, сидя в темном сарае? Те два дня, пока свирепствовали импульсы, я провел в обществе четырех дураков, а подробности мы узнали от беглого прохвоста, который целых два дня был честным тогда. Скажу, что обнаженная догола правда имеет свои минусы. Но это никакое не открытие, а старая аксиома. Что двое моих сподвижников объявили себя предателями — хорошо. Что я сижу здесь — очень плохо. Если же судить в более широком смысле… Правда, сеньоры, как вода: без нее жить невозможно, но когда ее слишком много, то этот потоп губит и грешных и праведных…

За стеной шаги. Шоколадная мордочка Веласко просунулась в дверь и повертела хищным носом.

— Хозяин приглашает сеньора журналиста.

Слейн неохотно поднялся и, оглянувшись на Багрова, вышел.

Хозяин асьенды встретил дружелюбно.

— Хэлло, сэр! Простите за беспокойство, но хотелось перед сном просто так поболтать с умным собеседником. — Слейн учтиво поклонился. — Здесь такая скука. Хотите выпить?

Слейн уселся на свободный стул, закинул ногу на ногу и охотно взял налитую рюмку.

— Мы ведь в некотором роде коллеги, мистер… Слейн.

— Вы думаете, что я тоже бандит?

Розелли засмеялся.

— Нет. Но вы, во-первых, американец, следовательно, деловой человек. Во-вторых, я тоже был когда-то журналистом. И не более удачливым, чем вы. Вам никогда не приходилось слышать о журнале «Радуга жизни»? Ну конечно нет! Он выходил недолго, хотя и достиг потом, в самом конце, весьма приличного тиража. Я организовал его в захудалом, удивительно грязном городишке, тихом, как сельское кладбище.

Провинциальная скука прямо-таки мучила тамошних обывателей, а серый журнальчик, выпускаемый мною, делал эту скуку совершенно невыносимой. Обыватель жаждал потрясающего чтива, сенсаций, а в их городишке взять было неоткуда. Если случайный бродяга похищал паршивую курицу, об этом говорили целую неделю. Репортаж о церковной проповеди и рождественском ужине у мэра мало кого привлекал — и так все было известно. Словом, журнал погибал. Не хочу хвалиться, коллега, но именно я поднял тираж до фантастических размеров!

— Объявили конкурс на первейшего в городе алкоголика?

— О нет, я сделал оригинальнее. Началось с того, что дал во всех подробностях репортаж об ограблении самого влиятельного ростовщика.

— Ограбления, которого не было? Ведь даже похищение курицы, как вы сказали…

— Я честный человек, и ограбление было. Разумеется, пришлось вложить в это дело кое-какой капитал: я выписал профессиональных налетчиков из Техаса.

— О, эта блестящая акция вызвала, наверное, взрыв благодарности к вам со стороны горожан?

Розелли лукаво подмигнул:

— Я хранил инкогнито. Но этот пустяковый случай поднял тираж журнала вдвое. Представляете, среди непробиваемой скуки — и вдруг репортаж с подробностями бандитского налета! Журнал две недели описывал путь налетчиков до границы штата, и сам тот ростовщик мчался, бывало, поутру купить журнал. Конечно, полиция так и не смогла задержать преступников. Они оказались славными ребятами, и все это время пили виски и играли в покер на чердаке редакции. Затем последовал налет на единственный в городе универсальный магазин… Журнал сделался настолько популярным, что появились подписчики в соседних городках и на фермах. Видите, что могут сделать для цивилизации два грабителя средней квалификации и один умный редактор!

— В данном случае пресса способствовала прогрессу и цивилизации?

— Несомненно! В городке возник завод, выпускающий патентованные замки и засовы, и мы печатали их рекламу. Открылся магазин огнестрельного оружия, которого прежде не требовалось. И тоже реклама в журнале. Чикагская фирма электрической сигнализации оплачивала шесть журнальных страниц с ее проспектами. Доходы мои росли, дело расширялось.

— И вы выписали из Техаса еще генгстеров?

— Зачем лишние расходы? Третьим стал я.

— Ах вот как! Тогда действительно, никудышным был ваш городишко. Неужели горожане не смогли оценить по достоинству вашу осведомленность в преступных делах и не догадались повесить вас прямо на фасаде редакции?

Розелли улыбнулся и наполнил рюмки.

— Ваше здоровье, коллега! Курите, прошу вас. Да, так вот в том-то и дело, что я слишком возгордился. Но так все шло удачно, что и думать не хотелось о провале. Местный шериф, бывало, играя со мной в карты, искренне восхищался неуловимыми преступниками, хотя и клялся зацапать их в конце концов. Нет, честное слово, меня любили в городе.

— Это бывает, — отозвался Слейн, подставляя хозяину пустую рюмку. — Благодарю, сэр. За последнее время мне как-то не удавалось пробовать хорошего виски. Так я говорю, частенько бывает, что порядочного человека просто не замечают, а прохвоста целовать готовы.

— Ну, до поцелуев дело не дошло. Но, может быть, я задерживаю вас своей болтовней, мистер Слейн? Вы не спешите к друзьям?

Слейн прищурился, оглядел голые стены.

— Мне не очень нравится здешняя обстановка. Но и сарай — не «люкс». Хотя собеседники там, несомненно, приятнее… Но продолжайте, я слушаю. К тому же, у вас виски…

Розелли шевельнул бровью.

— А мне создавшаяся обстановка вполне подходит. Надеюсь, она еще и улучшится. В этих стенах, право, чувствую себя как в доброе старое время, когда я только что начинал карьеру. И приятно поболтать с коллегой. С моими ребятами так не разговоришься, а вы мне нравитесь, мистер Слейн. Так на чем я остановился? Ах, да! Мы вели дело блестяще. Но прав был наш старик пастор: если человек возгордился, бог его наказывает. Дернуло меня устроить налет на бар «Веселый Джонни». Вот уж этого делать не следовало. Можно было ограбить мэра или полицию, только не трогать бы «Джонни». Да ведь когда тебе везет, как черту в женском монастыре, здравый смысл помаленьку теряется… Бармен, — его звали Сандерс, — заявился откуда-то к нам в городишко года три назад и был на вид добрым малым. Он закрывал заведение в полночь. А через час мы втроем без особого шума выставили дверь. К тому времени я приобрел уже кое-какой опыт и потому сам довольно легко вскрыл кассу с тем патентованным замком, о надежности которого так восторженно писал мой журнальчик в рекламном отделе. Мы, помню, выпили по рюмочке бренди и хотели уж сматываться. И вот тогда в дверях нас встретили ребята Сандерса. Должно быть, проходимец-бармен давно догадывался, что происходит в городишке, потому что сам бывал во всяких переделках. До поры помалкивал, но когда дело коснулось «Веселого Джонни», тут нас встретили как следует. Оба парня из Чикаго легли на месте. Меня спасло то, что Сандерс узнал-таки меня и удивился. «Так это ты, Голден!», — сказал он и опустил пистолет. Тут я его и… Конечно, издательская карьера на этом кончилась и началась другая…

— В которой вы преуспели.

— Я вынужден был сменить профессию. А ведь когда брался за журналистику, у меня, честное слово, были добрые намерения.

— Путь в ад вымощен добрыми намерениями. Так говаривал один главарь банды, у которого я брал интервью в тюрьме. Его вскоре повесили. Но вы моложе его, и у вас все впереди.

— Мистер Слейн, неизвестно, кто умрет вперед — я или, например, вы. И чтобы всем нам остаться в добром здравии, я решил обратиться к вашему здравому смыслу. Скажу прямо: вы должны уговорить вашего нерасчетливого друга принять мое предложение. Он, конечно, рассказывал, в чем дело? Так вот, к утру он должен дать согласие. Понимаете, должен! Иначе придется с вами что-то делать, и вы догадываетесь что… У меня тут не пансион для упрямцев.