Остин сидел один в своем просторном кабинете. Он предложил Робину стать шефом обзора новостей. Он также ждал от Робина свежих идей относительно расширения этого отдела. Робин сможет сам сформировать команду для освещения летних партийных съездов. Эта идея понравилась Робину. Но стать шефом обзора новостей? Название должности показалось ему загадочным. Морган Уайт был президентом редакции новостей. Рэндольф Лестер – вице-президентом. «Что означает этот титул?» – спросил Робин. «Пятьдесят тысяч долларов в год», – ответил Остин. Сейчас Робин получал вдвое меньше. Относительно названия должности Остин высказался следующим образом: «Пусть для начала оно звучит так, а там посмотрим, ладно?»

Начало было впечатляющим. Когда Остин узнал о том, что по контракту Робину предстоит читать лекции еще в течение года, он тут же позвонил в агентство, организующее лекции, а потом дал своему юристу указание заплатить неустойку и аннулировать договор. Остин мгновенно решил эту проблему. Робин должен не появляться на Ай-би-си в течение недели и не говорить никому о своем назначении. Он приступит к работе со следующего понедельника. Грегори Остин сам известит штат о новом назначении…

Робин налил кофе и закурил сигарету. Неяркое зимнее солнце светило сквозь окно гостиницы. Через неделю он начнет работать в Ай-би-си. Робин сделал глубокую затяжку. Выдохнув дым, он почувствовал, что его хорошее настроение улетучивается. Он погасил сигарету. Как зовут эту девушку с оранжевой помадой? Пегги? Бетси? Нет. Билли? Молли? Лилли? Черт с ней! Какое это имеет значение? Он отодвинул от себя чашку с кофе и откинулся на спинку кресла. Однажды, еще учась в Гарварде, он приехал на уик-энд в Нью-Йорк и посмотрел там спектакль «Леди в черном». Героиня постоянно напевала первые строчки какой-то песни и никак не могла вспомнить продолжение. То же самое иногда происходило с ним. Только это были не слова песни, а воспоминание, видение… Он ощущал его, хотя полностью зрительный образ ускользал от Робина. Он был близок к тому, чтобы вспомнить нечто важное, какой-то период счастья со страшным финалом. Это случалось редко. Ночью он испытал подобные мгновения дважды! Первый раз – когда девушка легла с ним в постель. У нее была нежная кожа и потрясающие груди. Он редко обращал внимание на груди. Сосать грудь – это проявление чего-то детского в мужчине. При чем тут секс? Это просто тоска по матери. Мужчина, прильнувший головой к большой женской груди, казался Робину слабым. Он любил ярких светлокожих блондинок – стройных, с упругим телом. Такие девушки его возбуждали.

Но девушка, которая спала с ним этой ночью, была брюнеткой с прекрасными большими грудями. Теперь он это вспомнил. При оргазме он что-то кричал. Но что именно? Обычно, занимаясь любовью с Амандой или какой-то другой девушкой, он не кричал. Робин точно знал, что в этот раз что-то вырвалось из его уст.

Он закурил сигарету и заставил себя подумать о новой работе, которая ждала его. Он получил целую свободную неделю. Ему есть что отметить.

Он взял в руки филадельфийскую газету, которую принесли вместе с завтраком. Увидел на третьей странице себя самого и лысого судью. Прочитал фразу, набранную крупными жирными буквами: «Робин Стоун, лауреат Пулицеровской премии по журналистике, телерепортер и лектор, прибыл в Филадельфию, чтобы поздравить судью Оукса, избранного „Мужчиной года“, и произнести речь на торжественном обеде».

Усмехнувшись, Робин налил себе еще кофе. Он приехал сюда вовсе не потому, что испытывал страстное желание почтить вниманием судью Оукса, о котором прежде и не слышал. Просто организаторы обеда заплатили лекционному агентству пятьсот долларов.

Робин отпил кофе, радуясь тому, что больше не будет читать лекции. Сначала все выглядело заманчиво. Он в течение года готовил выпуски новостей на местной телестудии Ай-би-си. Неожиданно его пригласил к себе Клайд Уотсон, глава лекционного агентства. Эта контора занимала целый этаж в новом здании на Лексингтон-авеню. Клайд Уотсон, восседавший за столом из орехового дерева, напоминал биржевика. Он делал все, чтобы жертва чувствовала себя комфортно.

– Мистер Стоун, почему лауреат Пулицеровской премии занимается новостями на местном телевидении? – с покровительственной улыбкой спросил Уотсон.

– Потому что я ушел из «Новерн пресс ассошиэйшн».

– Почему вы это сделали? Из-за того, что ваши материалы не публиковались в Нью-Йорке?

– Нет. Я не стремился к сотрудничеству с нью-йоркскими газетами. Мне не нужны бесплатные билеты в театры и оплаченные столики в ресторанах. Это не моя среда обитания. Я – писатель. Во всяком случае, считаю себя писателем. Но «НПА» позволяла любому редактору провинциальной газеты кромсать мои статьи. Иногда от них оставались лишь три строчки. Три строчки от колонки, на которую я потратил шесть часов. Писание дается мне нелегко. Эта работа отнимает у меня много сил. Какой-то тип мог отправить в корзину для мусора плод моих шестичасовых трудов…

Робин покачал головой. Казалось, он испытывает сейчас физическую боль.

– На Ай-би-си я занимаюсь анализом новостей, меня никто не редактирует. Я обладаю полной свободой действий.

Теперь Уотсон сопроводил свою улыбку кивком одобрения. Затем сочувственно вздохнул:

– Но за эту работу мало платят.

– Мне хватает на жизнь. Мои потребности весьма скромны – гостиничный номер, бумага для машинки. – Робин лукаво улыбнулся. – Я ворую ее и копирку у Ай-би-си.

– Пишете шедевр?

– Каждый автор так считает.

– Как вам удается выкраивать время для книги?

– Я работаю во время уик-эндов, иногда по ночам.

Сейчас на лице Уотсона не было улыбки. Он решил пустить в ход козыри.

– Вам, наверно, нелегко работать урывками. Нарушается течение мыслей. Не лучше ли оставить на год службу и полностью сосредоточиться на книге?

Робин закурил сигарету. Его взгляд, устремленный на Клайда Уотсона, выражал лишь легкое любопытство. Уотсон подался вперед:

– Вы могли бы читать лекции во время уик-эндов. Я уверен, мы можем запросить за одно выступление пятьсот или даже семьсот пятьдесят долларов.

– О чем я буду говорить?

– Тему выберете сами. Я читал ваши колонки.

Уотсон коснулся рукой папки с вырезками.

– Можете рассказать о забавных происшествиях, которые случались с вами, когда вы были корреспондентом. Добавьте что-нибудь злободневное. Пошутите. Обещаю, на вас будет большой спрос.

– Кто пойдет меня слушать?

– Посмотрите на себя в зеркало, мистер Стоун. Сейчас женские клубы приглашают артистов. Там уже насмотрелись на лысых профессоров и бесполых комиков. Своим появлением вы украсите жизнь провинциальных дам. Военный журналист, лауреат Пулицеровской премии. Вас завалят приглашениями в колледжи и на званые обеды.

– Но тогда у меня не останется времени на книгу.

– Отложите ее пока на полку. Забудьте о ней. Все равно при ваших нынешних темпах пройдут годы, прежде чем вы закончите эту работу. Почитав лекции в течение пары лет, вы скопите достаточно денег, чтобы год писать, не думая о заработке. А там – кто знает? – может быть, вас ожидает еще одна Пулицеровская премия, только уже по литературе. Вы ведь не намерены всю жизнь готовить обзоры новостей на телевидении?

Это звучало заманчиво. Несмотря на тридцать пять процентов комиссионных, удерживаемых агентством из гонораров, Робин охотно подписал контракт. Первая лекция состоялась в Хьюстоне. Пятьсот долларов. Сто семьдесят пять – агентству, триста двадцать пять – Робину. Он прочитал примечание к контракту, отпечатанное мелким шрифтом: расходы на транспорт и гостиницу – за счет лектора. Чистый доход от первой лекции составил тридцать три доллара. Когда Робин попытался расторгнуть договор, Уотсон невозмутимо улыбнулся. Платите неустойку. В течение года Робин летал в самолетах туристическим классом, с трудом втискивая свое тело в узкие кресла и проводя ночи в воздухе среди толстых теток и орущих младенцев. Жил в кошмарных мотелях. Филадельфийский люкс был редким исключением.