– Неправда!

Она потеряла контроль над собой и не могла остановиться.

– Робин, я звонила тебе перед моим выступлением. Твой телефон был занят. А после шоу никто не снимал трубку.

– Ты совершенно права. Проклятый аппарат зазвонил в тот момент, когда началась передача. Это был Энди Парино. Я не огорчился – разговаривать с ним мне интересней, чем смотреть шоу Кристи Лейна. Как только мы закончили, позвонил кто-то еще. Я хотел посмотреть твое выступление не отвлекаясь, поэтому, когда ты появилась на экране, я отключил аппарат.

– Но ты знал, что я позвоню сразу после шоу.

– Честно говоря, я забыл, что телефон выключен.

– Тогда почему, – выпалила она, – ты не позвонил мне? Даже если ты забыл, что телефон отключен, ты мог позвонить. Тебе не пришло в голову, что я захочу после шоу побыть с тобой?

– Я знаю, что такое премьера передачи. За сценой – сумасшедший дом. Я был уверен, что спонсоры не отпустят тебя. Что ты отправишься куда-нибудь с ними отмечать событие.

– Робин! – беспомощно простонала она. – Я хотела быть с тобой. Ты мой мужчина, правда?

– Ну конечно, – все тем же легкомысленным тоном сказал он. – Но это не означает, что мы больше не принадлежим самим себе. У меня нет никаких прав на тебя и твое время.

– И ты не хочешь, чтобы я стала твоей собственностью?

Это был ошибочный шаг, но она хотела прозондировать почву.

– Нет. Потому что я сам не смог бы ответить тебе тем же. Наши отношения стали бы неравными.

– Робин, я хочу принадлежать тебе полностью. Хочу постоянно находиться возле тебя. Ты для меня – все. Я люблю тебя. Знаю, что ты не хочешь жениться, но это не значит, что я не могу быть до конца твоей. В полном смысле этого слова!

– Я хочу, чтобы ты была моей девушкой, но не моей собственностью.

– Но если я твоя девушка, ты должен знать, что я хочу делить с тобой все. Когда ты отсутствуешь – ждать дома твоего возвращения. Принадлежать тебе.

– А я не хочу, чтобы тебе было больно.

Его голос прозвучал сдавленно, глухо.

– Мне не будет больно. Я не стану жаловаться – клянусь тебе.

– Тогда я скажу по-другому: я сам не хочу испытывать боли.

– Кто причинил тебе боль, Робин? – помолчав, спросила она.

– Что ты имеешь в виду?

– Если ты боишься боли, значит тебе довелось ее испытать. Поэтому ты установил между нами стальную дверь.

– Я никогда не испытывал боли, – заявил Робин. – Честно говоря, я был бы рад, если бы мог сказать тебе, что какая-то сирена разбила мое сердце. Но ничего подобного со мной не случилось. У меня было много девушек. Я люблю женщин, но никто не значил для меня так много, как ты.

– Тогда почему ты сдерживаешь свои чувства? Чтобы заставить меня делать то же самое?

– Не знаю. Правда, не знаю. Вероятно, у меня развит инстинкт самосохранения. Что-то подсказывает мне, что без этой двери я могу потерять голову, – засмеялся он. – Черт возьми, сейчас еще слишком рано для копания в душах. А может быть, у меня ее вовсе нет. Возможно, открыв эту дверь, я обнаружу, что за ней – пустота.

– Робин, я никогда не причиню тебе боли. Буду любить тебя вечно.

– Детка, на свете нет ничего вечного.

– Ты хочешь сказать, что когда-нибудь уйдешь от меня?

– Я могу погибнуть в авиакатастрофе, мою жизнь может оборвать пуля снайпера…

– Пуля расплющится, попав в тебя, – весело сказала она.

– Аманда, – голос Робина звучал беспечно, но Аманда знала, что он говорит сейчас абсолютно серьезно, – люби меня, детка, но я не должен быть для тебя всем. Нельзя ни к кому привязываться. Даже если человек тебя любит, он может оказаться вынужденным расстаться с тобой.

– Что ты хочешь этим сказать?

Аманда была готова в любой миг расплакаться.

– Я лишь пытаюсь объясниться с тобой. Нам обоим известны некоторые факты: во-первых, нельзя ни к кому привязываться; во-вторых, когда-то человек умирает. Нас всех ждет смерть – мы знаем это, но стараемся об этом не думать. Нам кажется, что, если мы не будем вспоминать о конце, он никогда не придет. Хотя наш разум сознает, что финал неотвратим. Точно так же обстоит дело и со стальной дверью. Пока она закрыта, я застрахован от боли.

– Ты никогда не пытался открыть ее?

– Я пытаюсь это сделать сейчас, с тобой.

Его голос звучал тихо, спокойно.

– Я приоткрыл ее, потому что ты мне небезразлична, и я хочу, чтобы ты меня понимала. Но теперь я захлопываю дверь.

– Робин, пожалуйста, не делай этого! За этой дверью скрываются твои эмоции. Ты испытываешь чувство любви… но отказываешься признаться в этом даже себе.

– Возможно. Точно так, как я отказываюсь думать о смерти. Когда бы она ни настигла меня, пусть даже в девяносто лет, мне будет ужасно обидно покидать этот мир. Но если я не стану ничего принимать близко к сердцу, то и уход мой будет более легким.

Аманда помолчала. Робин никогда прежде так не открывался ей. Она поняла, что он хочет сказать что-то еще.

– Аманда, ты мне небезразлична. И я восхищаюсь тобой, потому что считаю, что у тебя тоже есть стальная дверь. Ты хороша собой, честолюбива, независима. Я бы не мог любить или уважать девушку, которая видела бы во мне единственный смысл ее жизни. Скажем так – шишки на моей голове соответствуют впадинам на твоей. Теперь мы все выяснили?

Она заставила себя беззаботно рассмеяться:

– Да. Однако если сегодня вечером ты не накормишь меня обедом, к твоим шишкам добавятся новые.

Он рассмеялся в тон ей:

– Я не могу подвергать себя такой опасности. Я слышал, что у южных красавиц весьма тяжелая рука.

– Я никогда не говорила тебе, что я родом с Юга.

– Ты никогда мне ничего не говоришь, моя прелестная Аманда. Возможно, это часть твоего шарма. Но иногда в твоей речи проскальзывает акцент уроженки Алабамы или Джорджии.

– Со штатами ты промахнулся. – Помолчав, она добавила: – Я никогда не рассказывала о себе, потому что ты не просил меня об этом. Но я хочу, чтобы ты знал обо мне все.

– Детка, нет ничего скучнее, чем женщина без прошлого, покрытого мраком. Если оно становится известно, загадка исчезает. Остается лишь длинная нудная исповедь.

– Но ты действительно ничего обо мне не знаешь. Неужели ты совсем не любопытен?

– Мне известно, что я – не первый мужчина, оказавшийся в твоих объятиях.

– Робин!

– И это даже хорошо. Я слишком стар, чтобы связываться с девственницей.

– У меня было мало мужчин, Робин.

– Осторожней, детка. Не разочаровывай меня. Я всегда питал слабость к таким любвеобильным женщинам, как Мария Антуанетта, мадам Помпадур, даже Лукреция Борджа. Если ты скажешь, что у тебя был один славный паренек из колледжа, ты все погубишь.

– Хорошо, тогда я не стану рассказывать тебе о южноамериканском диктаторе, пытавшемся из-за меня покончить с собой, и о короле, который ради меня был готов отказаться от трона. Ну что, ты хочешь, чтобы я приготовила к вечеру салат и бифштекс?

Он засмеялся. Беседа снова приняла легкий характер. Аманда почувствовала, что ей удалось заставить Робина расслабиться.

– Хорошо, детка. Бифштекс и салат. Я приду к семи с вином.

Аманда положила трубку и вытянулась на кровати. О боже, она не способна играть в такие игры. Она понимала, что должна взять себя в руки и дождаться момента, когда Робин полностью поверит ей. Тогда его осторожность исчезнет, и… Аманда вскочила с кровати и пустила воду в ванной. Она почувствовала себя превосходно. Сегодня – чудесный день. Самый важный в ее жизни. Она подобрала ключ к Робину Стоуну. Наберись терпения, ничего не требуй. Чем меньше она будет требовать, тем больше получит. И скоро он поймет, что принадлежит ей. Это произойдет постепенно и незаметно для него самого.

Аманда уже давно не чувствовала себя так уверенно. Сейчас она твердо знала, что все будет прекрасно.

Радостная уверенность в себе не оставляла ее на протяжении всего дня. Когда Аманда уставала от неудобной позы, она прокручивала в памяти телефонный разговор с Робином и забывала о прожекторах, затекшей шее и боли в спине. Будто сквозь сон слышала слова фотографа: «Вот так, детка, еще разок!»