Литмир - Электронная Библиотека

Какой он император? Правда, он восседал на троне, подписывал красными чернилами правительственные распоряжения, видел на знаменах свое изображение, но не он одерживал победы на поле битвы, не он командовал в лагерях, не он заключал мирные договоры, не он раздавал наградные венки. Провинциями западного государства правил Арбогаст, приставленный к нему Феодосием.

Старый вождь железной рукою держал кормило правления Италии, Испании, Галлии и Британии, не допуская к участию в делах «божественного и вечного» государя.

А грудь молодого монарха томила жажда подвигов и славы. Ему опротивели пурпур без власти, корона без блеска. Он не был уже малолетним мальчишкой, каким его считал Феодосий.

Злоба придворных, искусно раздутая Юлием и Эмилией, пала на хорошо подготовленную почву. Нашептывания членов совета и камергеров, неприязненно относящихся к Арбогасту, только ускорили взрыв давно сдерживаемого гнева Валентиниана.

— Ты говоришь, что главным вождем всегда был тот, кто водил легионы в бой? — проговорил Валентиниан сквозь стиснутые зубы. — Хорошо. Ты указываешь мне дорогу, по которой должен идти римский император? Хорошо. С этой минуты я сам буду предводительствовать войсками западных префектур, как делал когда-то мой великий отец. Ты не нужен мне больше. Твои почтенные лета требуют отдыха после жизни, полной славы и заслуг. Ты можешь возвратиться к кострам своего народа.

Он поднялся с трона и подал Арбогасту пергамент с большой красной печатью.;

— Читай! — повелительно сказал он.

По губам придворных снова пробежала улыбка торжествующей злобы. Они знали, что заключается в этом документе.

Он освобождал Арбогаста от всех занимаемых им должностей в государстве, лишал его власти и почестей.

Но все эти улыбки вдруг исчезли. Произошло нечто необычайное.

Арбогаст, пробежав глазами цезарский указ, разорвал его и бросил лоскутья пергамента к ногам Валентиниана.

— Не ты поручил мне правление западными префектурами, не ты и отнимешь его у меня, — сказал он спокойным голосом.

Он стоял, величественный, грозный, с рукой на мече, окруженный своими графами и воеводами, которые столпились вокруг него.

Валентиниан смотрел на него недоумевающим взглядом. Его глаза налились кровью, губы посинели.

— Дерзкий! — крикнул он и, вырвав из рук одного протектора меч, бросился на старого вождя.

Но прежде, нежели он успел сбежать со ступенек трона, между ним и Арбогастом образовалась стена людей, закованных в железо. Чьи-то руки схватили его и отпихнули с такой силой, что он упал бы, если б его не подхватили протекторы.

В зале опять воцарилась тишина, но это была тишина могилы, преисполненная страха.

В государстве, в котором войско давно уже распоряжалось императорским венцом, главным лицом был любимец легионов, а представители вооруженной силы стояли не на стороне Валентиниана.

Придворные поняли это, и смертельный страх покрыл бледностью их лица и сковал члены.

И молодой император понял, что трон под ним колеблется. Он опустился на кресло, украшенное символами императорской власти, поник головой и устремил тупой взгляд на ковер, как будто перед ним разверзалась пропасть.

Среди зловещей тишины раздался громкий голос Арбогаста:

— Император Валентиниан с нынешнего дня лишает меня власти над войском западных префектур. Это делается с вашего соизволения, мои верные товарищи? Если вы предпочитаете молодого вождя старому, я уйду и не стану роптать.

— Слава тебе, отец войска! — крикнули графы и воеводы. — Только ты один будешь указывать нам путь к славе и победе!

Валентиниан склонил голову еще ниже. Он чувствовал над собой дыхание смерти. Ответ графов и воевод для него был приговором.

— А вы, — с угрозой обратился Арбогаст к свите императора, — вы, которые для удовлетворения своей злобы навлекли на государство неожиданную бурю, покайтесь в своих грехах! Моя карающая рука скоро обрушится на ваши преступные головы.

И он удалился, проходя вдоль ряда сановников.

Робко прижимаясь к стене, за ним выползли члены совета и придворные.

При покинутом государе остались только близкие слуги и с плачем припали к ступеням трона.

— В лагерь! — скомандовал Арбогаст, садясь на коня. — Франки и аллеманы пусть будут готовы! Всякого, кто станет возмущать войска, убивать без суда. Сотникам галилейского исповедания не доверять ночной стражи.

С быстротой вихря пробежала по городу весть о бунте Арбогаста. Ее распространяли придворные, бежавшие из дворца, как из горящего дома. Улицы сразу опустели. Купцы поспешно запирали лавки, носилки и рыдваны прятались под надежный кров, солдаты сходились в казармы.

Прекрасная, веселая Виенна в течение одного часа превратилась в громадное кладбище. Казалось, вся жизнь замерла в плененной резиденции императоров.

Не первый раз белый город над Роданом видел борьбу из-за короны. Здесь жил Грациан, пока ненависть сторонников старого порядка не перерезала нити его молодой жизни; отсюда Максим выступал в свой несчастливый поход, и всякий раз здесь проливалась кровь виновных и невинных. Междоусобная война не щадила никого, она была более свирепа, чем голодные обитатели лесов.

Молчаливое ожидание нависло над городом. Никто не осмеливался удовлетворять свое любопытство. Даже легкомысленная чернь, обыкновенно извлекавшая пользу из смут, забилась в свои норы, испуганная гневом Арбогаста.

Гнев оскорбленного короля передавали зловещие звуки франконских рогов. По пустым улицам мчались трубачи, созывая солдат в лагерь.

В домах христиан отцы семейств поручали свою участь милосердию распятого Бога. Арбогаст не благоволил к новой вере. С той минуты, как он воссядет на трон, с войсковых знамен исчезнут монограммы Христа. А что войско провозгласит его императором, в этом никто в Виенне не сомневался.

В городе водворилась тишина, как в катакомбах первых христиан. В гордых дворцах и убогих хижинах царило одинаковое разочарование. Последователи Христа рассчитывали, что сын Юстины окончательно подавит языческого змия, а теперь здание, воздвигнутое тщанием Валентиниана, разрушалось.

Только в гостинице «Красного Оленя», где до сих пор жили Кай Юлий и Галерий, не опечалилось ни одно сердце. Слуги римских патрициев веселились, как на свадьбе.

Когда невольник предстал перед Юлием с желанной новостью, господин одарил его кошельком, полным золота, и сказал:

— Пусть хозяин отворит для вас свой погреб. Радуйтесь, потому что сегодняшний день будет записан в римской истории золотыми буквами.

И, обернувшись к Галерию, он добавил:

— Наши боги еще не умерли. Они живы и заботятся о своем святом городе. Победа!

Неповиновение Арбогаста было действительно победой для сторонников прежнего порядка. Главный вождь, который в присутствии двора унизил императора, не мог уже сойти со скользкого пути. Как бы то ни было он должен пасть в объятия врагов христианского правительства. Другого исхода, кроме явного бунта, у него не было. Даже расположенный к нему Феодосий не мог бы одобрить его ни на чем не основанной гордости.

Лопнула связь взаимных обязательств, соединяющих короля франков с Виенной и Константинополем. С тех пор Рим являлся естественным союзником Арбогаста, а король по необходимости должен защищать его.

— Я пошлю жрецам Гермеса сто белых телиц, — дал обещание Юлий, — именно он дал моим мыслям прозорливость, а языку — гибкость. Если бы только не твоя неловкость, мы могли бы вернуться в Рим; в Виенне мы уже не нужны. Остальное докончит Арбогаст.

— Кто же мог предположить, что сам Фабриций загородит мне доступ к весталке? — оправдывался Галерий.

— Хороший предводитель должен быть на все готов. Но лучше не будем говорить об этом; впредь будь осторожней.

— Я пожертвовал бы много золота в храм Юпитера Капитолийского, если бы еще раз мог встретиться с Фабрицием. Позорное поражение не дает мне покоя и ночью.

— Отложи свою месть до будущего времени, а пока подумай о том, как освободить Фаусту Авзонию из когтей Фабриция; без весталки мы не можем вернуться в Рим.

120
{"b":"264767","o":1}