Гэвин вскочил на ноги, хватая её за руку, когда она направилась к двери. Он убрал волосы с её лица:

– Подожди! Эмили, послушай меня…

– Нет, это ты послушай меня, Гэвин. – Она сжала в ладонях его лицо, глотая воздух. – Помнишь, ты сказал, что практически поднял трубку, чтобы позвонить мне, когда я ушла, но не позвонил?

Полными смятения, беспокойства глазами Гэвин изучал её лицо.

– Да. Какое это должно иметь отношение к происходящему?

– Я ненавидела себя, потому что всякий раз, глядя на телефон, я хотела позвонить тебе. Так отчаянно хотела позвонить и сказать, как сильно сожалею, что не поверила тебе, но я не могла. Что-то останавливало меня. Ты также сказал, что сел в машину и почти приехал ко мне, но не приехал. Я делала то же. Я запрыгивала в такси и заставляла их везти меня к тебе. Стояла снаружи и думала, что ты там делаешь, и боялась того, с кем ты это делаешь. Так сильно хотела увидеть тебя. Сердце было раздавлено, разбито на кусочки, Гэвин. Мне было физически больно, когда мы были порознь. Не верила, что такая боль существует. Это было чем-то настолько отличным от того, что я чувствовала, когда потеряла маму. Эта боль вонзалась глубже. Но я не могла заставить себя зайти в тот лифт и подняться к тебе. Я не хотела Диллана. Я хотела тебя.

– Эмили, остановись. – Гэвин сжал её запястья, прижимая её к своей груди. – Зачем ты говоришь всё это?

– Я говорю это, потому что говорят, что во время страстного поцелуя перехватывает дыхание. Это не правда, Гэвин, потому что я буквально не могу дышать, пока твои губы не коснутся моих. Пытаюсь, но не могу. Не могу думать, когда ты смотришь на меня. Оголяешь мое сознание. Всегда так делаешь, и это прекрасно и всепоглощающе. Волшебно, и это всё, что должна чувствовать девушка. Говорят, ты правда любишь, если кожа покрывается мурашками от его прикосновений. Моя покрывается от звука твоего голоса; мне не нужно, чтоб ты касался меня. Я могу чувствовать тебя, когда тебя рядом нет. Чувствую тебя в своих снах. Чувствовала тебя, когда ты был за тысячи миль от меня.

Ты напугал меня в секунду, когда я тебя увидела, и думаю, это потому, что я знала, просто знала, что полюблю тебя. Я не знала, что наши миры уже пересекались, но сердце как-то понимало, что принадлежит тебе с самого начала. Я не верила, что такая боль существует, как когда мы были вдали друг от друга, но я также не верила, что существует такая любовь, как у нас. Ты показал мне, что она существует. Ты показал мне хорошее, когда было плохо. Ты дал мне радость взамен боли. Дал мне жизнь, когда я думала, что мертва.

Эмили замолчала, слёзы градом катились по щекам.

– Еще говорят, если любишь человека достаточно сильно, отпускаешь, когда твои поступки – причина их боли. Это всё, что я когда-либо тебе давала, Гэвин. С момента нашей встречи, я рушила твой мир. Теперь это. Не могу позволить тебе не общаться с мамой из-за меня. Я люблю тебя достаточно сильно для того, чтобы отпустить и чтобы она продолжила любить тебя.

Гэвин отшатнулся. Потерял равновесие – боль вошла в солнечное сплетение. Он сглотнул, делая глубокий, рваный вдох и посмотрел в её глаза:

– Ты не можешь оставить меня, – сказал он полным отчаяния голосом.

– Я должна, – сказала, умирая при виде страха на его лице. – Не могу стать причиной развала твоей семьи.

– Не будешь, – мягкий голос Лилиан наполнил воздух, заверение отчетливо слышалось в голосе. Эмили посмотрела на неё, моргая в шоке полными слёз глазами. Голова гудела в замешательстве, она провела пальцами по своим щекам, её всю трясло. – Ты не будешь причиной развала нашей семьи, потому что я не позволю девушке, которая любит моего сына так сильно, как ты, уйти из его жизни. – Подойдя ближе, Лилиан ласково положила руку на плечо Эмили, глаза наполнились слезами. – Не позволю тебе уйти из наших жизней. То, что ты готова была сдаться, несмотря на то, что ранишь моего сына, было самоотверженно. Однажды я знала девушку, которая любила парня так сильно, что её это тоже пугало. – Лилиан замолчала, бросив взгляд на Чэда. Уголок ее рта приподнялся в слабой, грустной улыбке, когда он подошел к ней. Снова посмотрев на Эмили, Лилиан покачала головой. – Меня бы убило, если бы я отказалась от вдохов, что дают его поцелуи. Неважно, моего внука ты носишь или нет, почту за честь называть тебя своей дочерью.

У Эмили перехватило дыхание, сердце билось так сильно, что она слышала его стук, когда Лилиан заключила её в долгие объятия. Эмили рыдала на плече женщины, что дала жизнь мужчине, которого она так отчаянно любит. Эмили была благодарна не только за то, что не придется отказаться от украденных им вдохов, но и за то, что каким-то образом в эту холодную снежную ночь, в году, который изменит её жизнь всеми возможными способами, она обрела маму.

Эмили закрыла за собой дверь пентхауса и улыбнулась при виде Гэвина, когда тот встал с дивана, держа в руках коробку шоколадных конфет со дня Святого Валентина. Она сняла пальто и шарф и, бросив их на кушетку, направилась через всю гостиную прямо к нему.

– Ты ведь понимаешь, что им уже почти две недели, правда? – улыбнулась она, обвив руками его шею. – И ты вообще когда-нибудь ешь что-нибудь полезное?

С шоколадной улыбкой на губах он поцеловал её.

– Я понимаю, что им почти две недели, и нет. Чем вреднее, тем лучше.

Эмили причмокнула губами, пробуя на вкус капли шоколада, оставленные им. Учитывая, что зубы у него были такие, что любой дантист был бы горд сказать, что это его рук дело, она была удивлена, что он вообще потребляет что-то с содержанием сахара. И чем слаще, тем лучше. За последние пару месяцев она открыла для себя и другие мелочи о Гэвине, которые делали его самим собой. Тем, в кого она влюбилась. Независимо от обстоятельств, дважды в день в течение тридцати минут, а иногда и дольше, он пропадал в душе, наполнив всю ванную комнату горячим паром, в то время как встроенная аудиосистема разрывала стены звуками «Breaking Benjamin». Ах да, и, конечно же, в своей самой лучшей манере, он подпевал. К её удивлению, но, вне всяких сомнений, и к симпатии, у него была привычка спать обнаженным. Да ей просто выпала удача каждое утро просыпаться рядом с твердым, как камень, обнаженным альфа-самцом.

В любом случае, не обошлось и без странных привычек. Эмили предполагала, что у него пограничное с обсессивно-компульсивным расстройством состояние и, возможно, ему необходимо врачебное вмешательство. Он был маньяком чистоты в самых худших из возможных проявлениях. Дерьмо, да если он находил хотя бы крошку от съеденного ею сэндвича, спустя всего долю секунды в его руках уже были бумажные полотенца и чистящее средство «Windex», которыми он поспешно вытирал поверхность. Она смеялась над этим, не понимая, потому что у него в подчинении была домработница, приходившая четыре раза в неделю. Как будто ему нужно было, чтобы пентхаус сверкал к тому моменту, когда женщина придет делать свою работу.

Не надо и говорить, что Эмили пыталась избавить его от этого бзика, уверяя, что совершенно нормально оставить какую-то одежду валяться в углу. И эту битву она обычно проигрывала. Тем не менее, она считала все его бзики и привычки очаровательно милыми. Она просто любила все его многочисленные грани.

Улыбаясь, она бросила сумку и гигантскую стопку писем на кухонный стол. Гэвин пошел за ней, развалился в кресле, наблюдая, как она открывает холодильник. Порывшись в куче промокших приглашений на различные благотворительные вечера, он вытащил свою первую доставку от «Architectural Digest».

– Тут тебе письмо, – сообщил он, послав конверт скользить по поверхности стола. Открыл журнал, и его глаза принялись изучать роскошную виллу в Агрополи, расположенную на берегу Тирренского моря. – Еще я покрыл расходы по твоей кредитной карте. Думаю, раз ты собираешься скрывать свои выписки по ней в жалкой попытке отговорить меня заботиться о твоих счетах, то тебе стоит подумать о более надежном месте, нежели шкатулка для драгоценностей. – он коварно улыбнулся и небрежно пожал плечом. – Там в нижнем ящике сюрприз для тебя. Теперь и я буду делать это украдкой.