Твою ж мать. Гэвин мог бы поклясться, что готов был потерять контроль прямо сейчас. Запустив одну руку в её волосы, другой он обхватил её талию, контролируя её яростные движения на своем члене.

– Ты ощущаешься так, словно меня окутали небеса. Гребаные небеса. – Так на самом деле и было. Мягкий бархат вокруг твердой стали. Её скользящее тепло, такое тесное, заставило яйца Гэвина подскочить практически в желудок. Он хотел излить в неё каждую каплю себя. Но он подождет.

Отчаянно желая, чтобы она всегда кончала первой, он скользнул рукой от волос к её клитору, лаская яростно и быстро. Блять. Эмили выдохнула, мышцы напряглись, сжимая и окутывая его так сильно, что он не был уверен, что сможет сдерживаться. Она спасла их обоих, когда, всем телом прижавшись к его груди, задвигалась в сексуальном, чувственном ритме. Только для и без того пылающих чувств Гэвина это было еще более разрушительно, так как теперь он ощущал её плоть во всей её полноте, чувствовал каждый ее внутренний изгиб, охвативших его член.

– Господи Боже, – простонал он, переместив руку с её талии на её грудь. Он взял её, сжимая. Другой он продолжал уверенно сжимать клитор, терзая и мучая её бутон. – Все правильно, малышка. Трахай меня медленно. Нежно и медленно. Позволь мне почувствовать каждую твою клеточку.

Заведясь, Эмили выдохнула, ошеломленная ощущениями.

– Пожалуйста, не переставай прикасаться ко мне, – прошептала она просьбу и подняла руки, перебирая пальчиками его волосы. Боже. С его губами, прижатыми к её плечу, рукой, играющей с её грудью и другой, ласкающей клитор, Эмили готова была сдаться. Облизнув губы, она захныкала. – Пожалуйста, Гэвин.

Неумолимо, безжалостно, не останавливаясь, Гэвин рванул бедра, полностью заполняя Эмили. Она больше не дышала, не думала, не беспокоилась о том, увидит ли их кто-нибудь – ее накрыло почти болезненное удовольствие. Все взорвалось, раскрылось так сильно, так глубоко по своей силе, что она думала – потеряет рассудок. Она выкрикнула его имя, голос прозвучал громче, чем следовало, но она ничего не смогла с собой поделать. Истинное блаженство. Он был истинным блаженством.

Тело забилось в конвульсиях, когда Гэвин накрыл рукой её рот. Он сделал это в момент, когда его накрыл оргазм, и шелковистая сперма излилась в неё. Его тело напряглось, бурно содрогаясь под ней, дыхание стало рваным и быстрым. Волны удовольствия всё ещё проходили по телу, волосы походили на мокрые лохмотья, дыхание стало успокаиваться. Она повернула голову, сливаясь с Гэвином в поцелуе. Долгое время он целовал её глубоко и жадно, стонал, сжимая её грудь.

Полностью успокоившись и взяв себя в руки, Гэвин взял одеяло и накрыл им обнаженную Эмили. Убрав её длинные, влажные волосы с её голых плеч, Гэвин коснулся губами её шеи:

– Я люблю тебя, Эмили, и мне нужно, чтобы ты знала: нигде на свете я не хотел бы оказаться сильнее, чем здесь, с тобой.

Развернувшись, Эмили посмотрела ему в глаза. В них отражалась такая страсть и преданность, что её сердце переполнилось. С силой, граничившей с одержимостью, Эмили поцеловала его, благодаря за то, что их пути все же снова пересеклись. Она получила от него такую силу, на которую, казалось, была просто не способна. Рядом с ним она расцветала. Держа в руках её жизнь, он просто становился угольком в ожидании, когда можно разжечь пламя. Медленно разорвав поцелуй, Эмили развернулась, оставаясь в сильных руках Гэвина. Взгляд метнулся от чистого неба, усыпанного звездами, к темным волнам, блестевшим серебром в отражении луны. Она удовлетворенно вздохнула, душа теплилась от любви, которую, она была уверена, не смогла бы найти ни с кем другим. Понимала, что завтра будет тяжело, но каким-то образом это будет один из самых прекрасных Рождественских дней, которые у неё были. Как только Гэвин притянул её ближе, пришла уверенность: она права.

Эмили проснулась, когда яркие лучи солнца, пробиваясь сквозь шторы, ударили в лицо, их тепло было далеко не приятным, учитывая тот факт, что они с Гэвином бодрствовали глубокой ночью. Она лежала, устроив голову на его груди, его мирное дыхание, доносившееся до уха, хорошо успокаивало. Но вряд ли это длилось долго. Мысли прилипли, как непрошенные гости, едва наступил рассвет. Ударили образы прошлого Рождества – день, проведенный в больнице рядом с умирающей мамой – и практически выбили из легких весь воздух. Диллан тоже был в голове, продолжая окислять внутренности.

Подняв голову, посмотрела на красивое лицо Гэвина, мысленно благодаря его. И хотя она была счастливее, чем когда-либо, опустошение прочно поселилось глубоко внутри. Она не хотела оглядываться назад, но только призраки прошлого не давали двигаться вперед. Тоска по маме накатила черной бурей, принеся с собой облако печали.

Стараясь не дать унынию одержать верх, Эмили выскользнула из постели. Тоска по маме преследовала каждый её тихий шаг по холодному, деревянному полу. Её трясло к моменту, когда она достигла дверной ручки и, стараясь не потревожить Гэвина, открыла и закрыла за собой дверь. Было примерно без четверти восемь, дом еще не ожил. В полной тишине и отсутствии каких-либо движений, Эмили осталась наедине с отравляющими мыслями.

Вздохнув, она направилась к Рождественской ёлке. Взгляд задержался на нескольких украшениях, которые они с Лизой, будучи маленькими девочками, сделали для мамы – бумажные ангелочки, приклеенные к прищепкам и серебряные, красные, золотые блестящие олени, подписанные их именами. Эмили провела кончиками пальцев по выцветшим напоминаниям, слезы навернулись на глаза. Она сглотнула, тотчас же всю затрясло, тотчас же сердце разорвалось. Неужели она прожила без единственного, знакомого ей родителя почти год? Того самого, что дарил её любовь и тут же разбивал на части? Голос мамы звенел в ушах, пока она пыталась совладать с собой.

Эмили не слышала, как Гэвин вошел в комнату, да ей и не нужно было. Его умиротворяющее присутствие витало в воздухе. Он заключил её в кольцо своих рук, подойдя сзади, когда она смахнула со щеки непрошенную слезу. Продолжая смотреть на ёлочные украшения, она покачала головой и сделала глубокий вдох.

– Как же её отпустить?

Гэвин нежно поцеловал её в макушку, и, не сказав ни слова, аккуратно взял за руку и повел обратно в спальню. Смятение закралось в голову, когда она увидела, как он водружает свой чемодан на кровать. Расстегнув молнию и достав оттуда маленькую черную бархатную коробочку, он сел на кровать и жестом подозвал к себе Эмили. Когда она подошла, он смотрел на неё беспокойным взглядом. Снова взяв за руку, усадил к себе на колени. Прижал её спиной к своей голой груди, он убрал волосы с её плеча.

– Не позволяй ей уйти, малышка, – прошептал он, застегивая на её шее усыпанный бриллиантами, платиновый медальон овальной формы. – Цепляйся за неё всем, что у тебя есть. Ты разделишь с ней каждый радостный момент своего прекрасного будущего. Свои достижения. Первый взгляд на своих детей. Свою жизнь в целом. Ты будешь ставить перед собой высокие цели с мыслями о ней. Она будет там, вот увидишь. Прости её за все ошибки, что она совершила, пока ты росла, за худшие моменты, с которыми пришлось столкнуться, заостри мысли на мудрых советах, что она дала тебе. Но никогда не отпускай её. Никогда. Она бы этого не хотела.

Дыхание оборвалось, едва Эмили открыла медальон. Она увидела фотографию совсем молодой мамы. Солнце играло в её темных волосах, и улыбка подчеркивала теплый, беззаботный свет в молодых глазах. Эмили ничего не могла поделать, единственная мысль крутилась в голове: счастливей она свою маму не видела. Эмили шмыгнула носом, слезы покатились по щекам. Только слезы эти были вызваны мужчиной, который и представить себе никогда не сможет, сколько пустоты в её сердце он не раз заполнял.

Развернувшись, она обхватила ногами его пояс и посмотрела Гэвину в глаза. Эмоции, плескавшиеся в них, приковали её. Трепет вызывал понимание: он был её.