– Ты сделал это со мной! – кричала она, пытаясь справиться с одним из полицейских и, как раз когда он оттащил её, Эмили взглянула на Диллана. – Я любила тебя, а ты стал тем, кем обещал никогда не быть! И знаешь что, Диллан? – севшим голосом спросила она. Диллан с усмешкой на лице обернулся через плечо полицейского, выводившего из квартиры. – Если Гэвин оставит меня и никогда больше не заговорит со мной, я буду знать, что заслужила каждую секунду тех страданий, что буду испытывать без него.

После того как Оливия дала ему подзатыльник, Эмили стояла и смотрела как Диллан уходит из ее жизни так же стремительно, как и появился в ней. Мысли о Гэвине резкой болью отдавались в сердце и, прижав руки к животу, Эмили упала на колени. Из последних сил прислонившись к кофейному столику, она закрыла лицо руками и зарыдала. Лиза присела рядом с ней и, крепко обняв, положила ее голову на свое плечо. По мере того, как Лиза успокаивала ее, Эмили начала осознавать, что едва не стала частью другой статистики.

Снова внутренний голос.

Она удивилась, как могла позволить зайти этому так далеко, и тут же вспомнила свою мать, которая терпела жестокое обращение не только от отца Эмили, но и от множества других мужчин. Столь знакомые картинки вызвали дрожь во всем теле.

– Ш-ш-ш, Эмили, – шептала Лиза, крепче прижимая к себе. – Все уже закончилось.

Оливия опустилась рядом с ними на колени, мягко спросив:

– Ты в порядке? – она передала Эмили лед и открыла аптечку. Достав пластырь, Оливия разорвала упаковку и дотронулась до подбородка Эмили. Заклеив рану над бровью, она нахмурилась.

С влажными от слез глазами, Эмили кивнула.

– Да, все хорошо.

Оставшийся полицейский был полного телосложения, отчего форма сидела просто отвратительно. Он подошел к Эмили.

– Мисс, вы должны подать заявление. Врачи скоро прибудут. Они отвезут вас в больницу, если вы нуждаетесь в осмотре.

– Нет. – Эмили приложила лед к распухшей скуле, вздрогнув от первого прикосновения. – Я не хочу в больницу.

– Ладно, – ответил полицейский, глядя на разделочную доску. – Вы сможете написать отказ от госпитализации, когда они приедут, но осмотр необходим, поскольку зарегистрирована причина вызова: домашнее насилие.

Майкл сел на пуфик, глядя вопросительно на нее.

– Эмили, я думаю, тебе нужен осмотр.

– Я согласна, – уверенно произнесла Лиза.

Эмили поднялась, пытаясь собраться с мыслями. Нетвердыми шагами она направилась в комнату, чтобы проверить, не звонил ли Гэвин. Лиза и Оливия, вскочив на ноги, последовали за ней.

– Эм, – позвала Оливия. Она легко ухватила Эмили за руку, спросив с сомнением в голосе. – Почему бы тебе не поехать?

Эмили отвернулась, запустив в волосы руки. Она подошла к телефону, и ее сердце ухнуло куда-то вниз, когда она не увидела ни одного пропущенного звонка от Гэвина.

– Я сказала, нет, Оливия. Мне не нужно в больницу, – едва она упала на кровать, ее глаза наполнились слезами. – Я в порядке. Мне нужен только аспирин и немного поспать.

Поджав губы, Оливия взглянула на Лизу, всем своим видом выражая явное беспокойство.

Лиза, скрестив руки, прислонилась к дверному косяку.

– Клянусь, Эмили, иногда ты бываешь просто жутко упрямой.

– Знаю,– прошептала Эмили. – Но, я правда в порядке.

Оливия, подняв глаза к потолку, вздохнула. Уперев руки в бока, она снова обратилась к Эмили.

– Знаешь, почему я не буду дальше настаивать, подруга?

Эмили зажмурила глаза и покачала головой.

– Почему, Оливия?

– Ну, возможно, потому что ты хорошенько надрала задницу Утконосу, перед тем как его рожу выставили отсюда.

Эмили снова легла, и, перекатившись на свою сторону, прижала колени к груди. В другой ситуации она нашла бы комментарий Оливии довольно смешным. Но не сейчас. Просто не могла. На это просто не было сил.

– Верно, – полным печали голосом ответила Эмили. Она приложила лед к щеке и посмотрела на Оливию полным боли взглядом. – Думаю, я это сделала. – Эмили вздохнула и, схватив одеяло, укуталась в него. – Когда врачи приедут, впустите их. Но прямо сейчас мне нужно отдохнуть.

Несмотря на беспокойство, Оливия и Лиза просто кивнули и, не говоря больше ни слова, вышли.

Спустя время Эмили заполнила необходимые документы для сотрудника полиции, и когда, наконец, приехали врачи, отказалась от госпитализации. Как только комната опустела, и мысли, наконец, прояснились, ее взгляд снова остановился на телефоне. Взяв его в руки, Эмили уставилась на него, но никаких сообщений от Гэвина не было. По щекам вновь покатились слёзы.

Понимая, что ей все же нужно объяснить всё, что ему сделала, она набрала его номер. Закусив губу, слушала гудки. Услышав голос, отправляющий на голосовую почту, она почти закрыла телефон, но остановилась. Ее беспокоило неясное чувство тревоги, а боль от одного только звука его голоса сжимала грудь.

– Гэвин… Я… Это Эмили, – шептала она, стараясь не поддаться эмоциям, подступившим к горлу. – Я не жду, что ты когда-нибудь снова заговоришь со мной, но мне нужно сказать тебе несколько вещей. – Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, она продолжила. – Диллан убил во мне жизнь, Гэвин. Но ты… Ты вернул её. Когда Джина открыла дверь в то утро, я… – Эмили остановилась, вытирая слёзы. – Я испугалась, что ты вернул её; я должна была позволить тебе объясниться, но я не сделала этого. Прости меня. Мне жаль, что из всех девушек на свете, в которых ты мог бы влюбиться, ты выбрал меня. Прости, что не поверила тебе, когда должна была, и именно я разбила твое сердце. Я люблю тебя, Гэвин. Я знаю, ты первый сказал, что полюбил меня с первой встречи, но я так же знаю, что влюбилась в тебя, впервые увидев. Что-то внутри говорило мне, что я буду с тобой, но я боролась с этим. Столько всего в тебе меня поначалу пугало, а потом ты показал мне, какой ты на самом деле.

Не в состоянии больше сдерживать эмоции, тяжким грузом осевшие на сердце, Эмили впала в истерику.

– Пожалуйста, прости за то, что сражалась против нас, Гэвин. Прости за то, что не боролась за нас, когда понимала, что мы должны быть вместе. Прости за то, что я больная разрушительница. Но больше всего… Я благодарю тебя за твою любовь. Спасибо за твои ямочки на щеках и за крышки от бутылок. Я уже никогда не смогу смотреть на кого-то, не думая о тебе. Спасибо за твоих глупых Янки и за твои остроумные комментарии. Я благодарна за твое желание ехать бог знает куда, чтобы встретить со мной закат. Спасибо за твое желание испытать в жизни и хорошее, и плохое, и непонятное.

Эмили остановилась и покачала головой, но, прежде чем она успела добавить еще что-то, раздался сигнал, оповещающий о том, что ее время истекло.

– Я очень жалею о том, что смогла дать тебе только плохое, – прошептала она, пустым взглядом упираясь в потолок и крепко прижимая телефон к груди.

За свои двадцать четыре года Эмили не раз испытывала странное чувство оцепенения, которое приходило как защита от всего, чего она не хотела принимать. Она позволила разуму отгородиться от яда, остановив жизнь на стоп-кадре. Это было время, которое она желала. И вдыхала его, словно сладкий запах роз. Это было оцепенение, о котором кто-то сказал бы: очищающее. Как бы то ни было, оцепенение, странным образом появившееся и осевшее в сердце, словно разросшийся сорняк, (как раз когда она, сидя в кафе на «Белла Люсина», считала и пересчитывала количество своих терзаний), было чем-то новым. Чем-то, чего она не хотела чувствовать.

216 часов… умирания.

12960 минут… потерянности.

777600 секунд… беспомощности.

День за днем её сосредоточенность, которая, казалось, поддерживалась прочными нитями надежды, умирала. Потеря. Даже во сне она видела Гэвина; и сны были опасными, напоминающими ей о том, что он ушел. Он стал туманом, который испарился в воздухе, забрав с собой все существо Эмили. Она была полностью разбита, но уверена, что по-другому уже не будет, Ей еще причиняло боль осознание, что он любил ее тогда, когда она меньше всего этого заслуживала. Нет. Она была не готова к этому, но еще понимала, что обязана прочувствовать каждый час, минуту и каждую секунду этого.