«У нее, видимо, заложен нос», — мелькнула неприязненная мысль.

Мальчик заметил, как по лбу девчушки стекает огромная и жирная капля пота. Капля выползает из-под белых, туго стянутых в косички волос и, лениво перекатываясь, направляется к рыжеватой брови. Лоб девочки, покрытый белым, едва заметным пушком, не дает той свободно соскользнуть. Он зачарованно засматривается каплей, как когда-то в цирке — блестящим шаром фокусника. Наконец, капля протянулась по брови и рухнула. Он вздрогнул.

Они стояли, почти не шевелясь. Вдруг девочка решила защититься, все еще ожидая нападения. Откуда-то снизу выскочила маленькая толстая ручка… и двинулась прямо ему в грудь. Он схватил ее за запястье и сжал своими тонкими, но цепкими пальцами. Ее ладошка, сжатая в кулак, раскрылась. и на него пахнуло. Тем сладким. Вернее сладко-горьким. Приторным. Терпким. Ударившим в нос. В лицо. Поглотившим его разум. Сожравшим сознание. Разъевшим волю, как ржа разъедает железо. Но ржа разъедает годами, а запах парализовал его в одно мгновение. Едва коснувшись лица.

Мальчик держал руку девочки, не в силах отпустить ее. Сердце, только что бившееся в груди и готовое вырваться из горла, вдруг упало вниз. Он почувствовал пульсирующее биение в паху. Там что-то налилось горячим соком и дернулось. Будто в животе жил крошечный червячок, который вдруг ожил. Мальчик больше не видел потного лица девочки. Не видел ее желтых веснушек, разбросанных по гладкой розовой щеке. Не видел открытой красной рваной раны рта с двигающимся язычком, кажущимся экзотическим животным, неизвестно как попавшим туда. Он лишь видел пухленькие пальчики. Ощущал лишь запах, дурманящий его. И пульсирующее движение в своих шортиках.

Он держал влажную руку около самого носа и вдыхал ее аромат. Что это? Полынь? Корица? Пот? Мальчик боялся открыть глаза. Открыв, спугнуть видение запаха. Он пытался продлить сон. Хотелось ощущать этот запах бесконечно. Запах, ковыряющий подкорку и дергающий плоть.

Наваждение окончилось, когда девочка вырвала руку, одернула красную юбочку и, протиснувшись между мальчиком и забором, пошла в сторону подъезда. Он стоял еще некоторое время, не в силах сдвинуться с места. Пристально глядя вслед девчушке. Правая рука автоматически опустилась в шортики. Он не мог сдерживаться. Плоть саднила и взывала о помощи. Мальчик даже не заметил, как яростно стал растирать ее, чтобы успокоить возникший зуд. Уже почти зайдя в подъезд, она оглянулась и насмешливо улыбнулась ему…

С тех пор этот запах, дурманящий запах руки соседской девчонки, время от времени появлялся в его жизни. В эти минуты он выпадал из реальности, погружаясь в магическое и необъяснимое блаженство. Простое воспоминание о запахе ее рук заставляло мурашкам разбежаться по спине, а в паху начинало приятно саднить.

Вскоре кончились каникулы, и девочка уехала. Во дворе она больше не появлялась. Он пошел в школу и на какое-то время забыл о случившемся. В школе шла обычная суета и возня. Девчонки не интересовали его. И ощущение томящейся тяжести в паху не беспокоило. Но однажды неожиданная память вырвала почти забытое. Пыльный летний двор. Харитоновну, хлюпающую мокрыми полотенцами. И толстушку с веснушками и рыжими бровями. И запах… от воспоминания замутило. Приятная нега прокатилась от горла и плюхнулась внизу живота. Это было невыносимо приятно.

Но… воспоминания о запахе почти выветрились. Он не ощущал уже той сильной волны, которая окатывала его раньше. И мурашки перестали пробегать по спине. Казалось, он забывает его. И, пораздумав немного, мальчик решил поискать ускользающий из памяти запах. Он твердо помнил, что искать его нужно в руках. В женских, вернее, девичьих ладошках. Именно они дадут питание его вожделению.

Одноклассницы к тому времени вытянулись. И превратились в молоденьких газелей. Они носились по коридорам школы, все еще по-детски вереща. Но многие бросали многозначительные взгляды на мальчишек, заигрывая с ними, привлекая внимание к своим появившимся женским прелестям. Он с интересом заметил, как у некоторых появились грудки. У одних они торчали острыми пупырышками из-под тонких блузочек, словно бородавки на гладкой поверхности. У других, более полненьких, выросшие припухлости выпирали мясистыми горками, вызывая желание их потрогать.

Он любил рассматривать девчачьи спины. Сидя на последней парте, порою забывал про урок, увлекшись любимым занятием. Он видел, как через прозрачные блузки проглядывают полоски бюстгальтеров. Они врезались в тело девочек, четко прорисовываясь через ткань. Иногда мальчик представлял, как расстегивает лифчик и проводит рукой по спине… Рука скользила сверху вниз, между лопаток. затем останавливалась и медленно, перебирая пальцами, он воображал, как пробирается под мышками вперед, как бы обхватывая девочку сзади. Это придавало ему смелости — ведь она не видела, кто позволил себе такие вольности. И вот его руки оказывались на ее груди. Он мысленно прикрывал грудки ладошкой и, не испытывая сопротивления… поглаживал тело, немного придавливая пальцами. и даже чувствовал чуть вздувшиеся соски. Воображение усыпляло, но того эффекта, которое он испытал, когда почувствовал запах руки соседской девочки, не возникало.

Мальчик стал волноваться. Запах ускользал. Ускользал окончательно. Ему так не хватало его. Этот дурман необходимо было возродить. Срочно. Найти его. Уловить. Впитать. И запомнить. И держать. Держать в памяти, чтобы снова провалиться в черную пущу, где красными пятнами кружились звезды. Звезды с желтыми хвостами. Они жгли его и холодили одновременно. Он падал вниз, будто на качелях-лодочках в городском саду. Душа ухала в пятки. И снова взлетала, когда лодочки взмывали ввысь. Он перестал учить уроки. Почти не играл с другом-одноклассником в свои шумные игры на переменках. Ему не давал покоя запах. Запах, который почти исчез из памяти. Запах, который нужно было найти.

Наконец, он решился. Это была девочка из класса. Маленькая, похожая на Дюймовочку. На физкультуре, когда их строили по росту, она замыкала шеренгу. На уроках она сидела на первой парте, и он видел, как ровно его Дюймовочка держит спинку. Она ему очень нравилась, хотя у нее не было даже намека на грудь. Но мальчика интересовало совсем другое. Ему нравились ее ручки. Именно они притягивали внимание и волновали его.

«Да… эти руки обязательно должны пахнуть», — думал он.

Однажды он предложил девочке проводить ее домой. Она нехотя согласилась. После школы он взял ее портфельчик, и они безмолвно зашагали по улице. Она — чуть впереди. Он за ней. Ему нечего было сказать. Да и не хотелось говорить. Сама по себе девочка не манила его. Он ждал лишь момента, когда сможет взять ее руки в свои. И понюхать.

Около подъезда он протянул ей портфель, который нес всю дорогу.

— Спасибо, — вяло проговорила Дюймовочка, коротко взглянув на него.

Он сглотнул слюну. Девочка, так и не придумав, что еще можно сказать… хмыкнула, собираясь уходить. Но он успел схватить ее руку и, чуть пожав длинные и холодные пальцы, не выдержав, потянул их к своему лицу. Испугавшись, она дернулась, желая вырвать свою руку из его крепких пальцев. Но он изо всех сил сжимал ее и тянул. Когда рука девочки почти коснулась его лица, из сжатого кулака мальчика едва торчали кончики пальцев. Он потянул носом, вдохнув всей силой своих легких. но ничего, кроме остатков яблочного мыла, услышать не удалось. Девочка, наконец, вырвала руку и, крикнув: «Идиот!» — побежала домой.

Ночью он покрылся испариной. Липкость проступала из всех пор, вызывая брезгливость. В душе поселился страх. Страх, что найти потерянный запах будет не так просто. Он понял, что не каждая девичья рука пахнет так, как пахла пухленькая ручка с обкусанными ноготками. Та ручка, которую он поймал на пыльном дворе своего детства.

Мальчик перестал остерегаться. Он использовал любую возможность, чтобы схватить чью-то ладонь и поднести к лицу. Его ожидания рассыпались, наткнувшись на чужие запахи. Это были запах пыли, запах только что съеденного персика или лака, которым покрыли ногти. Он отчаялся. И понял, что помочь ему может только одна. Та, чьи руки пахли этим сладким. Приторным. Дурманящим запахом. Запахом, заставляющим терять рассудок.