Я глянул в интернет — в котором сутками сидел, пока ее не было дома, — и набрал «признаки измены» в поисковой системе. Все совпадало с поведением Инги! Это тревожило. Не то чтобы я был в нее ужасно влюблен — сами понимаете, когда вы вместе уже лет пять и сошлись только на теме ебли, это совсем не то, что в начале, — но это грозило моему безбедному существованию. Никчемному существованию, как говорил ее отец. Хотя мне оно казалось вполне нормальным. В конце концов, человек создан не для того, чтобы сидеть в сраном офисе десять часов в день. Ну или копать землю эти десять часов.
Короче, человек не создан работать.
И если есть возможность этого не делать, то почему бы ему — владельцу огромного состояния — не помочь своей дочери и ее мужу вести нормальный, блядь, образ жизни. А он вместо этого озлобился и настраивал свою дочь против меня. И его дочь, кажется, еблась с кем-то еще.
Оставалось выяснить, с кем.
Я вглядывался в лица наших общих знакомых, тайком следил за ее бывшими парнями — это была работенка ого-го, ведь парней у нее было предостаточно, — подозревал коллег по работе в этом, блядь, проектном институте, где она рисовала всякие портики и колоннады. Я подозревал всех мужчин города.
Но действительность превзошла все мои ожидания.
* * *
Однажды я собрался за город с приятелями по институту. Вернее, по первому курсу — такими же пиздоболами, как я, которых повыгоняли за несданные экзамены. Я, кстати, среди них был единственный, кто ушел из института сам. Можно сказать, был сливками нашего общества. И мы договорились поехать за город на озеро — пивка попить, половить рыбы. Тем более что никаких других занятий у этих уродов не было: большинство из них сидели без работы. Как и я. Только среди них никто, кроме меня, не был женат на богатой телке.
Я сказал супруге, что на выходных уеду.
Инга отнеслась к этому на удивление спокойно, а я подумал, что дело явно нечисто. И решил неожиданно вернуться домой спустя час после того, как уйду.
Ну и, конечно, ОН был там. В ее постели. Так что, когда я ворвался в квартиру, расшвыривая все на своем пути, Инга только и успела что сесть. И прикрыла сиськи покрывалом. А другой конец набросила на него. Блядь такая!
— Немедленно выйти из комнаты, мне надо одеться, — сказала она.
— Сними одеяло, — сказал я, сжимая в руке альпеншток, который купил, когда собирался стать троцкистом, поехать в Штаты и убить Буша-младшего.
— Не устраивай сцен, — сказала она.
— Сними это ебанное покрывало, — сказал я.
— Ладно, знакомьтесь, — сказала она и сдернула одеяло. — Зови его Бембик, — сказала она.
— Что?! — спросил я.
— Бембик, — сказала она.
Передо мной на кровати сидел енот. От неожиданности я едва не упал. Пришлось присесть.
— Блядь, да это же ЕНОТ, — сказал я.
— Это не просто енот, — сказала она. — Это — енот-крабоед, взгляни на его пальцы, видишь, какие они тонкие и чуткие? Он опускает лапки в воду, достает из-под камней крабов и разделывает их пальчиками, — сказала Инга с любовью.
— Ебанный, блядь, енот, — ошарашенно сказал я.
— ЕНОТ-КРАБОЕД, — сказала она.
— О, боже, — сказал я.
— Зови его Бембик, — сказала Инга.
Я смотрел то на нее, то на этого енота ебучего. Существо со средних размеров собаку с полосатой окраской, сидело на МОЕЙ кровати, возле МОЕЙ жены и дружелюбно меня, блядь, обнюхивало.
— Ты ебешься с енотом, — сказал я тупо.
— Ну, не совсем так, — сказала она.
— А КАК?! — спросил я.
— Ты что, хочешь, чтобы я тебе ПОКАЗАЛА? — спросила она.
— Да уж будь, блядь, добра, — попросил я.
— Ладно, — сказала она.
Я думал было сказать, что передумал, но было уже поздно. Она мне показала. Выглядело это довольно просто: она брала маленького пластмассового краба, которого этот дурень ебучий принимал за живого, совала в себя, а он, енот, потом этого краба оттуда ДОСТАВАЛ — своими ловкими чуткими пальцами — так долго, что Инга, извиваясь, стала постанывать.
— А ну, блядь, прекратите ОБА! — сказал я. — Я же все-таки здесь, — сказал я.
— А? Что? Да?! Прости, — сказала она и оттолкнула лапу енота.
— Блядь, ну и что мне с вами теперь делать? — спросил я. — Что. Мне. Теперь. Делать, — спросил я.
Она сказала:
— Зови его Бембик.
* * *
— Объясни мне, почему ты это сделала?! — спросил я Ингу, когда Бембик был водворен в свою корзину. — Я что, мало тебя трахал, да? Мало я тебя ЕБАЛ, что ли?!
— Тут дело не в сексе, — сказала она.
— У вас что, ЧУВСТВА? — спросил я.
— Ну, можно сказать и так, — сказала она и всхлипнула, — понимаешь, когда я увидела его в зоопарке, он был таким… неухоженным. Маленьким. Я подумала, вот сидит маленькое существо в клетке, тянет свои ручки к людям, а они, жестокие, идут мимо…
— Что ты, блядь, делала в зоопарке? — спросил я. — Еблась с конем?
— Рисовала пруд, — сказала она, — Я же не забросила живопись, как некоторые.
— Ладно, — сказал я, — у вас, блядь, чувства…
— Ну, — продолжила она, — я и подошла к еноту этому поближе, а потом вдруг вижу: он глядит не просто в мою сторону, а именно мне в глаза, и я подумала, како…
— Блядь, — сказал я, — что ты меня щиплешь за яйца? Я тебя еще не простил, подстилка гринписовская.
— Я? Тебя?! — спросила она. — Ты что придумываешь?
— А кто еще? — спросил я.
— Ой, — сказала она, глянув вниз, — это же Бембик.
И правда. Засранец Бембик, выбравшись из корзины, сидел у моих ног и, глядя в сторону — «Это у них манера такая, как у карманников», — пояснила Инга, — пощипывал мои яйца. Воображал, видимо, что я камень, покрытый мхом, а подо мной есть какое-то питание.
— Бембик все время хочет жрать, — сообщила Инга.
Я прогнал его альпенштоком, и мы продолжили выяснять отношения.
— Значит, — горько сказал я, — ты ебешься с енотом…
— Выражайся приличнее, — возмутилась она, — тем более что это и сексом-то назвать очень трудно.
— А как это, блядь, назвать? — спросил я.
— Это можно обозначить как петтинг, — сказала Инга. — Ну, еще и как фистинг, — добавила она, подумав.
— Ах ты пизда! — сказал я.
— Я плохо тебя ебал?! — спросил я.
— Нет, — сказала она, — и даже часто, но…
— Но тебе не хватает ЧУТКОСТИ, — сказала она.
— Как у енота?! — спросил я.
— Как у енота-КРАБОЕДА! — сказала она.
— Ах ты пизда!!! — сказал я.
— Ты повторяешься! — сказала она.
И была права.
Я и правда повторялся.
После этого моя женушка перешла в наступление.
Я был извещен о том, что трахаю ее недостаточно Чутко и слишком Грубо.
Все это время енот Бембик, сводя меня с ума, шарился по нашей квартире и чесал свои, блядь, енотские яйца о нашу мебель.
Еще, сказала мне Инга, ее стало раздражать мое нежелание искать себе работу и то, что я живу на деньги, которые выделяет ее папаша.
На этой ноте енот Бембик подошел к холодильнику, открыл его (!) и стал вытаскивать оттуда — как раз из моего любимого фруктового отсека — бананы.
А Инга сообщила, что не намерена терпеть меня дальше, если я буду так груб с ней и вербально…
— Что, блядь?! — спросил я.
— В смысле, матерись поменьше! — сказала она.
— Ясно, — сказал я. — То есть я застал свою жену ебущейся с ено…
— Это ПЕТТИНГ! — сказала она.
— Ладно, — сказал я, — я застаю свою жену, которую ебет во время петтинга какой-то, блядь, енот-крабоед, а после всего этого, по итогам матча, проигравшим во всем остаюсь я же!
— Ну, почему же, — сказала она. — У тебя ведь есть я.
— Почему тебе не приходит в голову мысль, — спросил я, — что я сейчас зарублю твоего енота, а потом тебя?
— Тебя посадят, — сказала она. — Если раньше мой папа тебе яйца не отрежет.
— Я вас сварю, — сказал я. — Пока мясо, блядь, в желе не превратится, а кости сожгу. Что на это скажешь? А твоему папаше скажу, что ты сбежала от меня в Гоа. С каким-то пидарасом из племени индусов-крабоедов. Что будет не так уж далеко от истины, не так ли?