Рааб боролся с искушением оглянуться на остров, так как это снова могло ослепить его глаза! Он всматривался в темноту и почти на траверзе увидел чернее черного вертикальный разрез.

— Все весла — стоп!

С минуту он дал «Пустельге» возможность подрейфовать, а сам напряженно всматривался туда, убеждая себя, что это именно то ущелье, которое им было нужно. После этого он приказал:

— Весла левого борта — полный удар!

«Пустельга» быстро развернулась. Рааб сделал дважды небольшую корректировку курса, и «Пустельга» медленно вплыла носом в узкий разрез. Он посмотрел через перила и увидел отражавшиеся в озере звезды. Они были немного выше, чем ему хотелось бы, но это уже не имело значения.

Сейчас он мог слышать крики, доносившиеся откуда-то сверху, и с беспокойством прислушался. Видят ли с этого поискового блимпа расселину? По-видимому, нет. Внезапно голоса стали почти не слышны, значит, невидимый корабль прошел мимо; несколько секунд спустя голоса снова стали громче и вновь затихли, удаляясь к верховьям озера.

— Привяжите щупы! — приказал он напряженным шепотом.

На выполнение этого ушло две или три минуты, и теперь он мог позволить себе посмотреть назад на пришвартованные курицы.

Какое-то мычание с примесью глупого хихиканья сформировалось в его горле. Два баллона полностью выпустили газ и лежали поверх корзин, баллон третьего блимпа, самого последнего в ряду, был заметно меньше других. Курицы, для того чтобы поднимать больший вес, не имели в баллонах внутренних перегородок. Он повернул лицо в сторону Джона Кадебека.

— Кадебек… ты заметил какие-нибудь повреждения планеров?

— Я видел дыры в шести или семи крыльях, — ровным голосом ответил Кадебек. — Но в других могли быть меньшие пробоины. Когда я получил возможность посмотреть на них, мы уже миновали песчаную косу.

Рааб дрожал от возбуждения и дикарской радости от того, что сумел нанести урон врагу. Он глубоко вздохнул и приказал:

— Все весла — пол-удара!

«Пустельга» вдвинулась в ущелье, и их окружила абсолютная темнота. Рааб уменьшил взмахи весел до четверти удара. Последние отдаленные неистовые крики замерли позади и сменились на обычные успокаивающие звуки — скрип оснастки «Пустельги», крики ночных вездесущих и даже редкий скрежет щупов по каменным стенам ущелья. Рааб знал, что эта расселина была заблокирована сверху и имела проход только над уровнем озера, и сомневался, что враг будет искать их в этом направлении. В ближайшем будущем, не имеющие никакой уверенности, что их атаковал только один блимп, они почти наверняка сконцентрируют свои яростные поиски по краям вокруг озера и попытаются удостовериться, что атаковавший их блимп не ускользнул. И, конечно, они перекроют вход и выход озера, куда, ориентируясь по свету звезд, могли бы устремиться спасающиеся бегством блимпы.

Он почувствовал уверенность, что они ускользнули чисто. Но не успели они пройти и мили, как с кормы послышался низкий сердитый голос Кадебека.

— Джеран!

Рааб повернул голову, и в его голосе чувствовались признаки гнева.

— Ну?

— Возможно, нам следовало бы поторопиться и уйти в более безопасное место, но я хочу зажечь лампу и тщательно обыскать блимп. Кто-то украл мой нож!

Недоверчивый и безмолвный Рааб словно прирос к одному месту.

— Держи здесь ухо востро, — наконец сказал он Олини и двинулся на корму корзины. Он остановился около крепыша, который с такой злобой тянул свое весло, что даже опережал ритм. — О чем ты говоришь? Что заставляет тебя думать, что нож не выпал, когда ты стрелял из лука? Или когда пробирался к своему месту? Ты пытался поискать вокруг?

— Я ощупал всю палубу, куда смог дотянуться. Что еще я могу сделать без света! Я никогда не оставляю ножны расстегнутыми, когда в них находится нож. Пока я стрелял, кто-то расстегнул их и вытащил нож.

Удары весел пошли вразброд, и Рааб приказал:

— Все весла стоп! — Мгновение он колебался. — Будь благоразумен, Кадебек! Я знаю, что твой нож имеет большую ценность, но кто станет красть его, зная, что мы останемся на борту в течение дней, если не недель, без малейшей возможности покинуть корзину? Если бы кто-нибудь захотел украсть его, он бы выждал, пока мы вернемся домой!

— Я хочу обыскать все и всех в этой корзине! — огрызнулся Кадебек.

Маленький палец Рааба начал пульсировать. Он удержался от грубости. Ладно, если какой-то дурак украл нож, его обязанность выяснить, кто это сделал, а если Кадебек ошибается (что выглядело более правдоподобным), он должен убедить его в этом. Вероятно, в те лихорадочные мгновения нож просто выпал из ножен.

Хотя рукоять ножа не могла проскользнуть сквозь щели плетеной палубы, но он легко мог вывалиться через широкие отверстия в бортах. Рааб не хотел даже рассматривать такую возможность — но должен был. Кадебек стоял, навалившись на перила грудью и поставив колено на свое сидение… Рааб вздохнул.

— Ладно. Я сожалею, что такое могло случиться, но сейчас мы не можем стоять. Я думаю, через час. Во всяком случае, нам понадобится перерыв для отдыха и еды. И все-таки, пусть каждый очень внимательно ощупает палубу вокруг себя. Только осторожнее, не столкните его за борт. Кадебек, я обещаю, во время следующей остановки мы осмотрим всю корзину!

Рааб вернулся к передним перилам. Какие звуки он слышал в корзине во время короткой атаки на вражеские блимпы? Он слышал, что весла не один раз сталкивались в воздухе, и это могло означать, что кто-то на короткое время покинул свое место, подкрался к Кадебеку и вытащил нож из ножен. Но это не казалось ему правдоподобным.

— Все весла — четверть удара! — приказал он.

Пока они, словно слепые, ползли по узкой расселине, какая-то часть его мозга была отвлечена от утомительной, нервной работы прокладки курса и пыталась разрешить вопрос о загадочном исчезновении ножа.

Две лампы висели на перилах — одна впереди, другая на корме. Они довольно хорошо освещали корзину и нижнюю часть баллона «Пустельги», но окружающая темнота действовала угнетающе. Стены ущелья, куда попадал свет, выглядели словно стены сырого каземата. Небольшие вездесущие, извиваясь, влетали в освещенный круг, смотрели на них круглыми и блестящими, как бусинки, глазами, показывали свои зубы и враждебно кричали, на что талисман отвечал низкими и резкими угрожающими звуками.

Рааб молил бога, чтобы газовый баллон полностью перекрыл свет так, чтобы случайно пролетающий над ущельем вражеский разведчик не заметил зарево. Что касается возможного появления вражеского блимпа в самом ущелье — он старался об этом не думать. На озеро выходило много ущельев, и большинство из них было гораздо шире, чем это. Враги едва ли предпримут такой тщательный поиск ночью.

Экипаж сидел по своим местам и безмолвно наблюдал, как Рааб и Джон Кадебек смотрят в лицо друг другу. Кадебек смотрел угрюмо. Рааб чувствовал, что его лицо выглядит окаменевшим.

Крепыш прорычал:

— И не надейся, что я поверю, будто кто-то расстегнул ножны, взял нож — а затем выбросил его за борт!

— Я и не ждал, что ты поверишь во что-нибудь, кроме того, во что хочешь верить, — холодно ответил Рааб. — Я не собираюсь больше спорить. Мы обыскали всю корзину, все шкафчики, ощупали все узлы с личными вещами и с продуктами, обыскали всех без исключения — ножа здесь нет. Скажу больше, я очень сожалею, что ты потерял его, но сейчас поиски пора прекращать! Теперь каждая минута промедления увеличивает опасность для наших жизней, не говоря уже о нашей миссии. Сядешь ты на свое место или мне рассматривать тебя как мятежника?

Мгновение Кадебек смотрел на него свирепо, затем сделал широкий шаг в сторону и занял свое место.

— Если мы когда-нибудь вернемся на Лоури, Джеран, я потребую компенсацию за этот нож — а кроме того, возможно, несколько иное удовлетворение!

Рааб проигнорировал его слова и крикнул Бену:

— Погаси лампу на корме, ты понял? — Сам он потянулся ко второй лампе и погасил ее. Затем подошел на ощупь к передним перилам и крепче, чем было необходимо, обхватил их руками. — Все весла — пол-удара!