— Но зачем все эти симуляции? Почему не одна планета, на которой вы могли бы — судя по тому, что вы делаете — устроить массовое промывание мозгов и провести по желаемому пути?

— Мы стараемся создать эволюционную модель, идентичную той, что создала нас. То, что ты предполагаешь, было бы непрактично. Психологические наслоения выросли бы слишком быстро. Нам все время требуется новая среда. Все это обсуждалось до того, как мы начали работать над первой симуляцией.

— Но почему на мирах вы избегаете прямого вмешательства? Вы бы, конечно, могли разрушить их так же легко, как создаете.

— Они не легко создавались и не легко разрушались. Мы не осмеливались даже намеком выдать наше присутствие на симуляциях. Мы не существовали, когда эволюционировали наши предки, поэтому никто не должен был предполагать, что мы существуем сейчас. Мы использовали для уничтожения ошибочных симуляций наших андроидов или, для более утонченной работы, полугуманоидных существ, одно из которых доставило тебя сюда. Они выглядят как люди и, если их деятельность обнаружится и миссия провалится, естественно предположить, что они были наняты человеческими существами. Это очень деликатная сторона эксперимента, С тех пор как в него вовлечены сложные существа вроде тебя, и мы, разумеется, не можем себе позволить вмешиваться прямо. Религия имела значение на самых ранних стадиях развития общества, но вскоре ее функции стали исполнять науки. Обеспечить ваш народ «доказательством» наличия сверхъестественного было бы абсолютно против наших интересов.

— А как насчет убийства людей? Относительно этого у вас нет моральной позиции?

— Мы убиваем очень мало. Обычно население одной симуляции переносится на другую. Только дети уничтожаются при любых обстоятельствах.

— ТОЛЬКО дети!

— Я понимаю твой ужас. Мне известны ваши чувства относительно детей. Необходимо, чтоб вы обладали чувствами, и тебе делает честь, что ты проявляешь их с такой силой — по вашим понятиям. По нашим понятиям, вся ваша раса — наши дети. Сравни наши потери вашей незрелой поросли и вашу собственную потерю мужской спермы и женских яичников. Ваши чувства обоснованы. Мы не испытываем таких чувств. Следовательно, для нас они необоснованы.

— Я в этом убедился. Но у меня ЕСТЬ эти чувства. Я думаю, в ваших аргументах есть логическая ошибка. Мы чувствуем, что неверно было бы ожидать от наших детей, чтоб они вырастали в наших же двойников. Ясно, что при этом проиграл бы прогресс.

— Нас не интересует прогресс. Он нам не нужен. Мы знаем фундаментальные принципы сущего. Мы бессмертны, и мы надежны.

Фаустафф нахмурился на мгновение, потом спросил:

— А как у вас с удовольствиями?

— Удовольствиями?

— Что, например, заставляет вас смеяться?

— Мы не смеемся. Мы можем испытывать радость — удовлетворение, если наш эксперимент удачен.

— Итак, следовательно, вам неведомы удовольствия. Ни чувственные, ни интеллектуальные?

— Никаких.

— Тогда вы мертвы — по моим понятиям, — сказал Фаустафф. — Забудьте о симуляциях. Разве вы не видите, что вся ваша энергия растрачивается на нелепый, бесполезный эксперимент? Оставьте нас развиваться, как мы хотим, или уничтожить себя, если мы обречены. Дайте мне получить знания, с которыми вы доставите меня обратно на З-Ноль, и возможность всем рассказать о вашем существовании. Вы держите их в страхе, вы повергаете их в отчаяние, вы прилагаете постоянные усилия, чтобы содержать их в повиновении. Обратите свое внимание на себя самих — ищите удовольствия, создайте вещи, способные доставить вам наслаждения. Возможно, со временем вы преуспели бы в воссоздании Золотого Века, о котором вы говорили — но я в этом сомневаюсь. Даже если так и произойдет, это будет незначительное достижение, особенно, если конечным результатом будет раса, подобная вам. Вы следуете логике. Так используйте ее, чтобы найти наслаждение в субъективных изысканиях. Вещь ничего не стоит, если от нее нельзя получить удовольствия. Где ваши искусства, ваши развлечения, ваши увеселения?

— У нас их нет. Мы не видим от них пользы.

— Найдите пользу.

Гигант встал. Его товарищи поднялись одновременно.

И снова они покинули это место, и Фаустафф ждал, полагая, что они обсуждают то, что он сказал.

Наконец они вернулись.

— Не исключено, что ты нам помог, — произнес гигант, когда он и его товарищи усаживались.

— Вы согласны предоставить Земле-Ноль возможность развиваться самостоятельно? — спросил Фаустафф.

— Да. И мы позволим существовать оставшимся подпространственным симуляциям. При одном условии.

— Каком?

— Наш первый алогичный поступок — наша первая шутка — предоставить всем тринадцати оставшимся симуляциям существовать в обычном пространстве — времени. Какое влияние это со временем окажет на структуру вселенной, мы не можем предположить, но это внесет элемент неожиданности в нашу жизнь и, тем самым, поможет нам в поисках наслаждений. Мы увеличим ваше Солнце и заменим другие планеты вашей системы, ибо тринадцать планет составят гораздо большую массу, поскольку мы планируем поместить их близко друг к другу, чтоб они были взаимно легко достижимы. Мы чувствуем, что создадим нечто, не имеющее большой практической ценности — в ограниченном смысле этого слова, но приятное и необычное для глаза. Это будет первое во вселенной явление такого рода.

— Вы, конечно, работаете быстро, — улыбнулся Фаустафф. — Я надеюсь увидеть результат.

— В результате наших действий не возникнет физической опасности. Это будет… эффектно, мы чувствуем.

— Итак, все кончено — вы полностью оставляете эксперимент. Не думал я, что вас будет так легко убедить.

— Ты что-то высвободил в нас. Мы гордимся тобой. Благодаря случайности мы помогли создать тебя. Строго выражаясь, мы не оставляем эксперимент. Мы собираемся теперь предоставить ему идти своим путем. Спасибо тебе.

— И вам спасибо, джентльмены. Как я вернусь обратно?

— Мы вернем тебя на З-Ноль обычным путем.

— А что будет с Мэгги Уайт? — спросил Фаустафф, оборачиваясь к девушке.

— Она останется с нами. Возможно, она сумеет нам помочь.

— Тогда до свидания, Мэгги, — Фаустафф поцеловал ее в щеку.

— До свидания, — улыбнулась она.

Стены света начали наплывать, окутывая Фаустаффа. Вскоре они приняли форму комнаты в доме.

Он вернулся на З-Ноль. Единственное различие состояло в том, что аппаратура исчезла. Комната выглядела совершенно обычной.

Он вышел через парадную дверь навстречу приближающимся Гордону Оггу и Нэнси.

— Хорошие новости! — он смеялся, подходя к ним. — Я вам все расскажу. Нам предстоит бездна работы, чтобы помочь всем все организовать.

К тому времени, когда «хозяева» подготовили свою «шутку», обитатели подпространственных миров были информированы обо всем, что Фаустафф мог им сообщить. Он раздавал интервью прессе, выступал по радио и телевидению, и нигде не встречал сомнений. Так или иначе, все сказанное им потрясало население миров как подлинная правда. Это объясняло то, что они видели вокруг себя, и то, что чувствовали в себе.

Пришло время — и каждый был готов к нему, когда тринадцать планет начали переходить в единое пространство — время.

Когда это произошло, Фаустафф и Нэнси снова были в Лос-Анджелесе, стоя в саду около дома, в котором они впервые попали на Землю-Ноль и где они жили теперь. Была ночь, когда двенадцать других симуляций обнаружили свое присутствие. По темному небу, казалось, прошла мягкая рябь, и вот, они были там — гроздь миров, в унисон двинувшаяся сквозь космос, с З-Ноль в центре, как множество гигантских лун. Фаустафф узнавал мир зеленых джунглей З-12, мир моря и пустыни З-3. И еще огромный континентальный атолл, что был единственной сушей на З-7, более нормальные на вид миры З-2 и З-4, гористый мир З-11.

Теперь у Фаустаффа возникло впечатление, что с неба что-то струится, и он понял, что таинственным образом атмосферы симуляций Земли сливаются, принимая форму, полностью охватывающую всю гроздь миров. Теперь мир джунглей мог снабжать кислородом миры, лишенные растительности, и получать орошение из миров, перенасыщенных водой.