Дом, в котором они были перенесены с З-3 на З-Ноль, оставался на месте, так же, как и различимый за ним собор.

У Фаустаффа появилось одно соображение. Он высадил остальных возле дома и подъехал к собору. Еще до того, как он открыл дверь, он услышал крики, эхом разносившиеся по зданию.

Это был Орелли, по-прежнему прибитый к кресту. Но теперь он был далек от спокойствия. Лицо его дергалось от боли.

— Фаустафф! — прохрипел он, когда профессор приблизился. — Что со мной случилось? Что я здесь делаю?

Фаустафф нашел канделябр, с помощью которого, вероятно, можно было вытащить гвозди.

— Это будет больно, Орелли, — сказал он.

— Снимите меня! Больнее быть не может!

Фаустафф принялся вытаскивать гвозди из тела Орелли. Подхватил его на руки и уложил на алтарь. Тот стонал от боли.

— Я отвезу вас обратно в дом, — сказал Фаустафф, поднимая экс-кардинала. — Возможно, там найдется какая-нибудь одежда.

Когда Фаустафф нес его к машине, Орелли плакал. Фаустафф чувствовал, что слезы у него вызывает не боль, а память о сне, от которого он только что пробудился.

Отъехав от собора, Фаустафф решил, что лучше направиться в ближайшую больницу. Несомненно, там имеются антибиотики и перевязочный материал.

Через четверть часа он нашел больницу. Прошел через пустой холл к аптечному складу. В большом медицинском шкафу нашел все необходимое и принялся пользовать Орелли.

К тому времени, когда он закончил, экс-кардинал уснул после введенного ему седатива. Фаустафф перенес его в постель и укрыл одеялом. Через некоторое время с Орелли будет все в порядке, решил он. Вернувшись к дому, он припарковал машину и вошел внутрь. Мэгги Уайт, Гордон Огг и Нэнси сидели в гостиной, попивали кофе и ели сэндвичи.

Сцена выглядела настолько нереальной, что казалась неуместной. Фаустафф рассказал им, что сделал с Орелли, и тоже сел перекусить и выпить кофе.

Когда они поели и Фаустафф зажег сигарету для себя и для Нэнси, Мэгги Уайт, казалось, приняла решение.

— Мы можем использовать аппаратуру этого дома, чтобы связаться с хозяевами. Хотите, Фаустафф, чтобы я взяла вас к ним?

— Но не будет ли это против ваших инструкций?

— Это лучшее, что я смогла придумать. Сейчас я больше ничего не могу сделать.

Фаустафф кивнул.

— Естественно, я хотел бы связаться с вашими хозяевами. — Он начал приходить в возбуждение. — На данной стадии я не вижу иного пути разрешить всеобщую путаницу. Вы знаете, сколько симуляций все еще существуют?

— Нет. Возможно, все они уже уничтожены.

Фаустафф вздохнул.

— Похоже, как их усилия, так и мои пропали даром.

— Не уверена, — сказала она. — Давайте посмотрим. Ваших друзей мы должны оставить здесь.

— Вы согласны? — обратился он к ним. Они кивнули. — Возможно, вы сможете сходить и посмотреть, все ли в порядке с Орелли, — предложил Фаустафф и рассказал, где находится больница. — Я знаю, как мы все к нему относимся, но, полагаю, он заплатил слишком большую цену. Не думаю, что когда вы его увидите, то почувствуете к нему ненависть.

— О’кей, — сказала Нэнси, поднимаясь. — Надеюсь, что ты скоро вернешься, Фасти. Я хочу видеть тебя почаще.

— Возможно, — улыбнулся он. — Не беспокойся. До свидания, Гордон, — он пожал руку Оггу. — Увидимся!

Нэнси и Гордон вышли из дома.

Фаустафф последовал за Мэгги в другую комнату, где располагалось оборудование.

— Здесь нужно нажать лишь одну кнопку, — сообщила она. — Но она сработает только для Стеффломеиса или меня. Я могла бы сделать это раньше, если бы использовала дом для себя, но я увлеклась — решила остаться и посмотреть, что вы предпримете. — Она нагнулась и нажала кнопку. Стены дома начали менять цвет, быстро проходя весь спектр; они, казалось, обтекали Фаустаффа, окутывая его мягким свечением, затем исчезли. Они стояли на обширном плато, увенчанном огромным темным сводом. Свет лился со всех сторон, цвета соединялись в один белый, но это был не настоящий белый цвет, а зримая комбинация всех цветов.

И на них сверху вниз смотрели гиганты. Это были люди со спокойными, аскетическими чертами, совершенно голые и безволосые. Они сидели в простых креслах, словно бы сделанных не из какой-либо реальной субстанции, а из некоего призрачного материала, но при этом вполне реально держащих людей.

Ростом они были около тридцати футов, прикинул Фаустафф.

— Мои хозяева, — сказала Мэгги Уайт.

— Рад, наконец, встретиться с вами, — произнес Фаустафф. — Похоже, перед вами в некотором роде дилемма.

— Зачем вы пришли сюда? — проговорил один из гигантов. Голос его явно не сочетался с его размерами. Он был тих, хорошо модулирован и лишен эмоций.

— Чтобы, помимо всего прочего, выразить недовольство, — сказал Фаустафф. Он чувствовал, что должен был бы ощутить перед гигантами благоговейный страх, но, возможно, все испытания, сделавшие возможной эту встречу, уничтожили всяческое удивление, на которое в иных обстоятельствах он мог быть способен. И еще он чувствовал, что гиганты слишком плохо работают, чтобы относиться к ним с подлинным почтением.

Мэгги Уайт объяснила все, что произошло. Когда она закончила, гиганты встали и прошли сквозь световые стены. Фаустафф уселся на пол. Он был твердый и холодный, так что части тела, соприкоснувшиеся с ним, словно бы подверглись слабой местной анестезии. Постоянное изменение цвета тоже не позволяло чувствовать себя уютнее.

— Куда они пошли? — спросил он Мэгги.

— Обсудить то, что я им рассказала. Это не займет много времени.

— Вы готовы сказать мне, кто они такие в действительности?

— Предоставьте рассказать им самим. Я уверена, что они это сделают.

Вскоре хозяева вернулись. Когда они уселись, один из них заговорил. — Это — модель для всего, — сказал он, — но все и создает модель. Ошибка людей в том, что они строят модели из частей целого и называют это целым. Время и Пространство имеют модель, но ты видел на своих симуляциях лишь некоторые элементы. Наша наука выявляет все измерения и дает нам возможность творить симуляции.

— Я это понял, — заметил Фаустафф. — Но — в первую очередь — зачем вы создаете симуляции?

— Наши предки развивались на первичной планете много миллионов лет назад. Когда их общество достигло необходимого уровня, они вышли на просторы вселенной, чтобы понять ее и использовать. Приблизительно десять тысяч ваших лет назад мы вернулись на родную планету, исчислив и изучив вселенную, поняв все ее фундаментальные принципы. Мы обнаружили, что общество, создавшее нас, распалось. Мы, конечно, это предполагали. Но мы только что осознали параметры физических изменений, произошедших с нами за время странствий. Мы бессмертны в том смысле, что будем существовать до конца нынешней фазы вселенной. Это знание, естественно, изменило нашу психологию. По вашим понятиям, мы стали сверхлюдьми, но мы чувствуем в этом скорее утрату, чем достижение. Мы решили попытаться воссоздать цивилизацию, создавшую нас.

На Земле, в измененной атмосфере которой давно уже произошли метаморфозы, оставалось несколько примитивных обитателей. Мы оживили планету, сделав ее природу идентичной с той, когда цивилизация впервые начала существовать в любой реальной форме. Мы ожидали, что обитатели отреагируют на это. Мы полагали — и не было причин ожидать другого — вывести расу, которая быстро бы достигла идентичности с цивилизацией, создавшей нас. Но первый эксперимент провалился — обитатели оставались на том же самом уровне варварства, на котором мы их нашли, но принялись воевать друг с другом. Мы решили создать совершенно новую планету и еще раз попытаться. Поэтому, чтобы не нарушать баланса вселенной, мы протянули нечто вроде колодца в том, что вы называете, как я полагаю, «подпространством», и построили нашу новую планету в нем. Там эксперимент тоже провалился, но мы извлекли из этого урок. С тех пор мы выстроили больше тысячи симуляций первоначальной Земли, и постепенно росло понимание всей сложности предпринятого нами проекта. Все на каждой планете играло свою роль. Строение, дерево, животное, человек, — все связано, как необходимые звенья структуры. Они играют физическую роль в экологической и социологической природе планеты, и психологическую роль в ее символической природе. Вот почему мы нашли необходимым, чтобы население каждой новой симуляции (привлеченное с отброшенных ранее симуляций), выявляло внешне и драматизировало свои символические и психологические роли до полной активации. В некоторой степени это также имеет терапевтическое назначение, эффект замещения, симулируя рождение и детство для использованных взрослых. Ты, без сомнения, заметил, что на новой симуляции нет детей. Мы обнаружили, что детей очень трудно использовать в только что активированных мирах.