— Так и поступим. Мне нет нужды напоминать вам о собственной осторожности. Шеврон, несомненно, в опасности, так что не совершите какой-нибудь оплошности. Я все еще надеюсь, что он образумится и выйдет на связь с объяснениями. Но он прошел через полосу невезения, и, видимо, самообладание покинуло его. Если вы посчитаете, что он представляет угрозу для организации, я предоставляю вам право принять решение.

— Так точно.

Генри Вагенер устал.

Ему вдруг вспомнилась одна из заповедей руководства по тренингу: «Когда мучают сомнения, ищи подсказку в подсознании. Расслабься. Займись чем-нибудь другим. Решение придет само, когда разум высвободится и мысли потекут в новом направлении, позволяя посмотреть на проблему с иной точки зрения».

Он подключился к наружной службе.

— Контролер. Я буду отсутствовать в течение двух часов. Если будут какие-либо сообщения по категории выше двух звезд, вызывайте меня по личному каналу.

Второй выход находился за рабочим столом Вагенера. Он был оснащен собственным механизмом сканирования, который зарегистрировал его выход. Были отмечены и отправлены с сотнями других данных в голографический банк памяти структура ткани его костюма, содержимое карманов и физиометрические данные, вплоть до родинки на левом запястье. За прошедшие годы компьютерная память накопила огромное количество его светокопий, до самых мельчайших отклонений.

Пока лифт мчал Вагенера сквозь луковичные слои земной коры, он размышлял. В этом было своего рода бессмертие. Он даже мог представить свое измененное «эго», вышедшее из ящика и занявшее его кресло. Он бы только приветствовал это.

Лифт остановился, и на экране возникла картина внешнего обзора. Это была конечная станция монорельсовой дороги с интенсивным движением. Вагенер находился в крайнем ряду из дюжины лифтов, не имеющем прямого выхода. Он настроил изображение на соседнюю кабину и подождал, пока она опустеет. Затем он набрал комбинацию кнопок, которая закрыла дверь соседней кабины, как только из нее вышел последний пассажир, и откатил узкую панель в смежной стене. Панель в стене соседней кабины автоматически открылась, и он перешел из одной кабины в другую.

Оказавшись внутри, Вагенер нажал выпуклость на поверхности своего диска времени, и пульт управления в его кабине перешел в автоматический режим. Через пять секунд он вышел в коридор так, словно только что опустился с улицы.

Сквозь толпу навстречу Вагенеру прокладывала свой путь высокая и длинная грузовая вагонетка на воздушной подушке с служителем в белой униформе городского департамента уборки. Она стала двигаться вдоль стены, в то время как ее оператор свесился со своей платформы и направил всасывающий патрубок на кучу окурков.

На какое-то мгновение Вагенер оказался отрезанным от общего потока кормой машины, развернувшейся в направлении следующей кучи. Вагенер остановился, ожидая, когда она проедет, слегка касаясь одной рукой ее боковой панели. Ежедневная привычка притупила какое-либо чувство опасности, но все же он раздраженно подумал, что надо будет занести в ЭВМ данные о том, что уборку мусора следовало исключить в часы пик.

Он был все еще занят своими мыслями, когда средняя секция контейнера вагонетки быстро отъехала в сторону и четыре руки зажали его в тиски.

Абсолютно уверенные в том, что начальник безопасности обязан иметь при себе более усовершенствованные технические устройства, оба человека, распластав Вагенера на тонкой подстилке из мусора, не оставили ему никакой возможности воспользоваться сигнализацией. Запястья и лодыжки были туго стянуты веревками крест- на крест, а кляп из мягкой губки, укрепленный липкой лентой, плотно закрыл ему рот.

Единственное, что ему было доступно, — возможность осмотреться. В отличие от Раквелл, это не причинило никакого вреда и неудобства его глазам. Вагенер увидел, что внутри контейнер был сильно изменен и, видимо, предназначался для специального использования. Большой сканер в потолке передавал изображение находящихся снаружи людей. Никакой паники не было. Оператор, управляющий рычагом, медленно тронул вагонетку, останавливаясь время от времени, чтобы подобрать мусор. Сверхпрочный неразрушимый костюм Вагенера из металлоткани покрыл тонкий слой пыли. Никто даже не обратил внимания на то, что один из их числа выбыл из строя.

Попавший в поле зрения мужчина с бритой, блестящей, как полированной, головой тихо обратился к своему напарнику, находящемуся сзади Вагенера и невидимому.

— Ради бога, скажи Гарри, чтобы прекратил это. Пыль вызывает у меня сенную лихорадку. Потом я всю ночь буду чихать. Разве тебе неизвестно? У меня аллергия.

Следя за сканером, Вагенер увидел, что человек, собирающий мусор, вставил свой шланг в захват и переместился к пульту управления. Голос позади Вагенера произнес:

— О’кей, Гарри. Разворачивай машину прямо к выходу.

Все оказалось слишком просто. Автомобиль резко набрал скорость и въехал на грузовой пандус. Мотор натужно взревел и уже почти захлебнулся в тот момент, когда машина выбралась на дневной свет. Наверху она слегка притормозила, ожидая место в потоке транспорта, затем, проехав около ста метров по служебному проходу, выбралась во внутренний двор агентства доставки.

Гарри борт к борту подъехал к уже ожидавшей их другой машине, выпустившей пару лап-захватов, которые легко приподняли контейнер с рамы и поставили его на борт машины.

Как только он приземлился, машина двинулась прочь. На этот раз колеса выбивали совсем другой ритм. Было совершенно очевидно, что они едут по шоссе.

Лысый выключил сканер, и они оказались в полной темноте. Доверяя своим ощущениям, Вагенер решил, что они едут примерно семь-восемь минут, делая двадцать километров в час. Потом грузовик приостановился, проехал вниз по наклонной плоскости и окончательно замер.

Очевидно, они прибыли на место. Где бы это ни было.

Когда обманная панель вновь отъехала в сторону, в глаза Вагенеру ударил яркий свет. По всей видимости, это был один из подземных туннелей под жилым кварталом, освещающийся через отверстие в потолке.

Рядом с грузовиком возникли две фигуры в белом, с марлевыми повязками на лицах. Они вошли внутрь и ловко упаковали Вагенера в санитарную тележку. В его левое плечо резко вонзилась игла, и все потонуло в черном мраке.

Анна Рилей сидела у костра из самого настоящего хвороста, разведенного в центре лагеря, и смотрела на пламя, по цвету похожее на красный пустынный цветок. Потом она решила взглянуть на пустыню, встала и вышла из круга света. Она обогнула тупой нос песчаного тягача и устроилась на предохранительной решетке, предназначенной, видимо, для того, чтобы слишком эмоциональные путешественники не выпадали из кабины прямо в широкую гусеничную колею.

Машина была оснащена акустическим колпаком, о который разбивались негромкие звуки, доносившиеся из бивуака. Глядя прямо перед собой, Анна Рилей могла вообразить, что она здесь, в этой пустыне, совершенно одна. В раннем детстве небо представлялось ей чем-то иным, нежели просто субстанцией, заполняющей бреши в обозримом пространстве. Это была опрокинутая чаша. Черная опрокинутая чаша с маленькими сверкающими дырочками, как будто позади нее был невообразимый свет, гораздо более сильный и яркий, чем она когда-либо видела.

Уже давным-давно передвижение человека не ограничивалось никакими границами, все места стали привычно доступными. Но они, как правило, были настолько похожи, что не оставалось ощущения какой-либо перемены. Если сравнить отдельные детали Аккры, Лондона и Вашингтона округа Колумбия, то они имели больше сходства, чем различия. Один высотный район в каком-либо крупном городе был как две капли воды похож на другой. А это было чем-то совершенно иным.

Кэссиди, несомненно, выполнил все пункты договора и даже намного превысил обещанное. Он постоянно висел на телефоне, названивая в свой экскурсионный центр в Уалате; и как только набралась небольшая группа, готовая отправиться в путь, сам лично вывез их на реактивном самолете, видимо, заинтересованный, чтобы обслуживание было по высшему разряду.