— Кто вам сказал?

— Здешний хозяин.

— Ясно. Понял. Ваше имя, милашка?

— Мэгги Уайт.

— Так вот, мисс Уайт, в будущем держите свой нос подальше от моей машины. — Подобная грубость была не в характере Фаустаффа, но он был уверен, что она лжет, как лгал Стеффломеис, и был расстроен беседой с Джорджем Форбсом. К тому же его удивляла абсолютная антисексуальность Мэгги Уайт. Это было непохоже на него — находить какую-либо женщину непривлекательной, они всегда чем-нибудь да привлекают, но в этой его не влекло ничего. Причем подсознательно он понимал, что столь же непривлекателен для нее. И это создавало неловкость, хоть он и не понимал почему.

Он проследил за ее броском от стоянки к номерам. Увидел, что она вошла в один и захлопнула дверь. Вернулся к инвокеру и перенес его в багажник. Тщательно запер. Затем он последовал к номерам, как и Мэгги Уайт. Он должен разбудить Нэнси и трогаться. Чем скорее он встретится со своей командой, тем лучше.

Нэнси зазевалась и ударилась головой, когда забиралась в машину. Фаустафф вывел «бьюик» на шоссе, переключил скорость и нажал на акселератор.

— Что за спешка, Фасти? — Вид у нее был сонный. Фаустафф поднял ее с постели неожиданно, так же, как и хозяина мотеля, чтобы расплатиться с ним.

— Критическая ситуация в моей конторе во Фриско. Ничего такого, о чем бы тебе стоило беспокоиться. Извини, что я тебя разбудил. Постарайся выспаться, пока мы едем, а?

— А что случилось ночью? Ты вроде бы ссорился на автостоянке с девушкой, или что-то такое… Что ты там делал?

— Отвечал на звонок из конторы. Кто тебе сказал?

— Хозяин. Рассказал, пока заполнял бак твоей машины. — Она улыбнулась. — И будто бы ты был совсем нагишом. Он думает, что ты псих.

— Возможно, он и прав.

— У меня мелькнула мысль, что девушка и Стеффломеис как-то связаны. Они имеют отношение к твоей критической ситуации?

— Может быть. — Фаустафф вздрогнул. На нем не было иной одежды, кроме рубахи и шортов, а ночь в пустыне была холодной. — Может быть, чистильщики, но… — он размышлял вслух.

— Чистильщики?

— О, просто бездельники — вроде контркоманды. Я не знаю, кто они. Но хотел бы знать.

Немного погодя Нэнси уснула. Восходящее солнце превратило пустыню в царство красных песков и черных глубоких теней. Высокие кактусы, простирая ветки подобно рукам декламирующих актеров, выстроились в отдалении: окаменевшие пророки, запоздало прорицающие гибель, настигшую их.

Фаустафф вдохнул холодный рассветный воздух, неожиданно ощутив печаль и одиночество, и вернулся к своим размышлениям, в надежде, что они могут дать какой-то ключ к идентификации герра Стеффломеиса и Мэгги Уайт. Ехал он очень быстро, подстегиваемый мыслью, что, если поскорее не попадет во Фриско, с З-15 все будет кончено. Позже проснулась Нэнси и потянулась, жмурясь от сильного света. Пустыня мерцала в знойном тумане, расползавшемся во всех направлениях.

Нэнси восприняла странную природу континента безо всяких вопросов. Для нее она всегда была такой. Фаустафф знал, что пять лет назад все было по-другому — до того, как едва удалось приостановить большую С.Н.М. Тут было нечто такое, что он, возможно, никогда не сможет полностью уяснить — на планете произошли глобальные физические изменения, но обитатели ее, казалось, ничего не заметили. Иногда Ситуация Н.М. сопровождалась у людей глубокими психическими изменениями — возможно, простейшим примером могли служить массовые галлюцинации, связанные с летающими тарелками, не так давно имевшими место в его родном мире. Но эта галлюцинация была тотальной. Человеческая психика оказалась даже гораздо более адаптабельной, чем человеческая физиология. Возможно, это был единственный путь, каким люди могли сохранить в безопасности свое сознание от безумия, охватившего планеты подпространства. Массовая галлюцинация не всегда бывала полной, но те, кто вспоминал прежние условия существования, разумеется, признавались сумасшедшими. К тому же на массовом уровне сознание имело время приспособиться. Например, жители Великой Америки теперь не понимали, что их территория — единственно обитаемая на планете, кроме одного острова на Филиппинах. Они продолжали говорить о других странах, хотя понемногу их и забывали, но страны эти существовали только в их воображении — таинственные и романтические, куда никто в действительности не ездил. Стеффломеис сразу выдал себя, сказав, что он из Швеции. Фаустафф знал, что на З-3 края, прежде называвшиеся Скандинавией, Северной Европой и Южной Россией, представляют один гигантский лес. Никто там не жил — все были уничтожены большой С.Н.М., зацепившей также и Американский континент. Деревья в тех краях все чудовищно огромны, гораздо больше, чем североамериканские секвойи, превосходя пропорции страны, где они произрастали. И это еще был один из лучших результатов коррекции С.Н.М. На всех пятнадцати альтернативных Землях, знакомых Фаустаффу, Ситуации Нестабильной Материи уже проявились и были прерваны. В результате миры стали странными травестиями оригинала, и чем дальше вы удалялись по подпространственному коридору, тем более неземными представлялись эти Земли. Но многим их обитателям удалось выжить, а это главное. Причиной стараний Фаустаффа и его команды было спасение жизни. Хорошая причина для того, чтоб ради нее побеспокоиться, хоть и казалось, что они сражаются в долгой изматывающей битве против У-легионов. Он был уверен, что Стеффломеис и Мэгги Уайт представляют У-легион, и их появление возвещает опасность для него, если не для всей его организации. Во Фриско по прибытии ему могли предоставить новую информацию. Он надеялся на это. Его обычная уравновешенность грозила покинуть его.

Наконец вдали стали различимы башни Фриско. Дорога здесь была шире, а заросли кактусов — гуще, чем в пустыне. За Фриско простиралось голубое туманное море, однако все суда в его гавани были каботажного фрахта.

Степенные темпы Фриско, столь противоположные бешеному водовороту, из которого он выбрался в Л.A., привели Фаустаффа в несколько лучшее расположение духа, пока он ехал мирными старыми улицами, сохранившими некий аромат старой Америки, той Америки, что реально существовала только в ностальгических воспоминаниях поколения, рожденного перед Первой Мировой войной. Надписи на уличных вывесках в эдвардианскбм стиле, дразнящие запахи тысяч деликатесов, звон троллейбусных сигналов эхом отдавался между серых и желтых домов, воздух был тихим и теплым, люди прогуливались по тротуарам, либо были различимы у стоек баров в прохладных интерьерах ресторанчиков и салунов. Фаустафф любил Фриско, отдавая ему первенство среди всех городов Великой Америки, вот почему он выбрал его местом для своей штаб-квартиры, предпочтя столице.

Не то, чтоб ему мешала атмосфера суматохи и нервозности, скорее, он ею наслаждался, но во Фриско витал сильнейший дух неизменности, чем где-либо на З-3, поэтому в первую очередь психологически это было наилучшее место для его штаб-квартиры.

Он проехал к Норт-Бич и вскоре притормозил возле китайского ресторана, на теплых окнах которого были изображены золотые драконы. Он обернулся к рыженькой.

— Нэнси, как ты смотришь на китайскую кухню и возможность умыться?

— О’кей. И, значит, ботинки врозь? — Она заметила, что он не собирается к ней присоединиться.

— Что ты! Но у меня есть срочное дело, которое я должен исполнить. Если попозже я не вернусь, иди по этому адресу. — Он вытащил маленькую записную книжку из кармана рубашки и написал свой личный адрес. — Это моя квартира. Располагайся как дома. — Он протянул ей ключ. — И скажи там, в ресторане, что ты — моя приятельница.

Ей, казалось, было неловко выспрашивать у него дальше, она кивнула, выбралась из машины — все в том же купальнике — и направилась к ресторану.

Фаустафф подошел к двери дома, следующего за рестораном, и позвонил. Человек лет тридцати, темноволосый, крепкий, одетый в майку, белые джинсы и черные туфли, открыл дверь и кивнул, увидев Фаустаффа. Спереди на его майке красовалось выведенное по трафарету изображение циферблата больших старинных часов. Похоже, это была некая эмблема.