И наконец сладкий стон вырвался из ее сомкнутых уст. Словно в ответ на наслаждение жены, взорвался страстью и сам Такэтори.

– Но что же мы все-таки будем делать с нашей дочерью? Неужели позволим ей и дальше мечтать о единственном мужчине, которого, надеюсь, ей суждено встретить?

Императрица завернулась с теплое полотно и обернулась к мужу. Солнечный свет облил тело Такэтори, и Комати вновь залюбовалась мужем: изумительный профиль, сильные руки, мудрые глаза, совершенная фигура. Да, много лет прошло, но это по-прежнему был мужчина ее жизни.

– Боюсь, о повелитель, что наша дочь от нас обоих унаследовала это желание. Ведь и ты мечтал о единственной, и я грезила о мужчине, лучше которого в жизни не найду.

– Неужели среди принцев и сановников не найдется этот единственный?

Комати села поудобнее и улыбнулась мужу.

– Ты так и не понял… Ей нужен не мужчина… Ей нужно ради него что-то сделать… Понимаешь? Как-то заслужить его любовь – или отдать все силы, чтобы на это чувство ответить… Ведь она с горящими глазами говорила именно о странствиях!..

– Но это же еще хуже! Не можем же мы своей монаршей волей отправить в путешествие какого-нибудь принца, чтобы она бросилась в погоню за ним, пытаясь обрести свою большую любовь… И не можем повелеть уехать дочери только для того, чтобы за ней потянулась вереница женихов? Это против всех обычаев!

– Любимый, а разве наш брак был не против обычаев? Вспомни, сколько раз твой отец отсылал тебя в дальние страны и даже за моря, только чтобы ты забыл меня!

– Вот поэтому я и хочу, чтобы наша дочь, прекрасная Ситт Будур, была от этого избавлена. А потому, любимая, я решил так: совсем скоро наступит праздник цветения сакуры. На него, по давно установившейся традиции, съедутся владетели провинций, сановники, цари княжеств и магараджи. Приедут они с сыновьями. Вот на этом празднике и должна будет выбрать себе мужа наша красавица…

– Я повинуюсь тебе, мой император…

В суете прошли приготовления к еще одному празднику. Пышный императорский дворец стал еще роскошнее, если вообще такое можно вообразить. Слуги сбились с ног, поставщики двора опустошили лавки и амбары на многие ри[7] вокруг. Портные и ювелиры, сапожники и садовники, каллиграфы и музыканты – все стремились в сад, раскинувшийся вокруг императорских покоев. Всем находилось дело, а мастерство каждого настоящего умельца было щедро вознаграждено. Спешно выстроенные галереи вились вокруг сада, в котором со дня на день должны были расцвести нежным бледно-розовым цветом императорские сакуры. Весна уже вступала в свои права, но ночи были еще холодны. Императрица Комати опасалась, что гости не смогут полюбоваться цветущими деревцами. Но все равно, даже если бы деревья засохли все до единого, гостей надлежало встретить, как положено властителям мира. А потому в день праздника дорожки, что вели от ворот дворца к северным покоям, были заполнены людьми.

Императора приехали поздравить магараджи и князья, вельможи и наместники из провинций, властители далеких и близких стран и островов.

Никого не удивляла пышность убранства, но всех покоряла искренность, с какой императорская чета встречала гостей. Разноцветные фонарики, развешанные в саду, освещали дорожки и лужайки. Мягкий отсвет падал и на лицо императрицы. Только очень близкий человек заметил бы, что она весела лишь внешне… Комати была весьма озабочена тем, что ее дочь – Совершенная Красота, Ситт Будур – не принимала никакого участия в радостных приготовлениях к весеннему празднику.

Обычно девушка вместе с матерью выбирала новые шелка для роскошных нарядных одежд, сочиняла стихи. А затем с придворным каллиграфом выписывала их черной тушью на бледно-розовых, как цветки сакуры, полотнищах, которые слуги развешивали в парадном зале…

Но сейчас все было иначе… Ситт Будур словно во сне бродила по покоям, не думая ни о нарядах, ни о лакомствах. Рука же ее вывела лишь одно танка, задумчивое и немного печальное.

Ей не хотелось никого видеть. Впервые за много лет она мечтала о покое, ей стала ненавистна суета, захватившая всех. И даже сказки, которыми с первых дней тешила ее кормилица, внезапно стали ей скучны.

Да, она преклонялась перед отцом и совершенным им подвигом во имя любви. Да, она понимала маму, которая делила свою душу между мужем и поэзией. Но самой девушке хотелось оказаться как можно дальше от покоев, праздника, шума. Она с ужасом думала о той минуте, когда пора будет покинуть свои покои и присоединиться к родителям. А мысль о том, что придется приветствовать гостей… Или выражать радость, общаясь с каким-нибудь очередным напыщенным невеждой… Или принимать ухаживания очередного индийского принца… Почему-то именно индийские принцы внушали ей особое отвращение: то ли своей надменностью, то ли пренебрежением к женщине, которое даже не пытались скрыть… Но, быть может, ей просто нужен был кто-то другой… Совсем другой…

Бамбуковые палочки, подвешенные у входа в крытую галерею, тихо зазвенели – это вошла служанка.

– Ее небесное совершенство императрица Комати ожидает ваше великолепие у входа в праздничные покои.

Принцесса Будур кивнула.

– Я сейчас появлюсь.

Девушка взяла себя в руки. «Ну, если ничего нельзя сделать, значит, надо поиграть в Ледяную Принцессу». Так было в далеком детстве – обидевшись из-за какого-то наказания, малышка Будур становилась Ледяной Принцессой – печальной, неразговорчивой. Она даже двигалась медленно, словно ее и в самом деле заморозили суровые ветра. А теперь эта старая игра показалась ей настоящим спасением от докучливых женихов, которых наверняка ее заботливые родители призвали в изобилии.

«Ну почему они не могут позволить мне жить, как раньше? Почему я должна выбирать себе в мужья какого-то неизвестного, наверняка надутого и глупого принца? Почему я не могу подождать до тех пор, пока не встречу своего единственного?» В душе Ситт Будур начал закипать гнев, но… И из покоев вышла уже Ледяная Принцесса. Шаги ее были легки, за ней, казалось, и в самом деле растекался в теплых сумерках шлейф холода.

Ситт Будур ступила на террасу как раз в тот момент, когда любимые музыкальные инструменты ее матери, кото и сямисэн, заиграли гимн в честь первого цветения. Нежные, тающие в вечерних сумерках звуки словно поднимали принцессу над полом. Будур показалось, что вслед за исчезающими звуками уносится ввысь и ее душа.

Но уже через мгновение звуки дуэта растворились в мощном звучании церемониального оркестра. Это была Кагура – подношение, призванное умилостивить божество, приносящее весну на острова Канагава. Немного грубая и вычурная, Кагура издревле была частью ритуала поклонения императорского двора.

Раньше Ситт Будур видела в этих древних традициях своеобразную красоту, выпестованную столетиями, в течение которых благородный род Фудзивара правил прекрасной страной Канагава. Но сейчас звуки безжалостно впивались ей в уши, вызывая жестокую боль.

Слезы выступили на глазах девушки. Она мечтала лишь о том мгновении, когда сможет исчезнуть с этой ярко освещенной террасы в самом сердце императорского сада, спрятаться в темноте и тишине собственных покоев.

Даже голос мамы, самый нежный и любимый голос на свете, приносил Будур невыносимые муки.

– Что с тобой, девочка? – вполголоса спросила Комати.

Ситт Будур лишь отрицательно покачала головой. Она хотела сказать, что все в порядке, но не могла найти силы произнести хоть слово.

– Тебе нездоровится? Велеть позвать лекаря?