– Потом я понял, что нам нужно немедленно отправляться в Райпур. Я распорядился готовиться к переходу. И ни ты, мудрый визирь, ни принц не попытались возразить мне.

– Но, быть может, это мы отдали тебе такое распоряжение?

– Нет, визирь, я просто это почувствовал. И вот теперь я хочу спросить тебя, о достойный Ризван, почему мы не пошли к прорицателю? И почему вы послушали меня, недостойного? Почему не стали спорить?

– Ты прав, о предводитель. Мы с принцем передумали. Из-за грозы мы решили, что поход в горы будет для нас опасным. А молодой повелитель вспомнил, что при дворе магараджи живет великий знаток тайн и звездочет. И если Аллах милосердный запрещает нам идти в горы, мы выберем проторенную караванную тропу. И послушаем совета звездочета.

– Но я ничего такого не услышал. Я просто понял, куда нам надо идти…

– Поверь, достойный Омар, об этом ты узнал из нашего разговора…

По лицу предводителя каравана было видно, что слова визиря его ни в чем не убедили. Но визиря теперь занимали уже совсем иные мысли, и ему не было никакого дела до недоумений благородного Омара.

«Наш благородный предводитель не помнит, что поднялся с нами наверх. Не помнит он и обо всех чудесах, которых не видеть не мог. Но ничего не забыл принц Кемаль. Все прекрасно помню и я… Что же это значит? Быть может, ШаррКан, великий маг, специально помутил воспоминания Омара, чтобы скрыть от него и свой кров, и те тайны, о которых поведал нам… Но ведь может быть и наоборот! Подлинные воспоминания именно у предводителя каравана, а чудеса и диковины привиделись как раз нам с принцем…»

И чтобы убедиться в том, что это ему не почудилось, визирь нащупал шкатулку истины, которую держал теперь всегда при себе. Да, вот она… Темное дерево местами почернело. Затейливая резьба составляла непривычные узоры. Но самое главное заключалось в том, что страх охватывал визиря всякий раз, как только он проводил пальцами по этой самой странной резьбе. Так, пожалуй, страшится человек неведомого, того, что вот-вот откроется за поворотом. Однако стоит закрыть глаза, и ты останешься на берегу известных истин. А неизвестные просторы, пугающие и прекрасные, исчезнут вдали…

Визирь поднял глаза и посмотрел на принца, что ехал впереди, – и в тот же миг получил ответ на свой вопрос. Кемаль поднял вверх руки, чтобы поправить тюрбан, и на его кисти мелькнула полоска темно-золотой кожи. Амулет Нага был для визиря яснее любых слов.

«Да, мы были в пещере ШаррКана. И это он изменил воспоминания предводителя каравана, дабы тот не выдал тайн, ему не понятных и не ему принадлежащих».

И вновь визирь задумался. Теперь его тревожило совсем иное. Зачем прорицатель ШаррКан направил их караван в Райпур? Какие тайны могут поведать им при дворе магараджи? Да и как примет магараджа весть о том, что принц Кемаль, гордость царя Шахрамана и наследник благородного трона, отправился неведомо куда, гонясь за мечтой?

А в это время высоко в горах беседовали двое – маг ШаррКан, наследник древнего знания и хранитель мудрости, и Наг-повелитель, его учитель и друг.

– Что скажешь, мастер ШаррКан?

– Что мальчик смел и доверчив. Таким везет. Я порадовался, увидев, что у моей сестрицы вырос такой славный парнишка. Если темные силы не будут ему препятствовать, то он найдет свою мечту. Тем более, что искать-то не так и тяжело. Главную подсказку они получили. Надеюсь, болтливый сын магараджи расскажет все остальное. Но что тебя тревожит, Наг-повелитель?

– Те самые темные силы, о которых ты вспомнил. Я думаю, что именно они и устроили эту странную встречу юного принца и его возлюбленной. Но вот зачем им это понадобилось? Обычно от этих проделок за фарсах несет злыми каверзами. Но тут я не ощутил ни злобы, ни ревности, ни зависти. Похоже, это был подарок двум детям рода человеческого. Подарок, который они пока оценить не могут.

– И ты боишься, что этот подарок может принести вред?

– Скорее, я опасаюсь, что расплата окажется непосильной для слабых человеческих душ.

– Пока мы с тобой ничего не можем предпринять.

– Не можем. Но я прикажу своему народу следить за мальчишкой. Если он окажется в опасности, мы с тобой об этом узнаем. И тогда уже надо будет помочь принцу. Ведь мне тоже по сердцу пришелся сын Алии. Она была замечательной ученицей, и я долго жалел, что она предпочла роль царской жены тому миру, который могли ей подарить древние знания. Но раз она не забыла о тебе, то помнит и мои уроки. А это греет мое старое сердце…

– Ты все так же молод и силен, учитель, а вспоминаешь о старом сердце только тогда, когда уходишь в прошлое светлой дорогой воспоминаний.

– Что ж, ты прав, брат и ученик. Я просто вспомнил о ваших проделках…

– И о том, как мы спрятали твою сестру, королевскую кобру, в кувшин с перцем?

– А она потом жаловалась на вас, негодных детей, и чихала… как от перца…

Маг ШаррКан широко улыбнулся. Улыбнулся и Наг. Человек не в силах вообразить себе улыбку всевидящей змеи. Это зрелище могло бы насмерть сразить любого неподготовленного зрителя. Но ШаррКан был давним другом Нага, он увидел не смертельно-страшный оскал, а лишь снисходительную улыбку мудреца.

Мыслями оба были теперь с теми путниками, что приблизились к границам владений магараджи Райпура и вскоре должны были узнать то, что приведет их к такой желанной, но пока далекой цели.

Караванная тропа становилась все шире. Вот она перешла в дорогу, накатанную колесами повозок. Вот показались и сами повозки, груженные глиняными горшками и свежими овощами, пестрыми тканями и мешками со специями. Люди в повозках были оживлены; они торопились выгодно продать изделия, созданные умелыми руками, и купить для домочадцев все то, что мог им предложить щедрый восточный базар.

Вскоре показались дворцовые постройки. Теперь принцу предстояло играть новую роль. Перед магараджей должен был предстать беззаботный юноша, решивший отправиться в далекое путешествие только для того, чтобы погостить у далеких и близких соседей, посмотреть мир перед тем, как принять трон, послушать болтовню своих сверстников, которые и сами не прочь были бы отправиться куда-нибудь, лишь бы избавиться от родительской опеки.

Щедрые дары наконец дождались своего часа. В праздничные дворцовые покои торжественно вошел Кемаль. За ним семенил визирь, в считанные мгновения превратившийся из сурового мудреца в суетливого старца. Рослые рабы вслед за гостями вносили дары. И чем больше тюков и сундуков пересекало порог дворца, тем шире и гостеприимней становилась улыбка магараджи.

Визирь приблизился к принцу и шепнул ему:

– Смотри, Кемаль, он сам, на собственных ногах, принес свое объемистое чрево только для того, чтобы убедиться, что ты явился не с пустыми руками.

Принц так же тихо ответил:

– Я вижу это, достойный Ризван. Мне смешно и немного стыдно видеть такую жадность!

– Ну что ты, принц, это не жадность. Так этот несчастный понимает дружбу. Чем больше сундуков и мешков передаст ему твой отец, тем более верным другом великой страны Ай-Гайюра станет этот толстяк.

И принц, приторно улыбаясь, поспешил в объятия «доброго друга твоего отца, мальчик». Объятия, сказать по правде, были столь обширны, что в них можно было и утонуть.

Наконец торжественная встреча подошла к концу. Магараджа убедился, что царь Шахраман испытывает к нему добрые чувства. Удовлетворенный, он призвал слуг и приказал устроить дорогих гостей и накрыть стол для «скромной трапезы», чтобы попотчевать уставших странников.

За трапезой, которая более всего походила на варварский пир, принц понял, что это желанное развлечение для обитателей дворца. Ибо вскоре в праздничных покоях показался молодой толстяк. Это был сын магараджи, сластолюбивый, но глупый до изумления Ашока.

Ничего общего со своим великим тезкой этот Ашока не имел. Он не разрушал городов, не объединял людей, не нес миру никаких благих вестей. Сын магараджи жил в свое удовольствие и был уверен, что так будет продолжаться вечно. Он твердо знал, что весь мир создан лишь для него, его утехи и наслаждения. Мысли его не печалили и потому лицо его было круглым, как полная луна, а глаза пустыми, как высохший колодец.