— Четырнадцать, — ответила Грейс, морщась от выражения «расправилась с этим типом».

— Ты, вероятно, только начала осваиваться со своим даром, — сказала Петра. — Психиатры из Общества считают, что, если в этот период происходит какое-то травмирующее событие, оно может исказить восприятие, иногда на всю жизнь. Я думаю, шок от нападения наложился на психическую встряску, которую ты получила, когда вышибла мозги тому мерзавцу, что пытался тебя изнасиловать, и твое восприятие стало слишком остро реагировать на прикосновение.

Лютер посмотрел на Петру.

— Ты разговаривала с психологами из Общества?

— Мы с Уэйном какое-то время посещали психолога после того, как ушли из агентства, — ответила она. — У нас были сложности со сном и еще кое-какие проблемы. Док очень многое объяснила нам.

— Точно, — согласился Уэйн. — Она сказала, что исковерканное детство и та работа, которой мы занимались в агентстве, создали нам массу проблем. Еще она сказала, что вылечить нас не сможет, но сделает все, чтобы мы прекратили есть себя.

Петра обратилась к Грейс:

— Ты, вероятно, тоже была ребенком с исковерканным детством — сначала жила в приемной семье, потом у тебя случилась парочка маленьких инцидентов с применением парапсихологических способностей.

Грейс стиснула под столом руки.

— Маленькие инциденты? Да я с помощью своей ауры убила двоих!..

— А я воспользовался ружьем, — сказал Уэйн. Он отломил кусок хлеба и взял нож для масла. — Не важно, как ты это сделала. Рано или поздно приходится платить за это на паранормальном уровне. В твоем случае, похоже, страдает осязание.

Грейс замерла.

— Тогда почему я могу прикасаться к Лютеру, к тебе и Петре и ничего при этом не испытывать?

Петра улыбнулась. Ее золотая сережка в виде кольца блеснула в лучах света.

— Я не специалист, но думаю, это потому, что тебе уютно с нами. Ты видишь нас такими, какие мы есть, да и мы тебя тоже.

— Оставшимися в живых, — подсказал Лютер.

— Ага, точно, — кивнул Уэйн. — Так или иначе, мы все выжившие. Мы понимаем друг друга. Когда мы вместе, нам не надо прятаться. Не надо делать вид, будто в нас нет никакого изъяна.

— Не надо бояться, — сказал Лютер, наблюдая за Грейс.

Неожиданное желание расплакаться удивило ее. Она сморгнула слезы.

— Семья, — произнесла она.

— Да, — сказала Петра. — Семья. Можно мне еще кусочек лазаньи?

Грейс слабо улыбнулась.

— Можно, — ответила она. — Ешь сколько хочешь.

— Не говори ей такое, — поспешно сказал Уэйн. — Она слопает все остальное. А нам с Лютером хотелось бы еще по куску.

— Никто не любит нытиков, — заявила Петра. — А знаешь, может, нам в «Радуге» стоит включить лазанью в меню? Завсегдатаям она обязательно понравится. Она не жареная, но вкус у нее неплохой.

После ужина Петра и Уэйн вымыли посуду. Пока Грейс убирала ее в шкаф, Лютер варил кофе. Затем все взяли с собой кружки и прошли в гостиную. Грейс принялась рассказывать о результатах своего генеалогического исследования.

— Мистер Джонс открыл мне доступ к конфиденциальным файлам, — сказала она. — Я нашла только одну запись о певице, известной «Джонс и Джонс», которая убивала своим голосом.

— И кто это? — спросил Лютер.

— Ирен Бонтифорт. Но можно точно утверждать, что она — не та Сирена, которая убила Юбэнкса.

— Почему ты так уверена? — удивился Лютер.

— Бонтифорт блистала в конце девятнадцатого века. Так что она мертва уже больше века. В те времена она была ужасно знаменита. Наравне с Мельбой.

Кружка Петры застыла на полдороге ко рту.

— Она была знаменита так же, как тосты Мельба?

Грейс рассмеялась.

— Можно сказать и так. Тосты были названы так в честь другой оперной певицы, Нелли Мельбы. То же относится и к десерту «Персик Мельба».

— Черт побери, — протянула Петра. — Каждый день узнаешь что-то новое.

— Ирен Бонтифорт произвела самую настоящую сенсацию, — продолжала Грейс. — Она объехала с гастролями все столицы Европы.

Лютер повернулся к ней.

— А эта Ирен Бонтифорт умерла от естественных причин?

— Не совсем, — ответила Грейс. — С ней было связано одно из первых дел «Джонс и Джонс». Вот почему она привлекла мое внимание. Как говорится в архивах, считалось, что она убила как минимум одну дублершу, которая, как ей казалось, пыталась затмить ее.

— Что такое дублер? — спросила Петра.

— Актриса или актер на замену, — пояснил Уэйн.

— Любитель пустить пыль в глаза, — пробормотала Петра.

— Дублеры, естественно, очень амбициозны, — сказала Грейс. — Им тоже хочется быть звездами. Очевидно, Бонтифорт решила, что одна очень энергичная особа представляет для нее угрозу. Та певица умерла при загадочных обстоятельствах, но ее смерть все же признали естественной. В окружении Бонтифорт было еще несколько подозрительных смертей — соперницы, которая только начала набирать славу, критика и любовника.

— У Бонтифорт был любовник? — спросила Петра.

— Даже несколько, — ответила Грейс. — Дивы славятся своими аппетитами, причем я имею в виду отнюдь не еду.

— Черт, а я думала, что самые необузданные — это рок-звезды, — сказала Петра.

Уэйн закатил глаза.

Грейс сверилась со своими записями.

— Именно смерть одного из любовников Бонтифорт и привлекла внимание «Джонс и Джонс». Жертвой стал лорд Голсуорси, а он был членом Общества. Было установлено, что его смерть, как и другие смерти, вызвана естественными причинами, однако его вдова, леди Голсуорси, попросила «Джонс и Джонс» расследовать это дело.

— «Джонс и Джонс» нашло какие-нибудь доказательства того, что Голсуорси убила Бонтифорт? — спросил Лютер.

— В архивах говорится, что у агентства не было ни тени сомнений в ее виновности, — ответила Грейс. — Однако им так и не удалось найти веских доказательств, которые можно было бы предъявить полиции.

История вызвала у Петры живейший интерес.

— И как же «Джонс и Джонс» остановило ее?

— Ее никто не останавливал, — сказала Грейс. — Кто-то застрелил ее прежде, чем успели заняться этим вопросом.

— А кто ее прикончил? — спросил Уэйн, тоже проявивший интерес.

— Леди Голсуорси. — Грейс снова заглянула в записи. — После того как «Джонс и Джонс» сообщило ей, что у них есть парапсихические улики против Бонтифорт, но нет доказательств, приемлемых для суда, она решила взять дело в свои руки. Однажды вечером она спряталась в кустах у городского дома Бонтифорт. Когда Бонтифорт вышла из своего экипажа и начала подниматься по ступенькам, леди Голсуорси выскочила из кустов и дважды выстрелила в нее почти в упор. Во всех отчетах указывается, что убийце удалось застать Бонтифорт врасплох. У нее не было возможности спеть ни единой ноты.

— А что стало с леди Голсуорси? — спросил Лютер. — Ее арестовали?

— Нет. Отправляясь в засаду, она с ног до головы оделась в черное, на голове у нее была черная шляпа с плотной вуалью. Никто ее не узнал. После убийства поднялся такой сильный переполох, что ей удалось сбежать. Никого так и не арестовали, хотя список подозреваемых был длинным. В конечном итоге газеты написали, что Бонтифорт убила одна из ее соперниц. Полиция этим удовлетворилась.

— А «Джонс и Джонс»? — спросил Лютер.

— Прочтению поддаются не все записи, но по тому, что мне удалось изучить, могу сказать, что «Джонс и Джонс» знало, что именно произошло, и позаботилось о том, чтобы имя леди Голсуорси не появилось в списке подозреваемых.

— А как, черт побери, «Джонс и Джонс» выяснило, что Бонтифорт убила своего любовника? — спросила Петра.

Грейс улыбнулась:

— Агент, который вел ее, был глухим от рождения, однако был наделен исключительной способностью чув-ствовать парапсихические следы насилия. Он мог в буквальном смысле считывать информацию с места преступления. Он был одним из самых эффективных агентов «Джонс и Джонс».

Лютер вытянул ноги.

— Он когда-нибудь сталкивался лицом к лицу с Бонтифорт?