Получив антидот, Блек некоторое время постоял, собирая в памяти все рассказанное, а потом сел обратно на свое место.
В зале стояла полная тишина, даже выдержка аристократов могла дать трещину при известии о подобном пренебрежении обязанностями главных людей государства и нарушении прав наследника старинного рода. Дамблдор тоже молчал, прикидывая, что необходимо сделать сразу по возвращении в Англию, чтобы уменьшить потери. Члены Ордена Феникса и до этого процесса знали, что Блек невиновен, так что их мнением о происходящем можно было пренебречь, тем более запудрить мозги доверявшим ему людям Дамблдор мог с легкостью. Оставалось решить, что делать с прессой и наверняка воспользующимся ситуацией Фаджем.
Наконец Лихтенштейн заговорил:
— Кто считает, что необходимо признать Лорда Блека невиновным, выслать решение о снятии с него всех обвинений в адрес Министерства магии Англии, а также разослать материалы дела в адрес Министерств магии европейских стран, чтобы исключить повторение столь позорной истории?
Дамблдор искренне пожалел, что сейчас рядом с ним нет Фаджа, которому бы досталась большая часть разлившегося под стенами этого зала презрения и откровенной ненависти.
На лице Уилфрида Валленштайна царила открытая, яркая улыбка.
«Сириус Блек оправдан! Экстренный выпуск Ежедневного Пророка!», «Глава Визенгамота Альбус Дамблдор вызван в качестве свидетеля на заседание Международного Трибунала Волшебников в Германию», «Чудовищный произвол Бэгнолд и Альбуса Дамблдора!» — Корнелиус Фадж, читая кричащие заголовки газет, уже к вечеру выпустившие отдельные выпуски, посвященные только Трибуналу, довольно улыбался. Однако уже следующий заголовок, обвинявший в коррупции и произволе не только покойных Крауча и Бэгнолд персонально, но и все министерство в целом, заставил его подавиться чаем. Хотя даже этот жалкий газетный листок и полученная днем официальная бумага Трибунала об оправдании Блека, не смогли испортить радужного настроения министра, наконец-то увидевшего, как облажался его политический и идеологический соперник. Директор Дамблдор, вызывающий у министра зубную боль своими вечными интригами и стремлением свалить ответственность на других, на этот раз сполна наслаждался сомнительной славой человека, отправившего своего вернейшего сторонника в Азкабан.
Такие размышления привели недалекого человека, ставшего министром только благодаря влиятельному лобби нуждавшихся в слабой власти аристократов, к мысли, что если Дамблдор ошибся в деле «сторонника» Того-кого-нельзя-называть, то и в вопросе так называемого возрождения Темного лорда ранее непогрешимый директор мог ошибаться. О том же твердил и вызванный министром вернейший советник и тайный спонсор Люциус Малфой. Наконец, совместными усилиями политик и аристократ, в глубине души презиравший глупого министра, выработали примерный план действий на ближайшее время, на случай, если Дамблдор попытается дестабилизировать общество заявлениями о Темном лорде.
Люциус Малфой, помахивая тростью, вышел из кабинета министра, откровенно довольный собственным интеллектом. Убедить надутого индюка Фаджа в том, что Дамблдор теряет свою хватку и начинает ошибаться, а потому постарается поднять свои акции заявлениями о противнике, с которым без помощи великого мага не справиться, оказалось легче легкого.
Встретив в Атриуме Министерства Артура Уизли, Малфой ехидно улыбнулся — живший практически на содержании у Дамблдора опустившийся человек был чем-то расстроен. А расстройство Уизли всегда поднимало настроение Малфою.
Получив свою порцию бессильной ненависти от Артура, Люциус Малфой спокойно аппарировал в поместье, после чего переместился для доклада на новую базу Темного Лорда, расположенную в глубине одной из гор Озерного края
Высокая, мощная фигура, закутанная в широчайшую мантию, встала навстречу вошедшему в зал Люциусу, и Малфой, внутренне кривясь, согнулся в глубоком поклоне, так что длинные платиновые волосы почти коснулись пола. Однако же на лице выпрямившегося аристократа, а также в тех мыслях, которые он позволял считать сквозь свои ментальные щиты, были только уважение и преданность. — Мой Лорд, я убедил Фаджа, что все попытки Дамблдора рассказать о Вашем возрождении — лишь жалкие потуги старика придумать обществу врага, с которым может справиться только Великий светлый маг, — последние слова аристократ произнес с легкой усмешкой.
— Ты хорошо поработал, Люциус. — Голос Лорда после выхода из подземелий Малфой-менора утратил странные шипящие интонации, будто горло величайшего темного мага снова стало человеческим. — Что можно сделать по Блеку?
— К сожалению, ничего, мой Лорд, — Люциус снова поклонился, молясь про себя, чтобы Вольдеморт дал ему высказаться. — Если Фадж попытается пойти против Международного трибунала, — то его политической карьере вполне может прийти конец. Не знаю, кто помог Блеку донести свое дело до Трибунала, но, надо отдать должное этому незнакомцу, он нашел самое эффективное решение. История несправедливо обвиненного аристократа сейчас обсуждается всей европейской прессой, так что этот раунд остался за ними. — Поймав тень неудовольствия на лице Лорда, аристократ чуть быстрее продолжил. — Но мы можем попытаться снова подставить его, благо теперь Дамблдор не станет защищать бывшего вернейшего сторонника.
— Подумай об этом, Люциус. Блек уже начал переговоры с нейтральными семьями, а после оправдания удвоит усилия. И еще одно интересное событие, которое ускользнуло от всеобщего внимания. — Лорд помолчал. — Северус сообщил мне, что Поттер пропал. Найди его, объяви награду за его голову.
12 июля 1995. Особняк Блеков
В особняке древнейшего и благороднейшего семейства Блеков царила предпраздничная обстановка. Едва получившие весть от хозяина, что готовится празднование с приглашенными гостями, домовики приступили к приготовлению роскошного пиршества. Невзирая на славу темной семьи, сам Сириус хорошо относился к домовикам, приняв к сведению аргументы, приводимые крестником.
Ровно в полдень из камина вышли сам Сириус, подчеркнуто прямая осанка которого говорила о немалой дозе принятого алкоголя, Люпин, еще не успевший выпить столько же, сколько вернувшийся из Германии друг, а также лорд Уилфрид, за которым по воздуху летела подозрительно булькавшая громадная бочка. Невзирая на некоторые внешние различия, оба аристократа нашли общий язык на почве ненависти к Дамблдору, выразить которую долгое время мешали внешние обстоятельства. С Ремусом Люпином же Валленштайн познакомился только сейчас, но, представленный ему как лучший друг Блека оборотень не вызвал у него никаких негативных чувств, — сейчас аристократ пребывал в состоянии удовлетворения всем окружающим, и дело было не только в алкоголе. Вовремя проспонсировавший нужных людей в европейских газетах Валленштайн добился таких формулировок в вышедших статьях, что Дамблдору в Европе еще долгие годы не восстановить репутации у действительно серьезных игроков в политику.
Сириус, медленно опустившись на стул у накрытого стола, быстро подозвал эльфа с пером и бумагой, чиркнул несколько фраз в свитках и тут же приказал их отправить. В приглашениях, высланных Блеком Аластору Грюму, а также Андромеде Тонкс, в девичестве Блек, содержался одноразовый допуск сквозь защитные чары особняка.
Спустя какое-то время, посвященное тремя проголодавшимися мужчинами обильной еде, в противовес не менее обильной выпивке, употребленной ранее, сквозь языки пламени из камина шагнул Аластор Грюм.
— Блек, тысяча кровавых демонов! Я давно так не смеялся, читая эту продажную прессу! Жаль, что я не видел выражение лица ублюдка Фаджа, впрочем, этот идиот наверняка доволен, как обожравшийся кот. — Аластор отхлебнул из фляжки, а потом со всех сил хлопнул вставшего навстречу аристократа по плечу. — Мои поздравления, Сириус. — Уже тише произнес он. — Я думаю, что завтра к обеду нам с тобой найдется о чем поговорить, верно?