А планшет?

Женя, у меня его нет!

Я буду давать тебе немного попользоваться.

Ну, спасибо большое. Я думала, что ситуация будет как раз наоборот.

В магазине я покупаю продукты, несколько упаковок разнообразных губок и тряпочек для протирания поверхностей, мыльницу, и мы идем с Женей в самый опасный отдел.

Полки завалены всевозможными игрушками. Огромные медведи и тигры пугают меня своими размерами и иногда жуткими пластмассовыми глазами, дочка засматривается на электрические автомобили и кукол в ее рост, которые могут говорить на английском, а при их цене, просто обязаны еще уметь стирать, убирать и готовить какую-то простую еду.

Я покупаю ей конструктор и куклу с небольшим, но довольно ярким гардеробом.

Женя счастлива, я молча вздыхаю по деньгам, которые дал Влад. Сегодня на работе я уже успела заказать ей маленький столик и стульчик для того, чтобы у нее был свой уголок для рисования и игр, а позже — и для занятий.

Остаток суммы я прячу в кошелек в отделение на молнии. На черный день.

Несмотря на угрызения совести, не думаю, что совершила глупые покупки.

Женя должна сама себя занимать и развиваться. Как это возможно, если ребенку не с чем играть?

Ее игрушки мы оставили в прежней жизни. Я не знаю, когда получиться их забрать. Я планировала вернуться за ними и частью вещей на этих выходных, но не уверена, получиться ли. Здесь нужно так много сделать.

Вчера ночью я обнаружила, что подтекает стык пластиковых труб за стиральной машинкой, в холодильнике перегорела лампочка, а у Жени нет ни одной подходящей пары туфелек и, если пойдет дождь или резко похолодает, ей все-равно придется обувать свои босоножки.

Итого на выходных я должна была вызвать сантехника, электрика и успеть в обувной, а точнее — в несколько, потому как обувь я выбираю всегда придирчиво и долго.

Вечером мы засыпаем, обнявшись. И прежде, чем провалиться в сон, я все же успеваю подумать о том, с какой непередаваемой четкостью, прямо до мельчайших оттенков, бирюзовые глаза напоминают глубокие воды Средиземного моря.

Новый корпус для онкобольных построили прямо на территории областной поликлиники. Одноэтажное здание стоит отдельно, выкрашенное в молочный цвет. Вокруг разбиты газоны с зеленой, нетронутой июльским солнцем травой. Дорожки уложены плиткой, кусты можжевельника и невысокие туи высажены по периметру здания.

Несмотря на то, что корпус выглядит очень аккуратно и не напоминает внешним видом больницу, мне все же становится не по себе. Это неясное чувство подобно тому, которое заполняет все естество при входе в манипуляционный кабинет с его чистым белым кафелем. Нигде не будет ни намека на кровь, на боль, но именно об этих вещах думаешь в таком месте.

Среди толпы собравшихся нет ни одного человека, который бы напоминал больного раком. Только чиновники, спонсоры, журналисты. Корпус пока еще пустует. Я пробираюсь внутрь, пока ленточку не перерезали. Просторный коридор, по одну сторону расположены палаты, очень светлые, с персиковыми обоями и белыми пластиковыми жалюзи на окнах, с другой стороны находятся операционные, процедурные кабинеты, осмотровые и кабинеты врачей.

Огромный томограф и компьютерные мониторы за стеклянной перегородкой нагоняют на меня страх — кто-то выйдя отсюда будет ошарашен, напуган, убит горем. Кто-то поймет, что очень скоро умрет.

Немного страшный, не правда ли?

Я оборачиваюсь. Внимательные карие глаза теплеют, когда быстро осматривают мое лицо.

Здравствуйте, Михаил Петрович.

Здравствуйте, Ира. Читал вашу речь — понравилась. Не люблю долго трепать языком. Все четко и без лишнего пафоса.

Спасибо.

Нравится корпус?

Да. Все очень хорошо сделано. На совесть. И судя по всему, дорого. Хотя к финансовым документам я и не имею отношения.

Если вам понадобятся цифры — вам стоит только сказать об этом в бухгалтерии. Ваша должность позволяет вам иметь доступ ко всем документам.

Я учту это.

Мы медленно идем мимо открытых палат и стойки регистратуры.

Как вам работа?

Я всего второй день работаю, но полна энтузиазма.

Это хорошо. С коллективом познакомились?

Почти всех запомнила.

Есть какие-то вопросы относительно ваших обязанностей?

Пока нет, но я только вхожу в курс дел.

Он взял меня под локоть и повел к выходу.

Пора поприветствовать гостей, но я хочу продолжить с вами беседу. Пообедаем после мероприятия?

Конечно, Михаил Петрович.

Оказалось, что уже завтра сюда переведут первых пациентов, и этот объект я буду курировать. Как и Дом престарелых в моем родном городе.

Прямо с церемонии открытия мы вместе уехали обедать, что поставило меня в неудобное положение перед Анной Ивановной. Я видела, как Лавров что-то говорит ей, она кивает и удивленно смотрит на меня, пытаясь скрыть те догадки, которые проносятся в ее голове. Я не хочу, чтобы кто-то думал, что я иду к вершине карьерной лестнице через постель босса. Но и испытывать стыд я тоже не намерена. Смело встречаю ее взгляд. Мне нечего смущаться, наверняка она тоже не раз обедала с начальником. У меня только один способ опровергнуть не сказанные вслух домыслы — гордо держать голову, не скрывать, что я общаюсь с Лавровым, и наказывать презрением того, что посмеет сказать мне что-то грязное и мерзкое.

Поэтому я сажусь в машину к Лаврову с таким выражением лица, будто иду в его кабинет.

Как вы устроились?

Спасибо, все хорошо. Сняла квартиру, дочку определила в садик.

Вы переехали вместе с мужем?

Я ищу в его глазах иронию, жгучий интерес к скандальным историям, но не замечаю ничего, кроме обычного любопытства.

Нет. Я развелась.

Сожалею, — он искренне удивлен и немного смущен бестактным вопросом. Он ничего не знает.

Спасибо.

И вам не трудно успевать и здесь, на работе, и с ребенком?

Я боюсь, что он расценит мое положение матери-одиночки, как нечто мешающее полноценной отдаче в своем деле.

Нет, нисколько. Она же не грудной ребенок. Утром я отвожу ее в садик, а вечером забираю. Мой рабочий день заканчивается в шесть, — я тут же осекаюсь, понимая, что иногда мне придется задерживаться. — Но если возникнет необходимость в дополнительной занятости — это не проблема. Я нашла чудесную няню, которая сможет о ней позаботиться.

Не волнуйтесь. Ваша работа не требует таких жертв. Если и будет необходимость задержаться, то довольно редко.

Ясно.

Он на какое-то время замолкает, наслаждаясь солянкой. Я окунаю ложку в тыквенный крем-суп. Это самое недорогое первое блюдо. Я все еще пытаюсь экономить, при других обстоятельствах никогда бы не позволила себе сейчас питаться в ресторане. Мысленно радуюсь тому, что мы попали на время бизнес-ланча, и цены снижены.

Когда поднимаю глаза, опять вижу скрытую в глубине карих глаз грусть. Лавров опускает взгляд, оставляя меня в смятении. Если бы я не видела это выражение раньше, я подумала бы, что он жалеет меня. Но мне это уже знакомо. Что он думает, глядя на меня?

Как вам понравились работники фонда?

Я еще не до конца со всеми познакомилась. Вернее, не настолько хорошо, чтобы делать какие-то выводы. Но основываясь на личных впечатлениях, мне очень нравится Илона. Она курирует волонтеров. Мне кажется, что эта работа — именно для нее.

Да. Вы еще не один раз увидите ее с больными. Она словно угадывает все их страхи и заменяет их надеждой.

Это прекрасное качество.

Да… Мне когда-то не хватало этого.

Я молча смотрю на него, ожидая, когда он продолжит свой рассказ. Судя по горькой складке у рта, по боли, промелькнувшей в глазах, это личное.

Я назвал свой фонд «Надежда» не из-за того чувства, которое мы хотим дать всем, кто обращается к нам. Я назвал его в память о своей жене. Надя умерла от рака.

Я вам сочувствую.

Да… Это было давно, но мне кажется, что она ушла только вчера. Такая милая, замечательная она была. Я до последнего не верил, что этот диагноз — не ошибка. И даже когда она начала увядать, высыхать, как роза, поставленная в вазу, я делал вид, что это всего лишь временное явление, что вскоре она поправится и станет, как и раньше, каждое утро провожать меня на работу. Я не давал ей того, что отдают любимому человеку, когда знают, что он скоро уйдет.