Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Дэвид знал, все это ложь. Он видел за пределами сомнения, что это именно стратегия, обман, обольщение, попытка достичь желаемого, отрицая это желание.

Он знал также, это своеобразная игра. Она этого не говорила, потому что искренне считала такое поведение лучшим способом привлечь его на свою сторону, и скорее даже потому, что наслаждалась своим собственным обманом. За ее лестью скрывалось особенное презрение.

— Не заблудитесь в собственном восторге, потому что кое-что следует за мной, и нет тут никого, кто мог бы преградить ему путь или схватить за руку. — предостерег он ее с достаточной резкостью, чтобы захватить ее врасплох, — Ни вы, ни Харкендер не в состоянии держать Габриэля вдали от того, кому по-настоящему принадлежит его душа, и не вам распоряжаться столкновениями богов.

Мандорла растерялась, но всего на мгновение.

— Бедняга оракул, — сказала она. — Яд в вашей душе убьет вас, если вы не сможете использовать его лучше, чем теперь.

Лидиард покачал ноющей головой, как будто мог прояснить мысли, отбросив растерянность. И, что совсем не удивительно, это движение ухудшило его недомогание. Ему показалось, что мир тает перед глазами и превращается в размытое бесформенное пятно. Несмотря на то, что Дэвид был одет, он чувствовал жесткое одеяло, на котором лежал, а веревки грубо натирали его кровоточащие запястья, и эти ощущения были на самом деле очень острыми, а вот лицо Мандорлы Сулье потеряло часть своего великолепия, и угрюмые стены тюрьмы, казалось, отступили в отдаленную дымку.

— Еще кто-нибудь ранен? — спросил Лидиард, более хриплым голосом, чем намеревался.

— Нет, — ответила Мандорла. — Амалакс поддался панике, но его глупость выразилась в намерении удрать. Сэр Эдвард и его дочь целы и невредимы, в настоящее время.

Лидиард услышал и очень хорошо уловил вложенную в эти слова угрозу, но никак не отреагировал.

— Может оказаться не так легко, как вы считаете, держать меня здесь, — сказал он. — Сэр Эдвард — влиятельный человек, а похищение — серьезное преступление. Есть еще Пелорус, с которым нужно считаться.

— Полиция не сможет найти нас здесь, — заверила она, так небрежно, что он ей поверил, — А если Пелорус позаботится прийти к вам на помощь, он здесь тоже может напороться на интересную встречу. Я ни за что не причиню ему вреда, ведь он один из нас, по природе и по собственной склонности, но его необходимо защитить от чуждой воли, которая играет злую роль в его жизни, замутняя сознание. Он сожалеет не менее горько, чем любое существо, что его воля не принадлежит ему самому. Он не в состоянии мне подчиняться, как бы он ни жаждал этого, а потому мне придется захватить его в плен, как был бы сделал всякий, кто любит его хотя бы наполовину так, как я. Если он явится сюда спасать вас, его самое сокровенное и тайное желание будет, чтобы ему это не удалось, и ему дали возможность погрузиться в сон на целые столетия. Дурная же волчица я была бы, если бы не стремилась удовлетворить такое желание.

Лидиард глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в руках и скрежет зубов. Боль в голове была тупой, но всепоглощающей. Все, что говорила Мандорла, казалось, было полно насмешки и обмана.

— Пелорус может прийти не один, — спорил он. — Он может действовать заодно с сэром Эдвардом. И вы не должны забывать еще одно существо, которое может прийти мне на помощь, того Сфинкса, чьей игрушкой я являюсь. Он сделал беспомощным Пелоруса в Египте и сделает то же самое с вами, если им будет руководить такая же причуда. Я вызову его сюда, это я вам обещаю, но отнюдь не для того, чтобы его соблазняли или дразнили, нет, я вызову его сюда выразить свой гнев!

Лидиард с удовольствием увидел, как при этих словах глаза Мандорлы сузились, и понял, что напугал ее, хотя бы немного. Она не могла знать, насколько он превосходил ее мощь и как тесна его связь со Сфинксом.

— Только не переусердствуйте. — проболрмотала она. — Вы можете попасться в ловушку, о которой намекал бедняга Харкендер. Он-то себя считает ловцом душ, но его собственная душа запуталась в паутине, а он этого вовсе не понимает. Не воображайте же себя хозяином или даже любимчиком среди рабов того существа, чьими глазами вы являетесь. Я попыталась вам показать, что вы такое для меня, но вы представляете собой еще меньше для того существа, которое согрело вам душу. Вы не в состоянии им распоряжаться и даже надеяться на то, что оно прислушается к вашим мольбам.

Бедное человеческое дитя, вы воображаете, будто вам только снилось, что вы были в аду, но вы не понимаете, насколько истинны ваши сны теперь. Вы враждебны силам Созидания и Разрушения, а их реальность в вашем знании и в вашем языке вовсе не воображаема. То, что вами ныне владеет, скрылось от внешнего зрения, когда мир был еще очень юным, возможно, до того, как был создан род человеческий. Возродившись, оно способно сделать все, что сможет, с этим ужасным, холодным и мрачным миром. Вот мои надежды и ожидания: этому существу следует только увидеть истинное положение вещей, чтобы это его убедило обратить свое могущество на разрушение и гибель всего, ныне существующего.

Лидиард знал, что Мандорла на самом деле не осмеливается в это поверить. В ней говорила надежда, а не убежденность, а надежда была намного больше ее реальных ожиданий. Поэтому и не имело значения все, что она говорит. Она по-своему боялась, не смерти, но собственной беспомощности. Она похитила Габриэля Гилла, пытаясь обрести иллюзию власти, иллюзию того, что управляет ситуацией, но в глубине души понимала, вовсе не она командует Творением, но только волк отказывается от радости и удобств своей собственной жизни.

Она просила его понять, но Лидиард подозревал, что он-то понял все намного лучше, чем она намеревалась ему открыть. У него была сила видения, она все еще возрастала в нем. Он был магом, хотя и поневоле, и его сила видеть во сне истину и узнавать ее, была сильнее, чем она считала. Но его запястья были крепко связаны, и его тело пронизывали боль и страдания, и, как бы ни клялась Мандорла в том, какими силами она не обладает , она уж во всяком случае, имела власть передать Лидиарда в беспощадные руки темного ангела страдания.

Мандорла протянула руку и положила ему на лоб. В голове снова вспыхнула боль, как будто это прикосновение послало резкий удар ему в мозг, и это казалось Лидиарду несправедливым, потому что он верил, будто она искренне хочет утишить это страдание, а не усилить его. Хотя Мандорла и была волчицей, в ней было достаточно от человека, чтобы разрушить идущее от всей души желание причинить Лидиарду страдание. Но она тут же пробежала пальцами по длинной ране от ножа Амалакса, и тут уж не осталось никакого сомнения, что она намеревалась причинить ему боль, ее заостренные ногти снова открыли рану, и Лидиард почувствовал, как кровь капает ему в ухо.

Лидиард попытался отодвинуться, но оказалось, что он не может этого сделать. Слишком уж хорошо он был связан, это Мандорла могла контролировать его движения, а не он ее.

Впервые он ощутил настоящий страх, в этом чувстве слились одиночество и боль, горе и отчаяние, хотя на первом и главном месте была полная беспомощность. Этот всемогущий страх сковал Лидиарда, сделал его целиком игрушкой внешней силы, запретил ему всякие действия, препятствовал даже его воле противостоять нападению.

— Я ведь не для собственного удовольствия это делаю, но для того, чтобы вас поучить. — сообщила ему Мандорла, — Вы должны изучить пути боли, а я знаю, у вас не хватит смелости пройти по этому пути в одиночку, как сделал это Джейкоб Харкендер.

Мандорла взяла со столика уродливо оплавившуюся свечу и встала. Она неспешно двинулась к изножию кровати, так, чтобы Лидиард увидел и понял, ее намерения.

— Это ведь всего лишь свеча, — напомнила она ему. — Только крохотное пламя, которое не может по-настоящему повредить вам. Вам известно, сколько времени занимает, сжечь человека до смерти, если имеется только свеча, чтобы выполнить задачу? Это будет очень долго, Дэвид, измерять ли количеством часов или интенсивностью боли. Эта боль действует лучше всего, если искусно увеличивать ее продолжительность, она ранит не уничтожая, и ее можно постоянно возобновлять.

77
{"b":"26226","o":1}