— Чтобы сделать их логически определенными, — согласился Лидиард. — Но в наши дни ни один ученый не верит в то, что природа мира может быть выведена логически. Истина в том, что мы способны всего наблюдать законы вселенной лишь конечное количество мгновений. Но все же, эти законы объективно отражают то, что любой человек и все люди вместе могут наблюдать в мире. Своими собственными глазами. И любая регулярность, какую способен увидеть каждый человек, имеющий глаза, часто повторяющаяся и неизменная, избирается как пункт веры во что-то, чего никогда не видел, никто, кроме как какой-нибудь пророк-самозванец в своих снах. То, что мы видим, это мир, который движется и изменяется согласно процессам причины и следствия, и это все, что мы можем по-настоящему знать. Должен сказать, что я не могу возложить всю вину на этот случай, хотя бы даже мне казалось, будто внутри меня открылась новая возможность видения, которая угрожает погрузить меня в сны иного и менее определенно существующего мира.
— Но вы должны лучше понимать и ограничения, — моментально возразил аббат. — Вы должны достаточно хорошо знать, какой образ полагается линзам вашего зрения отбрасывать на сетчатку.
— Искаженный образ, — ответил Лидиард. — И что из этого?
— Что из этого? Да только то, что зрение вашего разума, то есть внутреннее зрение, переворачивает этот образ и снова делает его истинным, так что вы в состоянии увидеть, что небо наверху, а земля внизу. Это именно ваше внутреннее зрение, мистер Лидиард, извлекает истину из иллюзии, которую создает один из ваших органов чувств. Ведь это тоже Акт Творения, разве не так? Он переворачивает весь мир вверх ногами, так, чтобы вы могли увидеть его в его истинном положении? И все же, вы еще будете смеяться надо мной за то, что я верю в трансформацию мира.
Мир, который предстает перед нашими ограниченными ослабленными органами чувств, вовсе не тот мир, каким он является. Это только тот мир, каким он нам представляется. Его измерения, его стабильность, его твердость и связность есть результат работы нашего внутреннего зрения, которому в один прекрасный день будет дано видеть его иначе. Сэру Эдварду все еще удобно в этом мире, созданном его органами чувств и его рациональной наукой. Ему удобно и уютно сохранять веру в то, что верх это верх,аниз—это низ.Он продолжает считать, что он видимый мир существует в действительности. Но удобство и успокоенность ослепляют нас всех, и когда по какой-то воле случая или по прихоти наших ощущений мы бросаем краткий взгляд на тот мир, каким он в действительности является, нам приходится признать, в нем нет никакой надежности и безопасности. Ни в его измерениях, ни в стабильности, ни в твердости, ни в связности — все только иллюзия. Это может показаться потрясающе ужасным, но это правда, и единственная надежда, какая у нас есть, это то, что ведущая рука Творения есть нечто такое — это любящая рука отца, направляющая нас к истине.
— Сэр Эдвард назвал бы такое рассуждение софистикой, — сказал Лидиард.
— Это совет. — возразил Зефиринус. — То, зачем вы явились сюда. Доверьтесь своему внутреннему зрению, мистер Лидиард, то, что оно запечатлевает — реально. Но вам следует избегать его соблазны, так же, как вы должны побороть и соблазны сомнения, ведь в мире существует зло, и Сатана всегда заботится о том, чтобы привлечь души человеческие на сторону своего тщеславного дела. Одна только вера способна сказать нам то, чего не в состоянии раскрыть зрение. Мне жаль вас, потому что вы должны нести бремя внутреннего зрения, не вооружившись верой, но я не могу предложить вам никакого иного ответа. Мы всего лишь люди, мистер Лидиард, и, как бы мы ни горели желанием быть Создателями, не нам овладевать этой привилегией. А все те, кто пытается это делать, являются слугами Сатаны, сознают ли они это или нет. Отправляйтесь же домой, и молитесь, мистер Лидиард. И предоставьте Габриэля Гилла вервольфам, они ведь его духовная родня. Вы не должны бояться ни этого несчастного мальчика, ни этого ужасного Зверя, которого повстречали в Египте. Они не в состоянии украсть у вас то наследие, которое ваше, благодаря добродетели Христа и Его милосердию, а оно есть Царство Небесное, которое уже близко. — Он немного помолчал, затем добавил. — Благодарю вас еще раз за то, что принесли кольцо брата Фрэнсиса и за ваш рассказ о его смерти. А теперь вам следует уйти, потому что нет более ничего, о чем я могу вам рассказать.
Лидиард позволил аббату проводить себя по извилистой тропинке назад, к арке дверей. Но оставался еще один вопрос, который он намеревался задать прежде, чем уйти. Когда они подошли к дверям, он повернулся к монаху и спросил:
— Верите ли вы в то, что человек может быть одержим дьяволом?
— Абсолютно в этом убежден. — ответил Зефириниус. — И я верю в силу ритуала изгнания нечистой силы не меньше, чем в действенность молитвы. Но то видение, какого вы удостоены, мистер Лидиард, само по себе не есть зло. Это вовсе не означает, что какой-то чертенок посылается вам в наказание. Вы целиком сами отвечаете за свое спасение, и без вашего разрешения никто не может ему угрожать.
Затем двери за ним затворились, и он услышал, как задвигают на место засов. С опущенной головой Лидиард направился туда, где некоторое время тому назад он вылез из кэба, но внезапно резко остановился, когда осознал, что теперь там стоит совсем не тот экипаж: он был определенно больше и запряжен парой сильных породистых лошадей.
Из окна кареты на него смотрела самая красивая женщина, какую ему когда-либо приходилось видеть. Она была блондинкой с очень длинными волосами, очень бледной, но обладавшей совершенным цветом лица и примечательными фиалковыми глазами. Зубы, обнажившиеся в очаровательной лукавой улыбке, были гладкими и белыми.
— Мистер Лидиард, — произнесла она воркующим нежным голосом, — я взяла на себя смелость отослать ваш кэб. Я отвезу вас в любое место, куда вы захотите, и была бы весьма благодарна, раз уж представился удобный случай, с вами побеседовать.
Лидиард и сам не знал, что заставило его так поступить, но он немедленно шагнул назад и затравленно огляделся. Он поднял голову, чтобы взглянуть на кучера, но еще прежде, чем узнал этого человека, догадался, кто эта женщина.
— Мандорла Сулье, — произнес он вслух, чувствуя себя одураченным, не зная, что сказать дальше.
Женщина в карете только улыбнулась, но кучер, который оказался Перрисом, братом Пелоруса, поднял с сиденья рядом с собой палку с серебряным наконечником и потянул блестящую черную рукоятку, достаточно далеко, чтобы Лидиард мог убедиться в том, что эта трость на самом деле является шпагой.
— Садитесь же, мистер Лидиард, — пригласила Мандорла, голос ее все еще был напоен медовой сладостью. — Мы не собираемся причинить вам никакого вреда, обещаю.
Лидиард внимательно посмотрел из стороны в сторону, в надежде убедиться, отыскать возможность снова быть впущенным в монастырь Св. Амикуса. Возможно, Зефириниус сжалится, если он начнет барабанить в дверь. Вряд ли он сможет просто убежать, если карета станет его с большой скоростью преследовать.
Пока он неистово озирался, из надежного укрытия выступил еще один человек, появившись, как по волшебству из-за одного из кленов. В вытянутой вперед правой руке он держал револьвер.
— Положи свою трость, Перрис, — скомандовал Пелорус, — или я отправлю тебя в спячку на долгое-долгое время, и Мандорлу вместе с тобой. И чтобы у тебя не появилось искушения разыграть из себя дурака, позволь мне сразу разъяснить тебе предназначение этого предмета. Это не какой-нибудь старинный дуэльный пистолет, но боевое американское оружие. С его помощью я легко могу отправить вас обоих в путешествие в далекое будущее, если ты этого так хочешь.
Несмотря на удивление, Лидиарду удалось быстро повернуться, чтобы увидеть реакцию Мандорлы. Он уловил на ее лице целую гамму эмоции, здесь сплавились воедино холодный гнев и жгучая ненависть, но она быстро овладела собой, и невозмутимое спокойствие тут же вернулось к ней.
