Все в движении!
И эту дорогу Ася воспринимала, как символ жизни, которая понесла ее в своем потоке. Замирало сердце в кипучих водоворотах вокзалов, жадно допытывалась душа: «Кто мчится в поездах? Куда? С каких строек и на какие? Чье сердце сейчас поет, а чье плачет? Кто что думает? Какие истории проносятся вон в том курьерском поезде?»
Веселая Славка не ломала голову над всякими вопросами. О дороге она сказала ласково:
— Пыхтит, матушка, топает, работает!
А Лева Чемизов, стоя за Асиной спиной у окна, тихонько не то читал уже написанное, не то сочинял для нее тут же:
И поезда меня манили
Не только наяву — во сне.
Они ночами мне трубили,
Мерцая призрачно в окне...
И Асе показалось, что это он подслушал ее мысли и чувства и рассказал о них в стихах.
И до сих пор полны значенья,
Тревожат сердце с давних лет
Наклейки камеры храненья,
Картонный, с дырочкой, билет...
Она с радостью слушала эти томящие строки и молчала, волнуясь от того, что дыхание поэта шевелит ее волосы на затылке. Ей хотелось рассказать, как она чувствовала и понимала дорогу, но все это она не умела выразить словами.
А Лева думал: пусть эта девочка едет к своей мечте, не нужно ее тревожить. Он не мог понять, чем полон сейчас: любовью или влюбленностью? Время покажет, а предназначенное от человека не уйдет. И он тоже молчал. И дыхание его шевелило волосы Аси...
Мимо окон проплыла величавая Россия с дождями, листопадами, стогами и рябинами в ярко-красных ягодах.
Пронеслись сибирские степи с березовыми островами.
В Новосибирске проводник опять, неизвестно от кого, принес сестрам букет последних табачков. Эти цветы так пахли, и так радовали, и столько хорошего обещали впереди!
Издали показала свою тайгу Восточная Сибирь. Показала, поманила. Поезд остановился.
Чемизов вышел из вагона. Толстяк со стоном поднял голову, стиснул ладонями виски.
— Трещит? — спросила Славка с притворным сочувствием.
— Раскалывается. Пойду освежусь. Это что — Омск? — Сестры расхохотались.
— Уже Красноярск.
— Как быстро, — изумился толстяк. Руки его уже не тряслись, а плясали.
— Вы, дяденька, целую страну не заметили, — сказала Славка.
— Освежусь вот... и разгляжу все. — Толстяк уплелся.
И в Красноярске им снова принесли букет георгин. Сестры удивились тому, что он был не срезан, а надерган с корнями. С них едва стрясли землю.
И вот, как диво, подарила Дорога легендарный Байкал. На его берегах, краше всех деревьев, вспыхивали алые осинки.
За Байкалом уже кончался листопад, с пожелтевших лиственниц дождичком моросила бурая мягкая хвоя. Здесь встретило поезд ослепительное солнце, яркое небо, студеный сверкающий воздух, хрустящий иней по утрам. И горы, горы. На минутку вышли на Яблоновом хребте.
— А? Ну, как? Здорово?! — кричал торжествующий Лева. — Вот я куда вас завез! Жалеть не будете! А то чего весь век лежать на печи.
Сестрам было и страшно и весело. А Лева декламировал:
Когда здесь поезд встанет на минуту,
Проводники поспешно рвут цветы,
Чтоб в знак любви преподнести кому-то
Хотя б частицу этой красоты.
Лева сломал веточку сосны и подал Асе. Она покраснела, улыбнулась ему. Он помедлил, сломал вторую веточку и подал Славке, но подал уже как-то по-другому.
— Да, такое мы еще не бачили, — сказала Славка.
Ася прижалась к ней. Страшновато! И все же хорошо! Теперь образ великой Дороги был овеян для нее ожиданием, надеждами, стихами и влюбленностью Левы, запахом букетов из обмороженных, мелких, сломанных цветов и встречей с таким чудом, как жизнь.
Слово автора
Всегда я любил облака. Пушистые, полные солнца. Я смотрел, как их бесшумные, мягкие громады уплывали куда-то, манили. Всех молодых зовут облака. И тоскливо запевало сердце, и рвалось за ними, и чудилось: вскрикну от счастья, от любви к чему-то, от тоски о чем-то. Я смотрел на их караваны и уносился за ними.
А вчера, едва рассвело, я снова встретил розовую флотилию пушистых облаков. И смотрел на них спокойно. И ничто в душе не откликнулось на их зовы. Я смотрел на этих скитальцев спокойно. И вдруг испугался: неужели это старость?! Дрогнуло сердце. Неужели это старость?!
О нет! Если вскипели слезы — это не старость. Просто уплыли облака моей юности. Но осталась земля зрелости. Просто я люблю теперь черную, милую землю. Прощайте навеки, пушистые, розовые караваны. Спасибо вам за прежние зовы. Я откликнулся на них и пришел, куда вы звали, нашел то, о чем тосковал, чего жаждал.
Я пришел к земле. Здравствуй, земля!
Письмо Аси
«Дорогие наши мама и папа! Дорогие, дорогие!
Вот мы уже и работаем. Слышите? Работаем!
Мы писали вам о Леве Чемизове. Он сделал все, что мог. А главное — он познакомил нас с геологом Грузинцевым. Мы, должно быть, понравились геологу, и он нас понял. Короче говоря, он в мае уходит в тайгу на поиски золота и берет нас в свою партию рабочими. До мая Чемизов отправил нас самолетом далеко на север, к эвенкам. Отсюда партия и начнет поиски.
Есть на севере Каларская тайга, а в ней село Чапо. Горы здесь зовут гольцами. Вздымаются они, голые, каменные, засыпанные снегом. Это Кодарский хребет. На его белом фоне зубчатая тайга из лиственниц и сосен. Среди нее извивается река Чара. А на берегу ее стоит село Чапо. Бревенчатые избы. В них железные печки и над крышами железные трубы. Здесь нет глины, поэтому нет кирпичей. Для печки в чайной их привозили самолетом из Читы.
А нам все нравится! Все новое, непривычное. Мы, как в институте, каждый день что-нибудь да узнаем. Не тереби, папа, ус, не качай, мама, головой. Милые вы наши!
Здесь очень много молодежи. По вербовке приехали. Учителя, врачи, звероводы, служащие — все молодежь. Многие после институтов, техникумов. И дружные все.
Почему мы поехали сюда? Эх, уж если ехать, так ехать в такие места, которые редко кому приходится видеть! Тайга, север, олени, соболи, серебристые лисицы, неведомые люди, неведомые дела — даль, даль!
Вы, может быть, скажете, что наш побег — это ненужная дурость? Мы столько увидели, столько узнали, столько думали и волновались, что чувствуем себя теперь богачками. Не верите? Клянемся! А главное, мы встретили много интересных людей! И каких людей! В трудный момент они обязательно встречаются.
Мы теперь поняли, что в жизни ничегошеньки нет страшного. Иди смело и найдешь себе место. Только работай хорошо. А люди везде неплохие.
Я уже писала о Чемизове и Грузинцеве. Не забудем их!
А здесь мы встретили зверовода Анатолия Колоколова.
Летим мы в самолете и трусим. Под самолетом тайга, глухомань, дикие угрюмые хребты. Сверкают извивы Витима. И на сотни километров ни одного жилья. Ноют наши сердчишки. Как мы устроимся в этой глуши? Что будем делать? Как встретят нас? А в кармане только тридцать рублей. И все же чувствуем: хорошо все получается. Спим где придется, едим когда как, у нас нет дома, вместо него дорога. Ведь это же все так интересно! Мы же об этом мечтали! Вышли мы из самолета. Стоим растерянные, усталые, жалкие, как мокрые кошки. Глазеем на суровые гольцы, на тайгу. И жутко — куда залетели! Даже дорог сюда нет. И вдруг подходит веселый парень. «Здорово, девчата! Вы Ася и Слава?» — «Ага». — «Мне Чемизов звонил. Хотите у меня работать?» И сразу от его душевности мы расхрабрились, повеселели, почувствовали себя на родной земле.
Колоколов — москвич. После института приехал сюда. Разводит серебристо-черных лисиц. Вот у него мы пока и работаем. Ну какое, спрашивается, дело ему до нас? Чужой человек! А он устроил нам квартиру, достал кровать, стол, медвежью шкуру вместо матраца, привез дров, раздобыл нам унты и шапки, научил ухаживать за лисицами. Мы быстро освоились и зажили припеваючи. Изучаем таежный край, таежных людей, а сами душой все летим к своим маякам. Что бы ни случилось, а мы приплывем к ним! Что бы ни случилось!
Не волнуйтесь, кругом хорошие люди, и ваши Ася и Славка живут нормально, как все. Вечерами они, урча от удовольствия, жарят оленье мясо. Завидуйте!
Обнимаем вас, целуем. Как ваше здоровье? Напишите нам много-много о своей жизни. Вы снитесь нам, так мы соскучились о вас. Простите нас за то горе, которое мы причинили вам. Но поймите нас!
Как все интересно! Как интересно на земле! Как интересно!
Ваши дочери, уплывшие в кругосветное путешествие!»
