Лева Чемизов бесшумно сел у костра и вытащил блокнот, боясь растерять ощущение образа времени, порыва времени, которые он уловил в этой ночи и которых не хватало его очерку...

Так он встретил 14 сентября 1959 года.

Неделя, проведенная в Москве, была незабываемой. Чемизов ездил с поэтами на завод, участвовал в книжном базаре. В газете о его стихах появилась добрая статья. Его пригласили выступить по радио и телевидению.

Чемизов даже растерялся от такого щедрого внимания. Но когда чуть ли не все солидные журналы начали звонить ему в гостиницу и просить очерки о Сибири, он понял, почему им интересовались. Людей волновало освоение громадного, живописного края. Знаменитые сибирские стройки гремели на всю страну. В Сибирь двинулась молодежь, переезжали институты, академики — все написанное об этом ценилось. А тут появился молодой сибирский поэт и газетчик, который мог интересно рассказать о своем крае. Как же упустить такого человека? У Чемизова журналы приняли к печати два его очерка. Один из них назывался: «Луна, море и человек».

На прощанье Лева угостил ужином новых московских друзей. В зале ресторана очень высоко, точно под куполом собора, висели огромные люстры. Приятели о чем-то говорили весело и шумно. А Лева не торопясь пил холодное шампанское из отпотевшего бокала и думал о том, что люди сделали для него слишком много, что без них не праздновать бы ему встречи с мечтой. Люди выучили его, выкормили, сказали столько добрых слов, столько раз протягивали ему руку, что едва ли хватит у него таланта рассчитаться за все это. Ласковыми, влажными глазами смотрел он на новых товарищей.

За огромным овальным окном, подоконник которого походил на сцену, хлестал косой дождь. Мокрые скелеты деревьев шатались в печальном сумраке. Под ними в лужах затонула желтая листва. Люди торопливо шли, пряча лица в поднятые воротники. Намокшие зонты, наверное, так натянулись, что гудели от ударов капель. Вместе с дождем посыпалась крупа. Среди крупы и дождя кружились желтые листья. Ненадолго побелел асфальт. Колеса авто исхлестали его черными полосами. Ямки наполнились крупой. И все это сливалось с умиленными чувствами Левы, с его теплыми мыслями, с этим залом-собором и с шумным ужином.

— Ты что, Лева? — спросил его сосед.

— Да так... Что-то вроде стихов пронеслось в душе, — ответил он, кладя руку на плечо соседа. Ему казалось, что московские приятели очень любят его и очень жалеют, что он уезжает. Вот они даже собрались ехать с ним на вокзал, но он отговорил их. Зачем беспокоить ребят!

Опьяневший и полный нежности к людям, жажды сделать для них что-нибудь хорошее, приехал он в полночь на вокзал.

Продажу билетов на восток должны были начать в два часа. Он занял очередь и решил побродить по вокзалу. В зале ожидания подошел к буфету, выпил стакан портвейна, съел бутерброд, пошутил с буфетчицей и даже подарил ей плитку шоколада. Счастье и радость распирали Чемизова. Ему очень хотелось поговорить с кем-нибудь, кого-нибудь осчастливить, чтобы тот всегда его помнил.

И тут он увидел на пустом диване около буфета двух девушек. Они сидели, прижавшись друг к другу, их лица были утомленными и грустными. И такими молоденькими, трогательными были их фигурки в лыжных костюмах, в стареньких пальто какого-то детского, школьного покроя, что Лева не вытерпел и спросил:

— Вы, девчата, откуда? Случайно не сибирячки ли?

Славка сердито посмотрела на него, но, увидев лохматую голову, простое лицо в очках, тощую, долговязую и немного смешную фигуру, почувствовала доверие.

— Нет! Мы с Урала.

— А чего вы здесь? И чего носы повесили?

Чемизов подсел к ним и вдруг почувствовал, что у него кружится голова: он увидел печальные, оленьи глаза Аси.

У сестер в эти дни было столько неудач и горя, что они были рады хоть с кем-то отвести душу. Они возмущенно рассказывали о своих мытарствах, о том, как безуспешно пытались попасть к самому министру, о теперешнем положении своем. Их наивная повесть о верности мечте, их чистота и, в сущности, беззащитность так и перевернули сердце Чемизова.

— Слушайте, девчата! Плюньте вы на все, что вам говорят эти трезвые старые умники! Они уже забыли, елки-палки, что такое молодость! — заговорил он, глядя на них восхищенно. — У них ведь за душой никакой мечты не было и нет. — Перед ним мелькнул Шошин, грызущий куриную ножку. — Они не смогут вас понять. Вы, конечно, отчаянные фантазерки. Но кто сказал, что это плохо? Человек без мечты — погашенная лампочка, человек с мечтой — включенная. Я сам шел к своей мечте через моря, леса и горы.

— И пришли? — спросила Ася.

— Пришел!

Ася взглянула на него с восторгом. Чемизов ответил ей тем же.

— Подождите! — воскликнул Лева, все больше переполняясь радостью. Он бросился к буфетчице, принес девушкам пирожные и, захлестнутый жаждой делать людям добро, принялся горячо убеждать:

— И нечего вам обивать пороги в Москве! Знаете, куда сейчас хлынула молодежь? В Сибирь! В Забайкалье! На Дальний Восток! Там бушуют дела. Туда нужно ехать. А знаете, что это за края? У нас все Забайкалье в горах, заросших дремучей тайгой. Там бьют знаменитого баргузинского соболя, там на заре в чистейших озерах купаются сохатые. Там даже в зобах глухарей находят небольшие самородки золота!

Сестры слушали, не спуская с него глаз. В памяти их смутно роились воспоминания о прочитанных «Угрюм-реке», «Дерсу Узала», «Даурии».

Лева долго рассказывал о родном крае и наконец привел в пользу его самый, как ему казалось, потрясающий факт:

— Да вы знаете, что Читинская область — родина Чингис-хана! — Уверенный в мощи этого доказательства, он торжествующе помолчал и, увидев в глазах сестер изумление, захохотал и даже подпрыгнул на диване. — По берегу реки Онон кочевало племя тайджутов. Ими правил отец Чингис-хана Есугей-Багатур. Темучин — так звали Чингис-хана — родился в урочище Дэлъюн-Болдок. Так и сейчас называется эта местность.

Лева дал сестрам возможность поразиться и ахнул в них новым залпом удивительных сведений:

— В наших местах жили декабристы! Это к нам ехала, елки-палки, княгиня Волконская! Это к нам, в Читу, Пушкин прислал послание: «Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье». Это в Чите был написан Одоевским ответ: «Струн вещих пламенные звуки до слуха нашего дошли». А, да чего я вам буду рассказывать! — Он раскрыл небольшой чемодан, забитый книжечками в алой обложке. На одной из них он сделал надпись Славке: «Человек — хозяин своей мечты! Вперед, к морям!» Асе написал: «Мечта — сердце человека! В далекой гавани вас ждет шхуна с алыми парусами. Имя ей: «Бегущая по волнам». Буквы он писал мелкие, как просо.

— Вот вам моя книжка. В ней кое-что рассказано о наших краях.

— Вы поэт? — изумились сестры. А увидев портретик Чемизова, преисполнились к нему необыкновенным почтением. Поэты всегда представлялись им легендарными людьми.

Ася раскрыла наугад и прочитала вслух:

— Как хорошо, — сказала она.

— Едемте! Едемте к нам! — Лева уже сам увлекся своей затеей. — Там вы будете соседями с океаном. Владивосток, мореходное училище под боком. Два года поработаете и — к кораблям!

Вот этот довод был самым сильным. Он мгновенно сразил сестер.

— По таежным чащобам, по горам бродят сотни геологов. Пойдете с ними, увидите необыкновенный мир, а потом — вперед! — к своей мечте. Я вас познакомлю с геологом Грузинцевым. Удивительный мужик! Он возьмет вас.

— Мы согласны! Мы хотим туда ехать! Правда, Ася? — спросила Славка.

— Конечно!

— Но у нас финансы поют романсы. Мы сели на мель.