Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
* * *

Солнце стояло высоко в небе, нарисовав ярко-серую полоску на фоне серых облаков, когда Род скользнул в щель, выглядевшую словно сухая оросительная канава.

Он сделал по канаве несколько шагов, потом остановился и внимательно прислушался, действуя очень осторожно.

Не было слышно никаких звуков, кроме фырканья молодого барана в миле отсюда.

Род внимательно огляделся.

Вдалеке так же лениво, как объевшийся ястреб, парил полицейский орнитоптер.

Род отчаянно пытался как можно больше „услишать“.

Он ничего не „услишал“ мысленно, но его уши уловили медленную, тяжелую пульсацию собственной крови, прилившей к голове.

Значит нужно попробовать.

Потайная дверца была тут, прямо в стене канавы.

Род поднял ее, открыл, и резко, словно голубь, как пловец продирающийся в родную гавань, нырнул в нее.

Он знал дорогу.

Его одежда чуть порвалась, но вес тела протолкнул его через сужающийся дверной проем.

Он протянул руки и, словно акробат, поймал внутренний рычаг. Дверь со щелчком закрылась. Как он испугался, когда он, еще маленьким, попал в эту западню в первый раз! Он соскользнул по веревке и взял факел, так и не поняв необходимость ловушки-двери в склоне оврага в первое свое посещение.

Сейчас это было легко.

С глухим стуком он приземлился. Яркий, странный свет залил все вокруг. Замурлыкал кондиционер, компенсируя влажное дыхание Рода, которое могло испортить сокровища, собранные в комнате.

Там было два десятка драма-кубов, с двумя различными размерами проекторов. Там были груды мужской и женской одежды, сохранившейся с давних времен. В углу, в сундуке, находилась маленькая машина Века Космоса — грубый, но прекрасный механический хронограф, а на его поверхности было написано древнее имя: „Джаегер Лe Коултре“. Его привезли с земли пятнадцать тысяч лет назад.

Род сел в совершенно непозволительное кресло — одно из которых, казалось, было комплексной конструкцией из подушек на скрепленной раме. Прикосновение к креслу излечило Рода от забот. Одна ножка его была сломана, дедушкой Рода в порыве страстей в девятнадцатом колене во время Чистящего Уничтожения.

Чистящее Уничтожение было последним политическим кризисом Старой Северной Австралии, который случился много столетий спустя, когда последние квазилюди были выловлены и выдворены с планеты, и когда все опасные излишества были отвергнуты правительственными авторитетами, и были выкуплены собственниками за цену в двадцать раз большую, чем первоначальная. Последние усилия по сохранению простоты, богатства и благополучия Норстралии. Каждый гражданин поклялся, что он сохранил для себя только самое необходимое, и за приносящими клятву следила тысяча телепатов. Существование тайного убежища свидетельствовало о высшей ментальной силе, которая позволила Роду МакБэну СXXХ нанести только символический вред своим любимым сокровищам, некоторых из которых даже не было в списке разрешенных к выкупу, вроде например инопланетных драма-кубов. Ему удалось спрятать эти вещи в дальнем углу своего поля; спрятать так хорошо, что ни грабители, ни полиция не заподозрили о их существовании за прошедшие сотни лет.

Род взял свой любимый драма-куб — „Гамлет“ Уильяма Шекспира. Куб активировался только когда его касался человек. Край куба превращался в маленькую сцену, появлялись прекрасные миниатюрные актеры и говорили на Древне-Английском — языке очень близком к языку Старой Северной Австралии; и шли телепатические комментарии, реплики на Старом Общем Языке, разъясняющие историю. Так как Род был невосприимчив к телепатии, он изучил Великий Английский, пытаясь понять драму, без комментариев. С самого начала ему не понравилось то, что он видел, и он потряс куб, пока пьеса не подошла к концу, Наконец, Род услышал, как в последней сцене уже знакомый голос Гамлета произнес:

— Я гибну, друг. — Прощайте, королева
Злосчастная! — Вам, трепетным и бледным,
Безмолвно созерцающим игру,
Когда б я мог (но смерть, свирепый страж,
Хватает быстро), о, я рассказал бы… —
Но все равно, — Горацио, я гибну;
Ты жив; поведай правду обо мне
Неутоленным.

Род осторожно потряс куб и сцена сменилась. Гамлет сказал:

… какое раненное имя,
Скрой тайна все, осталось бы по мне!
Когда меня в своем хранил ты сердце,
То отстранись на время от блаженства,
Дыши в суровом мире, чтоб мою
Поведать повесть.

Род осторожно опустил куб. Яркие световые фигуры исчезли.

В комнате стало тихо.

Но он получил мудрый ответ. И мудрость, возраст которой был сопоставим с возрастом человечества, была провозглашена, возвращена к жизни. Род понял, что нашел ответ к основной проблеме.

Но ответ не к его собственной проблеме. Ответ к проблеме Хоугхтона Сума — Горячего и Простого. Сум был Очсеком, который умирал. Следовательно, гонимым. Это Очсек, которого „смерть, свирепый страх, быстро схватил“, точно отрежиссировал его арест, даже если на это ему потребовалось несколько десятилетий, вместо нескольких минут. Он, же — Род МакБэн, жил. Его старый знакомый умирал, и умирая (да, умирал всегда, всегда!), не мог забыть свое негодование. Даже если бы Род любил Очсека в этом было бы немного горечи.

Значит, Очсек.

Но при чем тут он?

Род отряхнул бесценную груду, бесценные манускрипты и подобрал маленькую книгу названную „Реконструкция версии позднего английского языка“. На каждой странице, стоило только открыть ее, молодой человек и женщина семи сантиметров ростом поднимались и начинали декламировать текст. Род пролистал страницы книги, так что фигуры появлялись и дрожа исчезали словно слабые языки пламени в светлый день. На одной из них, посреди какого-то стихотворения, взгляд Рода задержался. Фигурка процитировала:

— Мой вызов обязал меня
И хвастовство перед судом.
Не уважал я эту власть…
И если испытанья ждут,
За все я заплачу сполна.
Не для меня свободы сласть,
Предстану я перед судом.[3]

Род посмотрел в нижнюю часть страницы и увидел имя: Казимир Колегров. Конечно, он видел это имя раньше. Поэт древности — хороший поэт. Но что слова значат для него — Рода МакБэна, сидящего в тайной норе на своей собственной земле. Он господин и собственник, во всем кроме последнего титула, и он должен бежать от врага, которого не может установить.

„Мой вызов обязал меня…“

Вот ключ ко всему! Он бежит не от Очсека. Он бежит от себя самого. Он сам осудил себя как врага, потому что это соотносится с детством продолжительностью в шестьдесят лет и бесконечными неприятностями, уступчивостью по отношению к вещам, которых он никогда не знал. Как может он „слишать“ и „гаварить“ как другие люди, если где-то в космосе господствуют совсем иные отличительные черты для людей? Разве не могло настоящее правосудие осудить и очистить его?

Он сам — вот, кто был жесток.

Другие люди были добры. (Посторонние люди помогли ему.)

Род имел собственное, внутреннее чувство беспокойства и использовал его в своем отношении к внешнему миру, словно ужасное маленькое стихотворение, которое прочитал давным-давно. Та книжка находилась где-то в этой комнате, и когда Род впервые прочитал ее, он почувствовал, что давно умерший поэт пережил это сам. Но это было нереально. Другие люди имели другие проблемы, и стихотворение было намного старше, чем Род МакБэн. Оно звучало:

вернуться

3

В. Шекспир. «Гамлет». Здесь и далее — перевод М. Лозинского.

86
{"b":"261936","o":1}