— Ну и жулики! — посочувствовал я Сергею.

— Не то слово! Моего отца это надувательство буквально подкосило. Вряд ли он сможет оправиться от удара в ближайшее время.

«Значит, — подумал я, — рассчитывать на помощь в открытии автомастерской не приходится. А самим нам такое дело не осилить. Как же быть?»

Судьба забавлялась мною, словно игрушкой. Только я обрел надежду, почувствовал уверенность в завтрашнем дне, как вдруг снова ощутил себя подвешенным в пустоте.

А Маргарита отчаянно скучала во время нашей беседы. Я был ей совершенно неинтересен, и она даже не считала нужным это скрывать. Вот если б я хоть чуточку был влюблен в нее, если б попытался немного поухаживать.

После ужина мы с Сергеем прошли в большую комнату и снова расположились в кресле.

— Ну, а ты как живешь? — спросил я.

— Не могу точно сказать — живу я или существую, — грустно пошутил он и неопределенно махнул рукой. Это был жест человека, который не знает, куда ему пристроиться и чем заняться.

— Определенных намерений — никаких, — признался Сергей. — Первое время после свадьбы жил как-то бездумно. А сейчас чувствую себя витязем на распутье…

— Но у этого витязя неплохая добыча, — кивнул я в сторону кухни, где гремела посудой Маргарита. — Жена, квартира под Москвой, кое-какие связи…

— Жена… — задумчиво повторил вслед за мной Сергей. — Знаешь, я ведь до сих пор понять не могу, как это Ритка умудрилась женить меня на себе. Ты ведь знаешь, из каких передряг мне довелось выкручиваться.

— Знаю, знаю, — усмехнулся я. — Ты был сексуальным пульсом нашей части. Все амурные дела сходили тебе с рук только потому, что жена полковника…

— Тс-с, — приложил Сергей палец к губам, вскочил с кресла и выглянул в коридор. Затем обернулся ко мне. — Я подумал, что Ритка может нас услышать. Ты, гляди, не ляпни при ней ненароком что-нибудь о моей бурной молодости.

— А если намекнуть?

— Ну разве что. Женщины любят загадки. Я своей Маргарите тоже показался очень загадочным. Она мне так и сказала — мол, хочу всю жизнь тебя разгадывать. Ради этого давай поженимся.

— Потрясающая логика! — от души рассмеялся я. — Помню твой любимый афоризм: — фата невесты — это белый флаг, выкинутый женихом.

— Вот мне и пришлось капитулировать. Весь медовый месяц прийти в себя не мог… А если честно, не столько в наших отношениях было любви, сколько расчета. Рита понимала, что вряд ли отыщет жениха лучше. А я после демобилизации искал пристанище понадежнее. Подумал — отчего бы и не жениться, если всегда можно развестись?

— Тоже неплохой тактический ход, — заметил я.

— Но и Рита оказалась блестящим стратегом! Заметив, что я начинаю охладевать к ней, с обворожительной улыбкой сообщила: она, мол, беременна. Представляешь? У нас будет ребенок.

— Что можно сказать по этому поводу? — развел я руками. — Поздравляю.

— И теперь никак не могу ее бросить. Совесть замучает. Приударять за чужими женами, зная, что где-то страдает твой ребенок, невозможно. Для такого образа жизни надо не иметь сердца. А у меня оно есть. Не поверишь, я обрадовался ребенку.

— Отчего же не поверить? — пожал я плечами. — Я бы тоже обрадовался, если бы Елена родила мне сына.

— Подожди, Валера, — не сдержалась в этом месте рассказа Елена, — ты не забыл, что я здесь?

— Нет, не забыл. И жалею, как жалел в ту минуту, что у нас с тобой не было детей. Возможно, не случилось бы и этого разлада. Но слушай дальше. Сергей явно не производил впечатления счастливого человека, готовящегося стать отцом.

— Так что же тебя все-таки тревожит? — спросил я напрямик.

— Проза жизни, — вздохнул он. — На какие шиши, позволь спросить, я буду семью содержать? Ведь по нынешним временам деньги на это нужны немалые…

— Я тоже ломаю голову: на что мне жить?

— Значит, у нас с тобой одна общая причина для беспокойства.

Сергея Мешкова я очень хорошо знал. И, разумеется, сразу понял, что долгий рассказ о семейной жизни был лишь преамбулой. Он явно вынашивал какую-то идею, но изложить ее просто и прямо, как всегда делаю я, не мог. Прирожденный дамский угодник, он предпочитал напускать побольше тумана даже там, где дело касалось самых очевидных вещей.

Ничего не поделаешь, натура такая! Злиться на это было бессмысленно. Но теперь, после всех вводных разъяснений, я ожидал услышать суть дела.

— Видишь ли, — начал Сергей, — мы, конечно, сможем найти работу в Москве, если побегаем и поищем. Но, естественно, работу, которая ни в малой степени не будет напоминать о прошлом. А ведь офицер — это на всю жизнь. Не так ли?

Я кивком выразил полную солидарность. Нет на свете таких благ, ради которых офицер отрекся бы от самого себя.

— И, естественно, оплата этой работенки не будет соответствовать нашим потребностям, — констатировал Сергей далее. — Однако есть и другой путь. Именно для таких, как мы, — для бывших кадровых военных.

Я удивленно вскинул брови. Умеет же Сергей заинтриговать!

— На окраинах бывшего Союза идет война…

— Слышал, — прервал я его. — Называют локальными конфликтами, но, по сути, — обыкновенная война. Ты предлагаешь поехать туда?

На секунду Сергей растерялся, обескураженный тем, что я сразу выделил суть его хитросплетений. Но затем энергично закивал.

— Именно это я и хотел предложить. Не спеши отказываться. Выслушай сперва мои доводы…

— Я служил Родине и давал присягу, что буду защищать ее. Но это не значит — вмешиваться в чужие конфликты. Я воевал в Афганистане, потом на Кавказе. И что толку? Все равно везде мы проиграли…

— Но есть другая сторона дела. Тебе будут очень хорошо платить за то же самое, за что пять лет назад ты не получал ни гроша. Все в этом мире продается. И главное в этой жизни — продаться подороже. Голос Сергея стал властным. Он и сам, пожалуй, не замечал, что в нем зазвучали требовательные нотки.

— Не упрямься, Валера. Есть покупатель, который готов за хорошую плату приобрести наши способности, знания, выучку и сноровку.

— Кто он? — поинтересовался я.

— Об этом не принято говорить. Да и, в сущности, какая разница? Пока длятся войны, спрос на таких специалистов, как мы с тобой, всегда будет. Но есть и еще один аспект. Наша миссия в зоне боевых действий будет носить туманный характер.

— Вот даже как!

— Мы ведь едем не простыми боевиками. Нас примут как квалифицированных специалистов. Ты, наверное, обращал внимание на то, что в этих стычках враждующие стороны несут огромные потери. А сколько гибнет мирного населения, никто даже в расчет не берет. Почему? Да потому, что профессионалов в тамошних армиях нет, одни ополченцы, у которых весьма смутное представление, чем крупнокалиберный пулемет отличается от гранатомета. А мы с тобой будем учить людей выживать. Подумал ты об этом?

Нет, я думал о том, что лучше не спасать людей по одиночке из огня, а попытаться затушить пожар. Если бы удалось прекратить все эти войны, ликвидировать очаги напряженности! Вот тогда бы воистину можно было считать себя гуманистами.

Сергей, словно читая мои мысли, говорил дальше:

— Конечно, мне бы тоже не хотелось, чтобы ежедневно в боях гибли сотни людей. Но положить этому конец могут лишь политики. Мы же с тобой — мелкая сошка. Нужно примириться с сознанием собственного ничтожества и приспособиться к существующим условиям.

Я молча слушал Сергея, но когда он принялся развивать теорию, что война-де способствует очищению населения от бесполезных элементов, что погибают слабейшие, а выживают сильнейшие, предостерегающе поднял руку.

— Серега, я такой точки зрения не приемлю. Для меня она ничем не отличается от фашистских теорий. А у меня в Великую Отечественную дед пал смертью храбрых.

Мешков смущенно умолк, чувствуя, что, действительно, наболтал глупостей.

— А ты не боишься погибнуть? — спросил я его. — Не задумывался, что в этом случае ждет твою жену и будущего ребенка?

— Я думал об этом, — серьезно ответил Сергей. Глаза его лихорадочно блестели. Чувствовалось, что он возбужден не менее моего, изо всех сил старается это скрыть. — Но я думал также и о том, что у меня достаточно шансов погибнуть от рук бандитов на улицах ночной Москвы. Я думал и о том, что за пару лет смогу обеспечить достойную жизнь себе и своей семье. Я боюсь смерти, но иначе и быть не может. В этом есть свои преимущества. Когда боишься, становишься очень хитрым и осторожным. На войне это важное качество. Зря ты меня, Валерка, спросил об этом. Сам воевал. Так неужели смерти не боялся?