— Ну, не стану же я сама себя угощать!

— А ты знаешь? Не такой уж он негодяй. В винах разбирается. Хотя все равно — подлец. Потому что все мужчины подлецы.

— С чего это вдруг?

— Да они, дураки, должны нас на руках носить. А что делают? Воюют, политикой занимаются, водку пьют.

— Только не философствуй! Научилась у своего Константина. Что ты о Зотове хотела сказать?

Ира стояла посреди комнаты и держала палец у виска; это означало, что она задумалась.

— Нет! — воскликнула она. — Я знаю, чего не хватает.

Она понеслась на кухню и вернулась с фужером вина. Села в небрежной позе, которую считала, видимо, аристократической, закинула ногу за ногу.

— Знаешь ли ты, любезная моя подруга, — начала Ира сладким голосом, — где работает Зотов?

— Ты же сама говорила, что он перешел в другую школу. Даже, помнится, причину назвала.

— Я и сама так думала, потому что он сам сказал, лгун несчастный. Но в городе нет ничего тайного, чего не знала бы я. Следственные органы этого не понимают. Чего они гоняют своих сотрудников? Спросите меня — я все расскажу. Какой начальник и какую взятку взял, какая жена и кому изменяет…

— Опять тебя понесло…

— Так вот, я провела небольшую разведку, — продолжала Ира. — И что же выяснилось?

— Что?

— Никогда не догадаешься.

— Я и гадать не буду. Ты сама скажешь.

— Наш тихий Зотов, скромница и паинька ни в какой школе не работает. Ему это учительство — тьфу! Не те гроши. Он, оказывается, в советниках ходит. Есть такая фирма, которая покупает и продает предметы искусства, в общем — ценности. А Зотов при этой фирме самый главный советник. Каково?

— Не придумываешь?

Ира отхлебнула вина и пропела:

— За кого ты меня принимаешь!

— Зотов ушел в бизнес?

— Не похоже на него? А вот и похоже. Он всегда такой был. Понимаешь? Именно такой?

— Какой — уточни, пожалуйста.

— Гордыни в нем много. Ему развернуться негде было. Не та, понимаешь ли, эпоха. А теперь он почувствовал себя на коне. Ты хоть знаешь, сколько стоит это вино, которое он принес?

— Откуда мне знать!

— Твоя зарплата, милая. Твоя месячная зарплата, если хочешь знать. Откуда у него такие деньги? Может, школьная бухгалтерия выписала?

— Ты действительно меня удивила, — призналась Елена. — Мне казалось, что он не так деловит…

— Ты еще его не знаешь!

— Впрочем… Мне-то что за дело? Каждый устраивает жизнь, как может. Если ему нравится, то при чем мы?

— Я-то уж точно ни при чем, — заявила Ира. — О других еще надо подумать.

— Другие — это, естественно, я. И что же?

— А ради них, других, все и делается.

— Ради меня? — распахнула глаза Елена. — Ну, ты даешь!

— Я не все еще рассказала.

— Что же еще?

— Зотов сменил квартиру.

— Теперь в палатах живет?

— Ну, не совсем палаты, а квартирку приобрел очень даже неплохую. Разведка мне в точности доложила. Вот я его встречу и в гости напрошусь. Тогда уж все доподлинно разузнаю. А пока только слышала, что гнездышко очень даже уютное. Мебель, ковры. Осталось хозяйку привести.

— За малым дело стало?

— Ага, за малым… Все и делается ради этой хозяйки — и большие заработки, и квартира, и обстановка.

— Вот уж счастливица! — притворно воскликнула Елена. — Посмотреть бы на нее хоть одним глазком.

— Смотри.

Лицо Елены было скрыто за волосами, которые она расчесывала медленными движениями. Ира не поленилась, поднялась, отвела волосы.

— Любуйся — говорю. Вот она.

Елена посмотрела на свое отражение. Ира отошла и опустилась на диван.

— Ох, Ленка! — вздохнула она. — Не упусти свое счастье. Валерку не вернешь, а жить надо. И жить надо хорошо. Зачем же природа дала тебе красоту? Она дала ее тебе, чтобы ты жила хорошо, в свое удовольствие. А Зотов для тебя сделает все. Уж ты мне поверь, я мужчин немножко знаю. Девяносто восемь процентов из них — эгоисты. Кроме себя, и любить-то никого не умеют. Но есть два процента, из-за которых я всех мужчин прощаю.

— Любишь ты порассуждать, — поднялась Елена. — Болтушка ты моя!

Она взяла у подруги фужер и выпила вино.

— Вот! — воскликнула Ира. — Вот ты вся такая?

— Какая же!

— Взяла чужое вино и выпила. И он такой — выпил чужую водку. Два сапога — пара. Он из тех, из двух процентов. Он тебя боготворит и потому осчастливит. Везет тебе, Ленка!

— Разболтались мы с тобой. — Елена нагнала на лицо озабоченность. — Не знаю, как у тебя, а у меня времени больше нет.

— Куда ты?

— В школу, милая. Это у тебя выходной.

— Ой, я и забыла. Провожу. Но ты-то хоть что-нибудь скажешь?

— Что я обязана говорить?

— Ну, насчет Дмитрия.

— Не подослал ли он тебя случайно в роли сватьи? — засмеялась Елена.

— Я все уладила бы, — сказала, поднимаясь с дивана, Ира. — Тебе и пальцем пошевелить бы не пришлось. Раз — и стала Зотовой.

Ира поняла, что переборщила. Не надо было называть фамилии. Это вызвало моментальную реакцию Елены, лицо омрачилось, приняло отчужденное выражение.

— Я не устала быть Угловой, — сказала она сухо и с каким-то вызовом.

Ира вскочила и начала лепетать, что она все прекрасно понимает, что она сглупила, но Елена уже не слушала ее, вытащила из кармана пальто ключи и многозначительно звякнула ими.

— Иду, — заторопилась Ира, все еще суетясь.

Почтовый ящик, сбитый из фанеры, висел у входной двери. Елена открыла дверцу и достала письмо. Глянула на обратный адрес: Санкт-Петербург. От неожиданности кольнуло сердце и легонько закружилась голова.

Любопытная Ира уже сунула свой курносый нос:

— От кого? Не от Зотова?

С усилием демонстрируя спокойствие, Елена сунула письмо в сумочку:

— Из дому.

— А-а, — разочарованно протянула Ира.

Они дошли до автобусной остановки, не обменявшись ни словом. Ира усиленно размышляла, видимо, о том, как ей развивать дальнейшие действия, а Елена находилась, надо признаться, в состоянии близком к растерянности.

С того прощального часа на причале прошло много времени. Она не забыла, как Петр сказал:

— Нужен буду — позови.

Или как-то иначе? Нет, кажется, все-таки, именно эти слова произнес он на прощание. Но дело было вовсе не в словах, а в том, как он всю жизнь смотрел на нее. Так смотрит отец или старший брат, которые в силу родства готовы помочь в любую минуту. Так же смотрит человек, который любит, но не той себялюбивой страстью, когда в глазах больше мольбы, самоуничижения, желания получить награду, а с тем величавым чувством, которое возвышает человека, обогащает его спокойствием и силой. Под таким взглядом чувствуешь себя беспомощной, растерянной и трусливой, словно перед тобою развертывается бездна или обрушивается высь. Так смотрит очень умный и все понимающий друг, который не станет тратить пустых слов, потому что ты в его власти. Вот именно — в его власти! Он твой властелин!

«Да что же это я? — думала в панике Елена. — Какой властелин? Это же Петр, милый, добрый Петр, который зовет меня «кузиной». Придумала, дурочка, что он влюблен в меня. Да кто я такая для него. Девчонка и всего-то… Больно нужна».

Но как она себя не обманывала, а взгляд Петра не выходил из памяти, словно продолжал убеждать ее: «Что ж ты, растерялась, маленькая? Что бы ни случилось в жизни, даже самое страшное, всегда помни — есть я, опора твоя и вера. Пока на свете есть я, ты не смеешь потерять веру и надежду, ты не можешь стать другой, отличной от той, которую я воспитал».

Когда Ира на своей остановке выскочила, а Елену автобус повез дальше, она тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Сидевшая рядом женщина осторожно спросила:

— Вам плохо?

— Нет-нет, — торопливо ответила она.

— Простите, мне показалось, — улыбнулась женщина.

— Это я так…

На уроках несколько раз задумывалась, остановясь на полуслове. Потом шла по улице и оказалась в чужом районе, прошагав мимо остановки. На душе было смутно, будто там разыгралась вьюга и все затянуло снежной пеленой. Она даже не помнила, поужинала или нет.