Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Она потеряла еще десять минут на острове Святой Катерины, на берегу Марн, и прибыла по указанному адресу к восьми часам, немного опоздав. Нужный ей дом был квадратным, величественным и богатым. Она припарковалась, вышла из машины, позвонила в дверь, открывшуюся автоматически, и оказалась перед домом со свайным фундаментом в окружении сада, выходящего к рукаву реки Марн. Дверь дома была открыта, и она зашла в залитый солнцем холл. На второй этаж вела огромная спиральная лестница, оформленная в тропическом стиле, с использованием больших розовых бугенвиллей. Потрясенная Сириль поднялась по ступенькам.

Морис Фуэстан уже ждал ее, сидя в передвижном кресле, с которого никогда не вставал, в глубине огромного лофта. Все стены здесь были заполнены книгами по психиатрии, медицине, хирургии, психоанализу и гипнотерапии, среди которых были и его собственные. Он читал газету «Le Figaro», а рядом с его креслом стоял столик, на котором были круассаны, кофе и графин со свежевыжатым апельсиновым соком. Первое, что бросалось в глаза при взгляде на Мориса Фуэстана, — это глаза бледно-голубого цвета, следившие за собеседником с некоторым напряжением и остротой. Затем заметна была его улыбка — не такая уж симпатичная, тем не менее волнующая. Во всем остальном не было ничего особенного. Старичок восьмидесяти лет.

Он закрыл газету, бросил ее на низкий стеклянный столик и приблизился к Сириль, передвигаясь в кресле с помощью джойстика, закрепленного у правой руки. Она поздоровалась, пожав ему руку, которая оказалась ледяной. Морис Фуэстан никогда не встречался с Сириль Блейк и отметил про себя, что она моложе, чем он предполагал. Он знал, что ее книга о счастье продается не хуже, чем его последняя книга, и что она регулярно помогает клиентам снова обрести вкус к жизни с помощью своих, как говорили, революционных методов. Он не слишком доверял ей, но согласился, тем не менее, на встречу, втайне радуясь тому, что она хотела о чем-то срочно с ним посоветоваться. Он предложил ей приехать этим утром либо через две недели, и она, ни секунды не колеблясь, выбрала сегодняшнее утро.

Как истинный джентльмен, он налил ей кофе, предложил булочку и круассан. Сириль, хотя не чувствовала голода, взяла булочку и разломила ее на несколько частей.

Фуэстан добавил в свой кофе немало молока и принялся пить небольшими глотками. Сириль подумала, что выглядит он как самый обычный старикашка, но как только он поднимал глаза, сразу было видно, что имеешь дело с человеком незаурядного ума. Пятнадцать лет назад, когда ему было шестьдесят пять, он резко изменил свою жизнь: освободил свое подсознание с помощью психоанализа и начал блистательную карьеру гипнотерапевта. На сегодняшний день он являлся великим мастером недирективного, эриксоновского, гипноза, человеком, которым восхищалось молодое поколение врачей, занимающихся гипнозом. Один его получасовый сеанс стоил двести евро, причем он сам подбирал себе клиентуру.

Его книги были для Сириль почти что настольными. Она чувствовала, что они оба склоняются к терапии непродолжительной и эффективной, а не длинной, утомительной и дающей неопределенные результаты.

Она потревожила выдающегося человека ранним утром и не собиралась занимать его время бессмысленными разговорами. Он несомненно оценит ее намерение перейти сразу же к сути дела.

— Я попытаюсь говорить предельно ясно, — сказала она. — Я забыла некоторые периоды своей жизни и хотела бы, чтобы вы мне помогли.

Капля кофе с молоком побежала по подбородку гипнотерапевта. Он вытер ее салфеткой, в углу которой были вышиты его инициалы.

— Тогда вы зря приехали сюда.

— Я знаю, что гипноз не позволяет вспомнить забытые моменты жизни.

— И те, кто говорит, что это не так, — жалкие шарлатаны!

— Я хотела бы привести свое прошлое в порядок, если можно так выразиться. Пусть в нем останутся пробелы, но я, по крайней мере, буду знать, где именно находится блокировка.

Фуэстан медленно потягивал кофе. Эта молодая женщина прекрасно поняла мысль, которую он неоднократно излагал в своих книгах: восстановить события своей жизни, чтобы понять, откуда берутся страдания, и лучше ее прожить.

— В чем заключается ваша проблема?

— Как вам сказать…

Не могло быть и речи о том, чтобы сообщить о своей проблеме коллеге-конкуренту, — это было бы сродни самоубийству. По дороге сюда она придумала другое объяснение.

— Я не могу написать вторую книгу, и тут уже не до шуток. Я испытываю настолько сильную тревогу, что мне не удается писать, а мой издатель хочет получить хотя бы наброски уже через месяц. Все дело в том, что мне захотелось быть как можно более откровенной в своих воспоминаниях и рассказать о собственном опыте работы в области психиатрии. И вот тут-то я и обнаружила, что плохо помню последний год своей работы в Сент-Фелисите.

— Когда допьете кофе, присядьте в кресло.

Кресла, о которых шла речь, представляли собой настоящие произведения искусства. Сплошное дерево и обтянутые кожей подушки. Сириль села в одно из кресел, идеально повторяющее изгибы ее тела. Кресла явно были подобраны дизайнером, работавшим с помещением в целом.

— Это мой конек, — сказал Фуэстан. — Я создаю наброски, а мой друг-столяр изготавливает мебель. Я ищу идеальные формы, чтобы тело полностью растворялось в них.

Сириль отпустила ему комплимент и села поудобнее, положив руки на подлокотники и вытянув ноги. Она практиковала сеансы гипнотерапии со своими клиентами, поэтому умела быстро достигать необходимого состояния. Фуэстан подкатил свое кресло таким образом, чтобы находиться как раз напротив Сириль. В этот момент раздался телефонный звонок. Это был Нино. Сириль, смутившись и извиняясь, выключила телефон.

Фуэстан сказал:

— Я предложу вам сосредоточиться на дыхании, — сказал он.

Его голос был низким и сильным, без малейшей интонации, и целью этой монотонности было дезактивизировать бдительность мозга.

— У вас все хорошо.

Сириль сосредоточилась на голосе, советовавшем ей дышать, ни о чем не думать и просто дышать. Ее ноги упирались в пол, руки покоились на подлокотниках кресла, а голова — на подушке. Ее веки были приоткрыты. Она находилась здесь, в своем теле, но ее разум подчинялся лишь этому монотонному голосу.

— Вы вернетесь к тому моменту, когда вам хорошо, договорились?

— Да.

— Где вы находитесь?

— У себя дома.

— Кто рядом с вами?

— Никого.

— Что вы делаете?

— Играю на бандонеоне.

На лице Сириль появилась улыбка. Она принялась напевать какую-то мелодию. Голос продолжал:

— Если хотите, перенеситесь в больницу Сент-Фелисите. Помните, что вам хорошо.

— Я вижу зал с телевизором в отделении Б.

— Вас что-то раздражает?

Сириль слегка напряглась.

— Да, тишина. Никто не разговаривает. По телевизору показывают Тур-де-Франс, но никто не реагирует — все пациенты находятся под воздействием успокоительного. Никто не смотрит телевизор. Им нужен только покой.

— Какого цвета ваше раздражение?

— Черного. Мне хотелось бы сказать начальнику отделения, что он использует слишком много транквилизаторов и снотворного, но я всего лишь интерн, и мое дело — молчать.

— Пригласите его присоединиться к вам. Помните, что у вас по-прежнему все хорошо.

— Хорошо. Он передо мной.

— Скажите ему, что думаете.

— Вы усыпляете людей, чтобы они вели себя тихо. Вы не выносите криков в своем отделении. Тихий пациент — хороший пациент. Лишь это имеет значение.

— Теперь вы в состоянии почувствовать себя еще лучше, если хотите. Вы можете заменить свое раздражение спокойствием. Отныне, услышав название «Сент-Фелисите» или произнося его, вы будете чувствовать себя хорошо и спокойно.

— Хорошо.

— Теперь вы сидите перед своим компьютером. Все хорошо, слова текут, словно тихая река. Что с вами?

Подбородок Сириль задрожал.

— Мне очень грустно.

— Это чувство пройдет, отпустите его и замените спокойствием. Дождитесь следующего момента. Приятного момента.

30
{"b":"261150","o":1}