— Надо же, мадам Блейк! А я-то думал: кто это настолько невежлив, чтобы врываться вот так на мою лекцию? Неудивительно, что это оказались вы.

— Здравствуйте, профессор Маньен, — холодно поздоровалась Сириль и сразу же перешла к интересующему ее вопросу. — Как уже сообщила по телефону моя помощница, мне необходимо просмотреть дело одного из пациентов. У него, по всей видимости, серьезные проблемы. А поскольку я не имею понятия об анамнезе болезни, то не могу оценить его теперешнее состояние и назначить необходимое лечение. Не могли бы вы ускорить процедуру и передать мне информацию относительно этого дела уже сегодня?

Маньен защелкнул портфель и прошел мимо нее, едва не толкнув.

— Не стоило так утруждать себя. У меня нет времени заниматься вашими делами. Через десять минут у меня начнется консультация.

Он спустился с кафедры довольно быстрым (как для своего возраста) шагом и вышел через служебную дверь, ведущую в корпус администрации. Сириль последовала за ним.

— Это не совсем мои дела, поскольку этот пациент находился под вашей ответственностью.

Маньен усмехнулся.

— Если он пришел на консультацию в ваше учреждение, значит, чувствует себя гораздо лучше.

Сириль стерпела колкость, но ее тон стал более резким:

— Я догадываюсь, что вы думаете о Центре «Дюлак», и мне это безразлично. Я лишь прошу вас передать мне информацию, которая позволит помочь пациенту.

Они остановились перед служебным лифтом. Маньен, покачиваясь на носках, стоял рядом с Сириль — у него просто не было выбора.

— Должен признать, мадам, что вам удалось выйти сухой из воды.

— Простите?

Рудольф Маньен скорчил гримасу.

— Выйти замуж за Блейка… это было очень важно для вашей карьеры.

Сириль не выдержала и позволила ярости выплеснуться наружу:

— Я всегда уважала ваш труд и прошу уважать мой. И сейчас я обращаюсь к вам с просьбой передать мне дело пациента.

Маньен, не глядя в ее сторону, снова нажал на кнопку вызова лифта.

— Возможно, вы зарабатываете деньги, продавая людям мечту с помощью своих так называемых чудотворных сеансов. Но меня это не впечатляет. И ничто не заставит меня изменить свое мнение: ни ваши уроки «счастья», ни слащавые книжки. Я уважаю труд вашего мужа, с которым немного знаком. Что касается вашего труда, то это совсем другое дело.

Сириль взглянула на своего бывшего преподавателя, отметив про себя пучки жестких волос, торчащие из его ушей, и угри на носу. Впервые сотрудник Сент-Фелисите говорил ей, что именно он думает о ее карьере. Она почувствовала нечто наподобие облегчения.

Не было и речи о том, чтобы ответить агрессией на агрессию. Напротив. И Сириль заговорила как можно более мягким голосом:

— Если с этим пациентом что-нибудь случится, я сделаю вас ответственным за это, и он непременно обо всем узнает.

Профессор Маньен повернулся и впервые открыто взглянул на нее.

— В любом случае, я не могу вам помочь.

Сириль заметила легкое изменение в его интонации.

— Мне нужно это дело, Рудольф, — произнесла она сладким голосом.

Маньен несколько раз моргнул, ошеломленный дерзостью своей бывшей студентки. Двери лифта открылись.

— У меня его нет. Все дела до две тысячи первого года переданы в общий архив.

Маньен вошел в лифт, достал ключ, дававший ему доступ в отделение болезней головного мозга, и кивком головы попрощался с ней. Двери за ним закрылись.

«Черт побери!»

Сириль немного постояла напротив лифта. Она потерпела полную неудачу. Боже! Она ненавидела проигрывать. Взглянув на часы, она поняла, что должна как можно быстрее возвращаться в Центр. Выйдя во внутренний двор больницы, она направилась к парковке.

«Это все равно что разговаривать с глухим! Я не узнала ровным счетом ничего, кроме того, что меня считают карьеристкой, переспавшей с мужиком ради успеха! Браво!»

Сириль увидела скамейку и села на нее. Правая туфля сильно растерла ногу. Пластырь сполз с волдыря, и он лопнул.

Она сняла пластырь, развернула его и попыталась снова приклеить, чтобы доехать хотя бы до клиники. В ранке уже образовался гной. Сириль нахмурилась. И вдруг — мысль: изуродованные животные, «моя Лили, которая, отчаявшись, играет танго»… Она задрожала и прогнала от себя эти мысли, как рой мух.

Подняв глаза, Сириль увидела, что находится напротив входа в отделение Б. Корпус из коричневого мрамора, десяток окон с решетками, два этажа. Если она ничего не перепутала, комната медсестер находится слева, сразу за приемной стойкой. Нельзя было терять ни минуты. Она поднялась и прихрамывая направилась к зданию, куда обещала себе никогда не возвращаться.

* * *

На входе была система охраны с кодом и внутренним телефоном. Сириль Блейк позвонила и представилась. Послышался щелчок. Дверь открылась.

Она вошла в отделение, и ее поразил смешанный запах рвоты и хлорки. Она узнала дверь, расположенную справа от входа в отделение Б, — наиболее сложные случаи, требовавшие постоянного наблюдения или даже изоляции. Были слышны стоны. Где-то страшным голосом кричал мужчина.

Она вошла в левую дверь, в диспансер, где рассматривались в порядке очереди общие случаи. Было еще довольно рано, и несколько десятков человек сидели на серых пластмассовых стульях, ожидая, когда ими кто-то заинтересуется. Женщина, закутанная в шаль, держала на руках кричащего младенца. Бородатый бомж с ногой, обернутой пластиковым пакетом, смотрел куда-то в пустоту. Еще один, грязный и полуодетый, раскачивался на стуле… Сириль показалось, что она вернулась в прошлое. Она невольно вздрогнула. Именно здесь, рядом с телевизором, на молоденькую студентку интернатуры набросился токсикоман. Он схватил ее за шею, угрожая «розочкой», сделанной из пивной бутылки. Тогда помощницы медсестры спасли ей жизнь.

В то время она посменно работала в диспансере и в отделении Б. Должно быть, Жюльен Дома наблюдался в последнем. Может быть, она видела его здесь? Нет.

Она прошла мимо кабинета медсестер, остановилась возле комнаты отдыха персонала, постучалась и вошла. Здесь были три медсестры, принявшие смену утром. В комнате пахло кофе и хлебом. На огромном столе было все необходимое для завтрака: мед, варенье, сыр…

— Здравствуйте.

Ни одного знакомого лица. Медсестры прекратили разговор и вопросительно взглянули на Сириль: посещения были разрешены строго с двух часов дня до восьми вечера.

— Я доктор Блейк, бывшая студентка интернатуры этого отделения. Этим утром у меня была встреча с профессором Маньеном.

Женщины переглянулись. Сириль продолжала:

— Нино Паки еще работает здесь?

Одна из медсестер, пухленькая коротышка, жуя бутерброд, отрицательно покачала головой.

— Он перешел на другую должность.

Сириль взглянула на расписание дежурств. Нино будет здесь только через три дня.

— Спасибо.

Она огорчилась. Это был единственный человек из этого учреждения, о котором у нее сохранились хорошие воспоминания. Сириль включила поиск на своем айфоне. Она помнила, что раз или два, в связи с праздниками, была у него дома и что он жил где-то в восьмом округе. Справочник выдал ей сведения лишь об одном Нино Паки. Адрес — улица Толбиак.

Сириль вышла из Интернета и нашла в списке контактов номер Мари-Жанны. Набрав его, она снова попала на автоответчик.

Жюльен полураздетый сидел напротив окна, облокотившись на стол. Он надел очки, чтобы лучше видеть, и аккуратно прикрепил к деревянной подставке железную проволоку длиной около сорока сантиметров, а сверху прицепил бабочку из разноцветной ткани. Он повернул всю эту конструкцию к солнцу, не особенно яркому, но этого было достаточно, чтобы бабочка выглядела как живая. Жюльен, наклонив голову, несколько секунд рассматривал ее, потом, вполне удовлетворенный результатом, встал, подошел к кровати и провел рукой по рыжим прядям волос, выглядывавшим из-под одеяла. Показались глаза, затем нос, и Мари-Жанна потянулась как кошка. Жюльен присел на кровать.