— Нет, — ответила Роуз.

— И я это знаю! Мы созданы друг для друга! Ради всего святого, скажи, что тебя смущает? Только не говори, что любишь меня как брата — я в это ни за что не поверю!

— Я этого и не говорю.

— Тогда в чем же дело?

— Я не могу обручиться с тобой, не говоря уже о том, чтобы выйти замуж.

— Так я и думал! — воскликнул Лакландер. — И теперь это услышал! Господи Боже, еще эта корзина с цветами! Пожалуйста, давай присядем на эту скамейку и поговорим — я не уйду, пока не выясню, в чем дело.

Она прошла за ним, и они устроились на скамейке, поставив у ног корзину с розами. Он взял ее за руку и снял садовую перчатку.

— Скажи мне честно, — требовательно спросил доктор, — ты меня любишь?

— Не нужно на меня кричать. Да, люблю.

— Роуз, милая, я просто очень боялся услышать «нет»!

— Пожалуйста, выслушай меня, Марк. Я знаю, что ты не согласишься ни с одним моим словом, но я прошу тебя выслушать.

— Хорошо. Я знаю, что ты собираешься сказать, но… пусть будет по-твоему.

— Ты сам видишь, как у нас все устроено. Я имею в виду — дома. Ты наверняка видел, как для папы важно, чтобы я все время была под рукой.

— Ты так забавно выразилась… Будто речь о маленькой девочке, которая постоянно должна находиться в поле зрения. Ладно, твоему папе нравится, чтобы ты была постоянно рядом. Но разве брак этому помеха? После свадьбы мы, наверное, половину времени будем проводить в Нанспардоне.

— Все гораздо сложнее. — Роуз замолчала и, отодвинувшись от доктора, сложила руки на коленях. На ней было длинное домашнее платье, волосы зачесаны назад и собраны в пучок на затылке, но одна непослушная прядь все-таки выбилась и падала на лоб. Девушка почти не пользовалась косметикой, но при ее красоте это было и не нужно. — Все дело в том, что второй папин брак оказался неудачным, — пояснила она. — Если я его сейчас оставлю, то жизнь потеряет для него всякий смысл. Я серьезно.

— Глупости! — неуверенно возразил Марк.

— Он никогда не мог без меня обойтись. Даже когда я была маленькой, он всюду таскал меня за собой вместе с няней и гувернанткой. Во все поездки и даже за границу. И после войны, когда выполнял особые поручения то в Вене, то в Риме, то в Париже. Я даже в школу никогда не ходила, потому что сама мысль, что я где-то в другом месте, была для него невыносимой.

— Но это неправильно! Ведь это так обедняло твою собственную жизнь!

— Нет-нет, как раз наоборот, честно! Моя жизнь была очень интересной! Я видела, слышала и узнала намного больше самых разных чудесных вещей, чем другие девочки.

— И все-таки…

— Нет, это было потрясающе!

— Тебе следовало предоставить больше самостоятельности и возможности принимать решения самой.

— Но дело вовсе не в запретах! Мне позволялось делать почти все, что только заблагорассудится. А когда мне предоставили самостоятельность — посмотри, что из этого вышло. Папу направили с миссией в Сингапур, а я осталась в Гренобле и поступила в университет. Его все никак не отпускали обратно… а потом я узнала, что он там не знал, чем себя занять… и в конце концов встретил Китти.

Лакландер помассировал ухоженной докторской рукой подбородок и, прикрыв рот, хмыкнул.

— Вот тогда, — продолжила Роуз, — и получилось все так нескладно, а сейчас день ото дня становится все хуже и хуже. А если бы я была там, то ничего подобного бы не произошло.

— Почему? Он бы наверняка с ней все равно познакомился. Но даже если и нет, моя обожаемая Роуз не должна считать, что может изменить волю провидения.

— Если бы я была там…

— Послушай, а тебе не приходило в голову, что если ты переедешь в Нанспардон в качестве моей жены, то отношения между твоим отцом и мачехой могут наладиться?

— Нет, Марк, — заверила Роуз, — такого просто не может быть!

— Откуда ты знаешь? Послушай, мы любим друг друга. Я люблю тебя так сильно, что сам не понимаю, как еще жив. Я уверен, что никогда не встречу другой женщины, с которой был бы так счастлив, и, как бы самонадеянно это ни звучало, я верю, что ты чувствуешь то же самое. Я не отступлюсь, Роуз. Ты выйдешь за меня замуж, и если жизнь твоего отца нуждается в переменах к лучшему, мы найдем способ этого добиться. Например, он может расстаться с женой и жить с нами.

— Никогда! Как ты не понимаешь? Он этого просто не вынесет! И постоянно будет чувствовать себя чужим.

— Я поговорю с ним. И скажу, что прошу твоей руки.

— Нет, Марк, милый! Пожалуйста, не надо…

Он сжал ее руки, но тут же вскочил и поднял корзину с цветами.

— Добрый вечер, миссис Картаретт, — произнес он. — Мы тут опустошаем ваш сад, чтобы порадовать бабушку. У вас розы цветут намного раньше наших.

Появившаяся на аллее Китти Картаретт задумчиво их разглядывала.

Второй супруге полковника Картаретта совершенно не шло легкомысленное имя Китти. Без косметики кожа на ее лице была такой бледной, будто ее специально обесцветили. У миссис Картаретт была стройная фигура, а умело наложенный макияж делал лицо похожим на холеную и красивую маску. Но главным ее достоинством была аура загадочности и таинственности, превращавшая ее в «роковую женщину», таившую угрозу для всех окружающих. Китти была тщательно одета и в перчатках, что объяснялось, видимо, приходом в сад.

— Очень рада вас видеть, Марк, — сказала она. — Мне показалось, что я слышала ваши голоса. Вы зашли к нам по делам?

— Отчасти, — ответил доктор. — Мне нужно было передать просьбу полковнику Картаретту и осмотреть дочку вашего садовника.

— Очень мило с вашей стороны, — заметила Китти, переводя взгляд на падчерицу. Потом она подошла к корзине и, взяв темную розу, поднесла ее к губам. — Какой сильный аромат! Даже слишком! Мориса сейчас нет дома, но он скоро вернется. Может, лучше пройти к дому?

Она пошла первой, оставляя за собой легкий экзотический аромат, не похожий на розы. При походке она держала спину очень прямо и только слегка покачивала бедрами.

«Очень дорогая игрушка, но не больше, — подумал Марк Лакландер. — Чего ради он женился на ней?»

Под стук каблучков миссис Картаретт по плиткам, выложенным на тропинке, они подошли к плетеным креслам с подушками. На белом металлическом столике стоял поднос с хрустальным графином и бокалами для виски. Опустившись в кресло-качалку, Китти поставила ноги на подставку и грациозно повернулась к Марку:

— Как хорошо, что у нашей Роуз такие подходящие перчатки и можно не обращать внимания на шипы. Ты не переложишь розы для Марка? Думаю, что лучше в коробку.

— Не стоит беспокоиться, — заверил Марк. — Я возьму их так.

— Мы не можем допустить, чтобы врачи царапали свои драгоценные руки, — проворковала миссис Картаретт.

Роуз забрала у него корзину и пошла в дом. Марк проводил ее взглядом и обернулся, услышав обращение к себе.

— Может, выпьем немного? — предложила миссис Картаретт. — Это любимый коньяк Мориса, и он считает, что лучше его не бывает. Налейте мне буквально капельку, а себе не стесняясь. Лично я предпочитаю мятный ликер, но Морис и Роуз полагают это дурным вкусом, так что мне приходится умерять свои плотские наклонности.

Марк налил ей коньяка.

— С вашего разрешения, я воздержусь, — сказал он. — Мой рабочий день еще не закончился.

— В самом деле? И кому же понадобилась ваша помощь, кроме дочки садовника?

— Моему деду, — ответил Марк.

— Какой стыд, что я сама не сообразила! — отреагировала она, ничуть не смутившись. — Как себя чувствует сэр Гарольд?

— Боюсь, что сегодня вечером неважно. К сожалению, мне пора. Я пойду по тропинке к реке и, возможно, встречу полковника.

— Полагаю, что наверняка встретите, — равнодушно согласилась она, — если, конечно, он не пытается выловить эту пресловутую рыбу на участке мистера Финна. Разумеется, он никогда такого себе не позволит, чтобы ни утверждал наш пожилой сосед.

— Тогда я, пожалуй, пойду и надеюсь, что встречу его, — раскланялся Марк.