И тут они оба улыбнулись, а Лизбет наклонила головку к самому уху Руна и шёпотом сообщила щенку, что эти двое непременно поженятся и что лорд Андерсон со своими слугами переедут в Малый Дворец, а с ними и Даскин, и они вдвоём будут всю жизнь кружиться в танце по липовому паркету.

Каково же было разочарование Лизбет, когда в следующий раз Даскин с Хозяином не приехал, и потом тоже. Лизбет каждый раз спрашивала о нем, и все время получала ответ: он занят, и, как правило, занят он был охотой в далёкой стране под названием Наллевуат. Лорд Андерсон, которого Лизбет уже называла Картером, рассказывал девочке удивительные истории об этой стране, где умели разговаривать тигры и предметы мебели и где огромные кошки были добрые и мирные, а мебель — совсем наоборот, и потому люди вместе с тиграми охотились на злобные шкафы и стулья в крошечных комнатках со множеством дверей. Истории эти казались Лизбет просто замечательными, но она никак не могла взять в толк, зачем Даскин проводит там так много времени и не может навестить её. Видя, как она огорчена, Картер пообещал пригласить Лизбет, Сару и графа Эгиса к себе во Внутренние Покои, как только в Иннмэн-Пике дела пойдут на лад, чтобы девочка могла повидаться с Даскином.

Лизбет думала о том, как это романтично, что лорд Андерсон ухаживает за Сарой, ведь он был высокий и очень важный господин. Его сдержанный юмор очаровывал девочку, и в конце концов она позабыла о том, что когда-то он казался ей похожим на директора школы. Печаль во взгляде лорда Андерсона таяла всякий раз, стоило ему увидеть Сару. Они смеялись и гуляли по переулкам Иннмэн-Пика, играли в дротики на лужайках, которые постепенно исцелялись от напущенной анархистами болезни, а то и просто сидели дома, и Картер слушал сложенные Сарой стихи. Лизбет он называл «маленькой компаньонкой», поскольку она сопровождала их повсюду — и когда они отправлялись в поездку в карете, и на пикники, и на поиски лилий в частях дома, примыкавших к Иннмэн-Пику.

Из стран, составлявших Белый Круг, в городок постоянно привозили еду и прочие припасы, и к концу лета здесь уже было в достатке хлеба и картофеля, древесины и гвоздей, краски для домов и даже имбирного пива. Горожане говорили о том, как славно, что Хозяин ухаживает за дочкой графа, и своё везение приписывали именно этому обстоятельству даже тогда, когда снова зацвели плодовые деревья и из выздоровевшей земли появились на свет свежие всходы пшеницы — ведь всякому было известно, что Хозяин обладает великой властью.

Из-за того, что в годы правления анархистов и дома, и одежда здешних жителей были скучного коричневого цвета, теперь обитатели Иннмэн-Пика все красили в яркие краски, и одежду предпочитали кроить из самых ярких тканей. И ещё долгие годы Иннмэн-Пик выглядел так, словно там не прекращается карнавал. Пусть городок смотрелся кричаще — Сара говорила, что горожан можно простить за это, ведь они могли запросто стать дальтониками из-за стольких лет жизни на фоне одного-единственного цвета.

Настал день, когда с северо-запада задули ветра — ещё не холодные, но наполненные первыми шелестами осени. Листья начали желтеть, земля увлажнилась и потемнела, в воздухе сладко запахло окончанием лета — так всегда пахнет ближе к осени, и потому смертные не слишком горюют о том, что лето миновало. Картер, Сара и Лизбет поехали на карете к небольшой рощице, расположенной ближе к той части Высокого Дома, что окружала Иннмэн-Пик. Там посреди высоких вязов и корсиканских сосен находился небольшой фонтан, в центре которого стояла фигурка ангела, а из рук ангела текла вода. Это было очень уютное место. Здесь стояла гранитная скамья, а по ветвям деревьев сновали белки. Картер, Лизбет и Сара перекусили макаронами с сыром и фаршем, жареными цыплятами и хлебным пудингом, который Лизбет пришёлся по вкусу больше всего остального.

Здесь было тихо. Троицу околдовала красота уходящего лета.

По небу тучными стадами плыли облака и рассеивали свет солнца, отчего все вокруг было объято золотистой дымкой. Лизбет хохотала, радуясь жизни. Она подошла к узкому бортику фонтана, забралась и пошла по нему, осторожно переставляя ноги.

— Поглядите на меня! — закричала она, но когда обошла полкруга, обернулась и увидела, что они вовсе не смотрят на неё. Картер опустился перед Сарой, сидевшей на гранитной скамье, на одно колено.

Лизбет снова окликнула их и потребовала, чтобы они посмотрели на неё, но, подойдя по бортику ближе, услышала, как Картер говорит:

— Сара, вы прекраснейшая и умнейшая из женщин, вы немыслимо хороши собой и невероятно образованны, мудры и бесхитростны и небесно красивы. Для меня не было бы чести выше, чем честь назвать вас моей супругой, если бы только вы на это согласились. И хотя я недостоин этого, я осмелюсь спросить вас, ибо моё сердце не желает больше ничего: вы выйдете за меня замуж?

Тут Сара выпрямилась, сложила вместе ладони, развела их, коснулась пальцами щёк, а потом обхватила руками талию и громко рассмеялась, а Картер зарделся.

— Миледи, я не понимаю, чем так насмешил вас. А Сара протянула к нему руки и обняла его голову.

— Простите — меня, милорд, но у вас такой немыслимо серьёзный вид… Вы стоите на коленях передо мной, и вас озаряют лучи солнца… Разве вы не могли сесть рядом со мной и сказать то, что сказали? Вы назвали меня поэтичной натурой, но в вас проявляется поэзия тогда, когда я меньше всего этого ожидаю. — В уголках её глаз блеснули слезы. Сдавленным голосом она произнесла: — Когда я впервые увидела вас тогда, несколько месяцев назад на вокзале, я злилась на вас. Я думала, что вы гордый и заносчивый, а потом сама себе удивлялась, но я вас тоже полюбила. Я и злилась, и радовалась одновременно. Так забавно! Я согласна выйти за вас замуж, сэр, если вы сумеете сохранить во мне это состояние на всю жизнь.

— И если вы будете радоваться чаще, чем злиться, все будет хорошо? — спросил лорд Андерсон.

— Ах, разве сейчас время играть словами?

Лизбет, весело смеясь, закружилась в танце около фонтана.

Граф был рад, Лизбет была в восторге, а Арни говорил, что лучше и быть не может. На следующей неделе в честь помолвки граф устроил скромный званый обед, на который были приглашены тётки и дядья Сары и её бабушка, Маньюи, а также многочисленные племянники и племянницы. Гостей было не так уж много, но Малый Дворец переполнился, и дети выбежали на лужайку поиграть в крокет и бадминтон. Лизбет была счастлива, ведь среди гостей были два мальчика её возраста. Один её дразнил, другой попытался её поцеловать, и обоих она назвала безобразниками, но радовалась при этом безмерно.

Смеркаться начало рано, поскольку небо заволокло тучами, и детей помладше увели в дом, невзирая на возражения. Мальчишки, играя в догонялки, убежали за дом, и Лизбет осталась одна. Она гонялась за первыми светлячками. Она уже собиралась вернуться, когда услышала, как кто-то негромко зовёт её по имени из-за зарослей жимолости у задней калитки.

— Кто там? — закричала Лизбет, решив, что это мальчишки вернулись, чтобы подразнить и попугать её.

Но через кусты перегнулся мужчина, чьего лица было почти не видно в сумерках.

— Папа? — вскричала Лизбет, поспешив к нему. Сердце её отчаянно забилось.

— Иди сюда, Лизбет, — проговорил мужчина рокочущим баритоном.

— Папа, ты вернулся! — воскликнула девочка и бросилась к нему. Он опустился на колени, она прижалась к нему.

— О, папочка, я так по тебе скучала! Где ты был? Почему ты так долго не приходил?

— Не время болтать, — ответил отец Лизбет. — Пойдём со мной.

— Что случилось? Разве ты не можешь зайти?

— Нет. Пойдём.

— Но куда мы пойдём?

— Я покажу тебе. Нет времени.

— Ладно.

Он взял её за руку и вывел через полуоткрытую заднюю калитку. Когда он прикрывал калитку, раздался негромкий скрип, и отец Лизбет что-то пробормотал, да и потом продолжал что-то тихо бормотать, и этот звук был похож на шелест ветра в листве.