— Конечно, — кивнул Даскин и улыбнулся, чтобы скрыть смущение и обиду. Ведь они рисковали жизнью ради того, чтобы забрать эти никчёмные вещицы. Но когда Лизбет подала ему маленькие детские туфельки, раздражение Даскина сменилось жалостью.

Пока он развязывал мешок, Лизбет рассовывала по карманам пуговки, ленточку и платочек. Прежде чем убрать в карман фотографию Сары, она подержала её перед собой.

— А знаешь, — прошептала она, — ведь она здесь, в доме.

— О чем ты? — непонимающе нахмурился Даскин. — Этого не может быть. Сара в Эвенмере, и никакая опасность ей не грозит.

— Я видела её, — покачала головой Лизбет. — И Енох, и Фонарщик тоже здесь. Их всех… изменили, превратили в механические игрушки. Человек в Чёрном сказал мне, что заманил их сюда.

— Он обманывает тебя! — воскликнул Даскин. — Это невероятно!

— И все же это правда, — упрямо проговорила Лизбет. — Я говорила с Сарой.

Даскин молчал и думал о мутантах на равнине. Он не понимал, что может значить то, о чем сказала Лизбет, не знал, верить ей или нет. У него вдруг перехватило дыхание.

— Если это правда, мы должны спасти их. Лизбет согласно кивнула.

— Исчезла её улыбка, а я так любила её улыбку.

— Она — чудесная женщина, — сказал Даскин и, не подумав, добавил: — Их брак с Картером на пользу им обоим.

Лизбет напряглась, словно готовый к побегу зверёк. Казалось, слова Даскина для неё нестерпимы. Она вдруг затряслась, как в лихорадке, зубы её громко застучали.

— Ты заболела? — в страхе спросил Картер и сжал её плечи.

Она вырвалась, рухнула на колени, упёрлась лбом в стену и долго молчала. Даскин уже решил, что она потеряла сознание, но тут Лизбет глуховатым голосом спросила:

— Давно?

— Давно? — непонимающе переспросил Даскин, но тут понял, о чем спрашивает Лизбет. — Тебя похитили шесть лет назад, в октябре.

Лизбет резко поднялась.

— Так давно? — Она огляделась по сторонам. — Тут всегда темно. Я потеряла счёт времени. — Помедлив, она пристально посмотрела на Даскина. — Я стала выше ростом.

Он рассмеялся.

— Намного выше. Когда мы с тобой познакомились, ты была маленькой девочкой, а теперь ты взрослая женщина.

— Как глупо. А я думала, что это я забыла, какого ты роста. Ведь ты носил меня на руках. Теперь у тебя это вряд ли получится. Я почти с тебя ростом.

Даскин улыбнулся. Лизбет была такой хрупкой, такой тоненькой.

— Не сомневайся, получится. Ты не тяжелее пёрышка.

— Сможешь, правда? — спросила Лизбет, глаза её радостно сверкнули. — И покружить сможешь, как тогда?

— Ну… наверное. Но у нас мало времени.

— Ты не хочешь?

Лизбет помрачнела и отвернулась. Даскин не мог допустить и мысли о том, чтобы она опять разрыдалась.

— Нет-нет, что ты! Конечно, хочу. Но только недолго, ладно?

Лизбет повернулась, улыбнулась и застенчиво шагнула к Даскину. Он легко поднял её. Она весила не более девяноста фунтов. Даскин медленно, бережно закружил её, и Лизбет вдруг начала смеяться — невинно, совсем по-детски, и лицо у неё стало совсем детское. Наверняка эти стены никогда не слышали такого счастливого смеха. Оставалось только надеяться на то, что его не услышат и анархисты.

Лизбет подняла руки, потрогала волосы Даскина, прижала к прядям своих спутанных волос и опустила голову на его плечо, посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Я люблю тебя, Даскин.

От неожиданности Даскин остановился и поставил Лизбет на пол.

— Нам нужно идти. Анархисты ищут нас.

— Я сказала что-то не то?

— Нет-нет, вовсе нет. Просто нам… грозит опасность. Тебе она грозит, потому что ты со мной. Нам нужно торопиться.

Вид у Лизбет был озадаченный. Но вот её лицо снова превратилось в непроницаемую маску, лишённую каких-либо эмоций.

— А Сара на самом деле замужем за Картером?

— Да, они очень счастливы.

— И он хорошо с ней обращается?

— Очень хорошо.

— Не понимаю…

— Лизбет, Картер не имеет никакого отношения к твоему похищению. Ты должна верить мне. И я непременно должен найти его. Может быть, он умирает. Он может все ещё находиться там, где ты его видела в последний раз?

— Сомневаюсь, чтобы он оттуда выбрался. Бывало, заглянув через решётку в подвал, я видела, как он спит. А потом он вставал и уходил в темноту — наверное, искал выход, но оттуда один-единственный выход.

— Ты отведёшь меня туда?

— Отведу? — негромко спросила Лизбет у себя самой. Мысль эта се явно напугала, но все же она ответила: — Отведу. Это недалеко.

Они вышли из потайного хода в другом месте и попали в полутёмный коридор.

— Это коридор Джейбса, — пояснила Лизбет. — А за поворотом — переход Нэшера.

— Необычные названия. Ты стала лучше запоминать дорогу, дав названия коридорам и комнатам?

— Нет, но они стали мне больше нравиться. Вскоре они добрались до Зала Хозяина. Теперь Даскин ни за что бы самостоятельно не нашёл дорогу к саду — слишком часто они сворачивали по пути. Зал, где алые светильники отбрасывали зловещие тени, произвёл на Даскина угнетающее впечатление. Его внимание привлекла одна из скульптур — абстрактное изваяние учёного, скроенное из геометрических фигур. Только голова была выполнена реалистично. Даскин подошёл поближе — что-то знакомое было в этой статуе.

— Кто это? — еле слышно спросил он. Здесь можно было говорить только шёпотом из-за многократного эха.

— Это старик Эрншоу. Он когда-то сжалился над Хитклиффом, бедным сироткой, и взял его к себе в дом. С этого дня начались великие беды, но он был добрым человеком.

— А ведь лицом он напоминает графа Эгиса.

— Верно. Все персонажи «Грозового перевала» похожи на знакомых мне людей. Почему — не знаю.

— Я тоже. Невероятно, правда?

— Ты так думаешь? А я не придавала этому значения.

— Зачем бы анархистам изготавливать скульптуры твоих знакомых?

Даскин поспешно подошёл ещё к двум статуям, и в одной из них узнал подобие Сары, а в другой, внимательно приглядевшись, — себя, хотя сходство оказалось более отдалённым, чем у первых двух скульптур.

— Это Кэтрин, — объяснила Лизбет. — Они с Хитклиффом были влюблены друг в друга, но замуж она вышла за Эдгара Линтона, ради положения в обществе и богатства. А это Хэйртон, который любил Кэти, дочь Кэтрин, всем сердцем.

— Кто же высек все эти скульптуры?

— Не знаю. Они уже были здесь, когда я нашла этот зал. Даскин задумчиво кивнул. Статуи его не на шутку смутили.

— А вот этого я терпеть не могу, — сообщила Лизбет, когда они приблизились к следующей скульптуре — зловещему мужчине с жёсткой линией губ, скривившихся в злобном оскале, в шляпе, надвинутой до бровей. В нем с большим трудом можно было признать Картера. — Это Хитклифф, который стремился уничтожить всех обитателей Трашкросс Гранджа и Грозового перевала.

В глубине зала послышались шаги. Даскин в темноте никого не увидел, но Лизбет прошептала:

— Это анархист. Надо спрятаться.

Они скользнули за статуи, стоявшие по всему залу. Притаившись за пьедесталами, сквозь скопления скрюченных рук и ног можно было спокойно наблюдать за всем, что происходило в зале. Поначалу Даскин ровным счётом никого не видел. Наверное, Лизбет лучше него видела в темноте. Но вот он различил силуэт первого из Превращённых — одного из тех мутантов, целое войско которых видел на Ониксовой Равнине. За первым появился ещё один, и ещё… Их было множество. Один за другим они входили в зал на расстоянии тридцати шагов друг от друга. Превращённые спускались с парадной лестницы, шагали по тёмным галереям. Их движения были дёргаными, механическими, их головы венчали конические шапки, а на лицах торчали конические носы. Серые, как у всех анархистов, плащи развевались и хлопали, словно крылья летучих мышей. Мимо статуй, за которыми прятались Лизбет и Даскин, прошла тысяча Превращённых, потом — ещё тысяча, да так близко, что были хорошо видны их остекленевшие глаза и слышно хриплое, с присвистом дыхание — так дышат перед смертью. Стук шагов Превращённых эхом разносился по залу. Вытягивая головы, словно жуткие птицы с острыми клювами, они вглядывались во мрак, и искали, искали…