— Уилл… — Она нашла в себе мужество посмотреть в его темные глаза. — Что нам нужно делать дальше?

— Во-первых, я предлагаю убраться из стойла, пока Клеопатра не облегчилась еще раз. — В его голосе прозвучал смех.

— Я не это имела в виду. И ты это знаешь.

— Ну, если так… — Уилл пролез под шеей Клеопатры и встал перед Люсиндой, обхватив ее за талию. — Если так, то ты знаешь, что будет дальше. Я лишил тебя девственности, и поэтому… Видишь ли, для мужчины и женщины нашего круга в таком случае простого «спасибо» недостаточно.

Уилл крепко прижал ее спиной к стене. Потом взял в ладони ее лицо и провел большим пальцем по нижней губе.

Люсинда тихо вздохнула:

— Значит, ты женишься на меня из чувства долга? — Она отчаянно пыталась прогнать страх, сжимающий ее грудь.

Он пробормотал что-то, чего она не расслышала, и, убрав палец, нежно поцеловал ее в губы.

Люсинда не смогла сдержаться — несмотря на вопрос, оставшийся без ответа. Она обвила его шею руками и притянула к себе, прижавшись грудью к его груди. Это было сладкой пыткой, и она задрожала; ее тело содрогалось в предвкушении наслаждения.

Уилл поднял голову и посмотрел на нее.

— Это было бы честью для меня, моя дорогая Люсинда. И чувство долга здесь ни при чем, — прошептал он. — Никогда не сомневайся в моих чувствах к тебе. Никогда.

Она вздохнула, когда он снова поцеловал ее, их взаимное желание росло с каждой секундой.

Чей-то пронзительный свист разрушил чары. Уилл крепче обнял Люсинду и тут же бросился на пол, увлекая ее за собой. Он подкатился к стене, так что Люсинда оказалась между ним и стеной.

Шум затих перед стойлом Клеопатры. И зашуршало сено.

— Привет, красотка. Как поживаешь, милочка?

Большая охапка сена упала в кормушку как раз над головой Уилла. И сухие листья, и стебли посыпались на них обоих, спрятавшихся за кобылой и жеребенком.

Стремясь поскорее добраться до сена, Клеопатра чуть не наступила на Уилла. Уилл не пошевелился, боясь, что его заметит человек, находящийся у стойла.

— Ну… и хорошо, — прошептал конюх. — Только не говори об этом другим лошадям. Я всегда приберегаю для тебя самый лакомый кусочек.

Услышав, как Клеопатра хрустит яблоком, Люсинда улыбнулась, несмотря на свое рискованное положение.

Тут снова послышался свист — совсем не музыкальный. Стало ясно, что конюх направился к большим воротам конюшни.

Герцог и Люсинда переждали, пока не услышали, как захлопнулись ворота.

Уилл поднялся на ноги и помог Люсинде встать. Потом отряхнул сено, прицепившееся к ее юбке.

— Честно говоря, мне еще не доводилось бывать в таком затруднительном положении, — сказал он с улыбкой.

— Мне тоже, — ответила Люсинда, и герцог рассмеялся — странно было слышать от нее такие слова.

Уилл быстро смахнул сено со своего костюма, затем вытащил травинки из волос.

— Идем? — сказал он.

Герцог взял Люсинду за руку и повел ее мимо Клеопатры и жеребенка. Бесшумно отворив дверь конюшни, он осмотрелся.

— Все чисто, — прошептал он и увлек Люсинду за собой.

Уже на гравийной дорожке он снова осмотрелся. Затем сказал:

— Я подожду, пока ты не войдешь в дом. И пойду за тобой.

Люсинда молча кивнула. Потом приподнялась на цыпочки и поцеловала Уилла. После чего быстро направилась к дому.

Люсинда ужасно устала, но этого и следовало ожидать. Несмотря на то, что глаза у нее закрывались, а мышцы болели от напряжения, она радостно улыбалась, глядя в окно кареты на весеннюю зелень, мелькающую мимо. Сегодня она встала очень рано, собираясь до отъезда провести как можно больше времени с жеребенком Уинни.

Маленький жеребенок уже успел завоевать ее сердце — его сходство с Уинни было просто поразительно. Он той же масти. И у него такие же добрые глаза, как у матери. Более того, он обладал ее добрым и любознательным нравом, то есть он именно такой, каким она и хотела его видеть.

— Думаешь о жеребенке? — спросила Шарлотта, сидевшая напротив нее.

Люсинда встретилась с ней взглядом.

— Да. Он такой крепкий малыш… — Она откинулась на спинку сиденья (темно-синие бархатные подушки были мягкими и уютными).

Шарлотта снова принялась за свое вязание, спицы то и дело позвякивали в ее ловких руках.

— Похоже, что из него выйдет скаковая лошадь. А ты как думаешь?

— Пока не могу сказать с уверенностью, — ответила Люсинда. — Но, безусловно, у него есть все необходимые качества. Нам нужно только подождать и посмотреть, есть ли у него страсть к скачкам.

Люсинда выглянула в окно кареты — там рядом рысил Царь Соломон. Уилл легко управлял мощным жеребцом, несмотря на свои раны. Он уверенно, как истинный спортсмен, держался в седле, что давалось долгими годами практики.

На нем не было шляпы. Пряди густых темных волос развевались на ветру, и это прекрасно подходило к его необузданной натуре и пробуждало у Люсинды греховные желания.

И тут ей вдруг померещилось, что они с Уиллом в постели, и он склоняется над ней, чтобы…

— А теперь улыбка у тебя совсем другая, — послышался голос тетушки.

Люсинда отвлеклась от своих мыслей и в смущении пробормотала:

— Прости, тетя, ты что-то спросила?

Шарлотта отложила свое вязание, воткнула длинные спицы в моток яркой шерсти и положила его в корзинку, стоящую на сиденье рядом с ней.

— Я ничего не спрашивала. Я просто сделала замечание по поводу улыбки, которая только что появилась на твоем милом личике.

— Ах… — Люсинда тихонько вздохнула. — Я просто так счастлива, жеребенок такой чудесный…

— Меня ты не обманешь, дорогая.

Люсинда нахмурилась.

— О чем ты, тетя Шарлотта?

— Вот! — Тетушка показала на окно. — О нем.

— О Царе Соломоне?

Шарлотта со стоном закатила глаза.

— Моя дорогая девочка, мне кажется, что после всех лет, которые мы прожили вместе, ты должна бы понимать: тебе не удастся ничего скрыть от меня.

Люсинда густо покраснела. И ей тотчас же показалось, что в карете стало ужасно жарко. А теплая кашемировая шаль, которая только что так приятно грела ее, показалась ей совершенно неуместной.

— Ты слишком… загадочная, тетя, — пробормотала Люсинда в растерянности.

Сбросив шаль с плеч, она тщательно сложила ее и положила на сиденье рядом с собой.

А тетя Шарлотта между тем продолжала:

— Признаю, что тетя Бесси иногда обманывала тебя, что было совсем нетрудно, — ведь голова у нее постоянно занята всякими переживаниями, и поэтому… — Тетушка вдруг умолкла и словно задумалась о чем-то. Потом вновь заговорила: — А вот Виктория… Полагаю, ей так нравится звук собственного голоса, что ее ничто бы не остановило. Я очень люблю своих сестер, так что нет смысла скрывать правду. А правда, моя дорогая Люсинда, состоит в том, что ты влюблена в герцога. Разве нет?

Капельки пота заблестели над верхней губой Люсинды. Но она сдержалась и не стала их вытирать. Посмотрев в глаза Шарлотты, она поняла: бесполезно скрывать свои чувства к Уиллу. И никогда еще она не видела тетушку в таком состоянии. Казалось, та пронзала ее своим взглядом насквозь — словно читала ее мысли.

Судорожно сглотнув, Люсинда пробормотала:

— Тетя Шарлотта, вы меня удивляете…

Тетушка улыбнулась:

— Чем же, дорогая?

— Ну… — Люсинда еще больше смутилась. — Я могла ждать такого разговора от тети Виктории — по характеру ей бы это подошло больше. Или даже от тети Бесси, чья любовь к трагедиям всем известна. Но ты?..

Люсинда помолчала, не желая обижать тетушку, хотя ей хотелось быть честной.

— Тетя, я всегда считала, что раз ты внешне такая спокойная и сдержанная, то и вообще характер у тебя такой же. Я была уверена: за твоим ровным отношением к людям могут крыться любые эмоции, — но только не жесткость. Теперь мне ясно: я ошибалась.

Шарлотта наклонилась к племяннице и потрепала ее по колену.

— Не ломай голову над этим, моя дорогая. Мнение света, будто я — застенчивый замкнутый цветочек, мне только на пользу. Ты себе и представить не можешь, что люди позволяют себе говорить при мне!..